Можайский уезд

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Можайский уезд
Герб уездного города Герб губернии
Губерния
Центр
Образован
Площадь
1 621,5 вёрст² (1,8 тыс.км²) (1897)
Население
53 967[1] (1897)

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Можа́йский уе́зд — административная единица в составе Московской губернии, существовавшая до 1929 года. Центр — город Можайск.





География

Уезд граничил с Калужской и Смоленской губерниями, а также с Волоколамским, Верейским и Рузским уездами Московской губернии и занимал около 1,8 тыс. кв. км. Площадь уезда составляла верхнюю окраину Москворецкого бассейна и начало возвышенности — водораздела Москвы-реки и Волги. Местность уезда, благодаря береговым высотам и холмам довольно волниста. Уезд орошался рекой Москвою и её притоками, а в южной части притоками Оки. Река Москва в пределах уезда была сплавная. Из её притоков значительны: Колоча, Стеблянка, Иночь, Искона, Ведомка, Песочня.

Население

История

Можайский уезд известен со средних веков. В 1723 году житель Гжатской пристани Назар Дружинин и калужский посадский человек Сергей Аксенов получили разрешение Мануфактур-коллегии «завести в Карачевском уезде да в Можайском уезде в дворцовой Покровской волости на пустошах Ширяевой и Кудиновой стекольные заводы». В 1724 году разрешается принять в компанейщики Василия Васильевича Мальцова («большого»). В 1730 году, после смерти своих компаньонов, Василий Мальцов становится главным содержателем и единственным владельцем хрустальной фабрики в Можайском уезде. В 1740-е годы Можайский завод Мальцова становится одним из самых известных в России. В 1747 году Сенат принял указ о запрещении эксплуатации стекольных и металлургических заводов около Москвы с тем, чтобы уберечь лес от истребления. Мальцов вынужден был переместить Можайскую фабрику на новое место. Завод было решено расположить на речке Гусь посреди лесистой Мещёры недалеко от древнего Владимира[4].

Юридически был оформлен во время административной реформы Екатерины II в 1781 году. В начале 1920-х к уезду отошла часть упразднённых Верейского и Рузского уездов, из-за чего его площадь выросла до 4,0 тыс. км. кв. В 1929 году уезд был упразднён, а на его территории был образован Можайский и другие районы.

Административное деление

В 1917 году в уезд входили волости: Борисовская, Бородинская, Глазовская, Елмановская, Канаевская, Карачаровская, Кукаринская, Осташёвская, Порецкая.

В 1918 году Канаевская и Осташёвская волости были переданы в Волоколамский уезд.

27 февраля 1922 года к Можайскому уезды были присоединены Верейский (Богородская, Вышегородская, Смолинская, Шелковская волости) и Рузский (Ащеринская, Горбовская, Клементьевская, Моревская, Орешковская, Хотебцовская волости) уезды. При этом Богородская волость была переименована в Верейскую, а Горбовская — в Рузскую[5].

Интересные факты

Ольга Александровна Федченко в 1861—1862 годах составила гербарий Можайского уезда.

Напишите отзыв о статье "Можайский уезд"

Примечания

  1. 1 2 [demoscope.ru/weekly/ssp/rus_lan_97_uezd.php?reg=858 Демоскоп Weekly. Первая всеобщая перепись населения Российской Империи 1897 г. Распределение населения по родному языку и уездам 50 губерний Европейской России]. [www.webcitation.org/66M1pCNpO Архивировано из первоисточника 22 марта 2012].
  2. Можайск // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  3. [demoscope.ru/weekly/ssp/rus_26.php?reg=140 Демоскоп Weekly. Всесоюзная перепись населения 1926 г. РСФСР и её регионы. Населенные места. Наличное городское и сельское население.]. [www.webcitation.org/66M1r6F2p Архивировано из первоисточника 22 марта 2012].
  4. [www.glassbranch.com/glasshistory/progress11.html Очерки по производству стеклянной тары]
  5. Справочник по административно-территориальному делению Московской губернии (1917-1929 гг.) / Кобяков А. А.. — М., 1980. — С. 554. — 500 экз.

Карты

Ссылки

Отрывок, характеризующий Можайский уезд


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.