Мозер, Коломан
| Коломан Мозер | |
 Фотография 1905 года | |
| Имя при рождении: |
Koloman Moser |
|---|---|
| Гражданство: | |
| Стиль: | |
Коломан Мозер (нем. Koloman Moser, известен также как Коло Мозер, 30 марта 1868 — 18 октября 1918, Вена) — австрийский художник и график, один из основателей Венского сецессиона. Известен также как дизайнер различных предметов: графических работ, включая почтовые марки, витражей, керамики, стекла, мебели.
Содержание
Биография
Отец художника, Йозеф Мозер, был директором гимназии. После окончания школы Коломан Мозер, не сообщив об этом родителям, в 1885 году выдержал вступительный экзамен в Академию изобразительных искусств в Вене. Обучался там в классах Франца Румплера (1886—1889), Кристиана Грипенкерля (1889—1890) и Матиаса фон Тренквальда (1890—1893). После смерти отца в 1888 году Мозер вынужден был финансировать своё образование самостоятельно, для чего выполнил множество иллюстраций в журналы. В 1892—1893 годах по рекомендации Тренквальда Мозер был учителем рисования детей эрцгерцога Карла Людвига в замке Вартхольц в Райхенау-ан-дер-Ракс.
С 1892-го по 1897 год Мозер был членом художественного объединения Зибенер-Клуб (нем. Siebener-Club), предшественника Венского сецессиона. В 1893—1895 годах он учился у Франца фон Мача, а в 1897 году стал одних из основателей Венского сецессиона. Для журнала Сецессиона Ver Sacrum он создал примерно 140 иллюстраций. Осенью 1897 года Коломан Мозер совершил путешествие через Мюнхен, Нюрнберг и Бамберг в Лейпциг, Дрезден и Прагу.
В 1890-е годы Мозер много занимался прикладным искусством, на него оказало большое влияние творчество шотландских модернистов Чарльза Ренни Макинтоша и Маргарет Макдональд Макинтош, а также английское Движение искусств и ремёсел. В 1899 году он совершил ещё одно путешествие в Прагу, Дрезден и Берлин; в 1900 году — на Всемирную выставку в Париж через Мюнхен и Страсбург, в 1901 году — снова в Богемию и Мюнхен. В 1902 году переехал в новое ателье по адресу Штайнфельдгассе, 19, обставив его мебелью, созданной по его собственным проектам. В том же году он совершил путешествие в Италию. В 1902 году он создал вместе с художником Йозефом Хоффманом и предпринимателем Фрицем Верндорфером[de] предприятие «Венские мастерские» (нем. Wiener Werkstätte) для производства промышленного дизайна по примеру Движения искусств и ремёсел. Летом 1903 года Мозер через Мюнхен поехал в Берн, где встретился со швейцарскими художниками Фердинандом Ходлером, оказавшим большое влияние на его творчество, и Куно Амье; затем в Базель, Париж, Брюгге, Схевенинген, Антверпен, Любек и Гамбург. В 1904 году он снова посетил Италию, а в сентябре того же года — Берлин, где участвовал в первой выставке Wiener Werkstätte.
В 1905 году Коломан Мозер вместе с Густавом Климтом и художниками из окружения последнего вышел из Венского сецессиона, а 1 июля женился на дочери промышленника Дите Маутнер, после чего переехал в квартиру на Ландштрассер Хауптштрассе 138. Там он жил до своей смерти. На этом доме сейчас висит мемориальная доска. В 1906 году в семье родился старший сын Карл. В 1907 году Коломан Мозер вышел из Wiener Werkstätte из-за разногласий с Верндорфером, и стал уделять больше времени живописи. В 1909 году родился его второй сын Дитрих.
После 1907 года Мозер регулярно принимал участие в выставках. Так, в 1908 году он участвовал в выставке в Вене, организованной группой Климта, в 1909 — в международных выставках в Вене и Дюссельдорфе. В 1911 году прошла его персональная выставка в галерее Митке в Вене, в 1912 году он участвовал в крупной выставке в Дрездене. Затем он выставлялся на Первой международной выставке Сецессиона в Риме, затем в Дюссельдорфе и Манхайме, в 1916 году — на Венской выставке в Берлине.
Коломан Мозер умер в 1918 году от рака горла и похоронен на Хитцингском кладбище в Вене. В 1969 году в его честь был назван переулок в Вене (Kolo-Moser-Gasse), а в 1989 году были выпущены монеты номиналом в 500 шиллингов с его портретом. Изображен на австрийской почтовой марке 1968 года.
Творчество
Коломан Мозер — один из наиболее значительных представителей австрийского, и, в частности, венского искусства начала XX века, один из наиболее значимых представителей югендстиля. На раннем этапе его стиль испытал влияние импрессионизма, позднее творчество Мозера находилось под сильным влиянием Фердинанда Ходлера, с которым Мозер лично встречался дважды. Кроме живописи, Мозер получил большую известность как художественный дизайнер и представитель декоративно-прикладного искусства.
Самое большое художественное собрание Коломана Мозера находится в Музее Леопольда в Вене.
Напишите отзыв о статье "Мозер, Коломан"
Примечания
Ссылки
- [wiener-werkstaette.com Wiener Werkstätte (de/en)]
- Moser Koloman. Turn-of-the-Century Viennese Patterns and Designs. — New York: Dover Publications, 1998. — ISBN 9780486402697.
- Fenz Werner. Koloman Moser. — Salzburg: Residenz Verlag, 1984. — ISBN 3701703698.
- Rennhofer Maria. Koloman Moser: Master of Viennese Modernism. — London: Thames & Hudson, 2002. — ISBN 9780500093061.
- Leopold Rudolph. Koloman Moser: 1868-1918. — Munich: Prestel Publishing, 2007. — ISBN 9783791338798.
- Salm-Salm Marie-Amelie. Klimt, Schiele, Moser, Kokoschka. — Paris: Editions de la Réunion des musées nationaux, 2005. — ISBN 0853319340.
Отрывок, характеризующий Мозер, Коломан
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.
В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
