Мозолевский, Борис Николаевич

Мозолевский Борис Николаевич
Мозолевський Борис Миколайович
Дата рождения:	4 февраля 1936(1936-02-04)
Место рождения:	с. Николаевка, Николаевская область
Дата смерти:	13 сентября 1993(1993-09-13) (57 лет)
Место смерти:	Киев
Страна:	СССР, Украина
Научная сфера:	археология
Место работы:	Институт археологии АН УССР
Учёная степень:	кандидат исторических наук
Альма-матер:	Киевский государственный университет

Бори́с Никола́евич Мозоле́вский (4 февраля 1936, с. Николаевка, Николаевская область — 13 сентября 1993, Киев) — украинский археолог и литератор, кандидат исторических наук, руководитель сектора скифо-сарматской археологии Института археологии АН УССР, широко известный как исследователь скифских погребальных памятников и автор находки золотой пекторали из кургана Толстая могила.

Биография

Учился в военном училище лётчиков в Ейске (не окончил). С 1956 по 1965 годы работал кочегаром в тресте «Укрторгстрой». Окончил заочно исторический факультет Киевского государственного университета им. Т. Г. Шевченко. По окончании университета работал редактором в издательстве «Наукова думка» и, внештатно, в Институте археологии Украинской ССР. Научным руководителем Мозолевского был А. И. Тереножкин.

Руководил экспедицией, обнаружившей в 1971 году в Днепропетровской области знаменитое сейчас скифское царское погребение под курганом Толстая Могила (укр. Товста Могила). Пектораль (золотое нагрудное украшение) из этого кургана в настоящее время хранится в Музее исторических драгоценностей в Киеве.

Находился под наблюдением КГБ по подозрению в национализме.

Поэтические сборники «Початок березня» (1963), «Шипшина» (1967), «Заграва» (1971), «Червоне вiтрило» (1976), «Веретено» (1980) и другие.

Список основных научных работ Б. Н. Мозолевского

• Мозолевський Б. М. Товста Могила — видатна пам’ятка Скіфії // Археологія. — 1972. — № 5. — С. 72—82.  (укр.)
• Мозолевський Б. М. Синтез скіфо-античної думки. До інтерпретації пекторалі з Товстої Могили //Всесвіт. — 1978. — № 2.  (укр.)
• Мозолевський Б. М. Товста Могила. — К.: Наукова думка, 1979. — 251 с.  (укр.)
• Мозолевский Б. Н. Скифские курганы в окрестностях г. Орджоникидзе на Днепропетровщине //Скифия и Кавказ. — Киев: Наукова думка, 1980.
• Мозолевський Б. М. Скіфський степ. — К.: Наукова думка, 1983.  (укр.)
• Мозолевський Б. М. Кургани вищої скіфської знаті і проблема політичного устрою Скіфії //Археологія. — 1990. — № 1.  (укр.)
• Бидзиля В. И., Болтрик Ю. В., Мозолевский Б. Н., Савовский И. П. Курганный могильник в урочище Носаки //Курганные могильники Рясные Могилы и Носаки. — Киев: Наукова думка, 1977.
• Тереножкин А. И., Мозолевский Б. Н. Мелитопольский курган. — Киев: Наукова думка, 1988.
• Мозолевський Б.М., Пустовалов С.Ж. Курган "Довга Могила" з групи Чортомлика // Культурологічні студії. - К., 1999. - Вип.2.
• Мозолевский Б.Н., Полин С.В. Курганы скифского Герроса IV в. до н.э. (Бабина, Водяна и Соболева Могилы). - Киев, Стилос, 2005. - 599 с.
• Мозолевський Б. М. Скіфський степ. — К: Tempora, 2005. - 190 c.  (укр.)

Ссылки

• [www.bizslovo.org/content/index.php/ru/personalii/140.html Мозолевский Борис Николаевич (1936—1993 гг.)] (укр.)
• Сергей Полин [www.mirror-weekly.com/3000/3760/52601/ Борис Мозолевский: дарить прошлое] // Зеркало недели. — 2006. — Вып. 6.
• [www.facts.kiev.ua/2006/06/21/10.htm Вспоминает доктор исторических наук, профессор Евгений Черненко / «ФАКТЫ»]
• [prosvilib.at.ua/index/0-200#mozolev Оленковський М. Борис Мозолевский — украинец, которого надо помнить]  (укр.)

Отрывок, характеризующий Мозолевский, Борис Николаевич

В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.