Мои друзья (песня)

Мои друзья
Исполнитель	Кино
Альбом	45
Дата записи	1981
Жанр	рок, постпанк
Язык песни	русский
Длительность	4:26
Автор	Виктор Цой
Трек-лист альбома «45»

«Мои друзья» («Мои друзья идут по жизни маршем») — песня, написанная Виктором Цоем в 1981 году и вошедшая в дебютный студийный альбом рок-группы «Кино» «45». Песня, тепло принятая представителями рок-н-рольного сообщества начала 1980-х годов, во многом определила творческую судьбу её автора.

История и содержание песни

По словам участника первого состава группы «Кино» Алексея Рыбина, немногословный Цой проявлял себя в творчестве как фотограф, фиксировавший определённые моменты жизни. Именно так он подметил и отобразил настроения, царившие среди его друзей в начале 1980-х годов: «Вся наша жизнь того периода была в этой песне, здесь была и прекрасная музыка, и наше беспредельное веселье, а за ним — грусть и безысходность». Песня родилась почти мгновенно — на её написание Виктор потратил около двадцати минут.

Как рассказывал лидер группы «Автоматические удовлетворители» Андрей Панов, «Мои друзья» — одна из самых ранних, вторая или третья по счёту песня, написанная девятнадцатилетним Цоем. В ней присутствуют явные отсылки к конкретным ленинградским адресам: к примеру, дом, который «был пуст, теперь народу в нём полно», — это квартира Андрея Панова, в которой Виктор в ту пору проводил много времени; под упоминаемым в тексте пивным ларьком подразумевалось небольшое заведение на проспекте Космонавтов. «Помню, он говорил: мне, мол, нравится, что мы у тебя встаём и… идём к пивному ларьку. Не знаю, в чём здесь романтика, но очень многие так говорят», — вспоминал Панов.

Мы в 81-м чувствовали эту безысходность, может быть, не верили в неё, но чувствовали. Потому и были «АУ» и остальные панки и битники такими, какими они были. И Цой спел об этом — это была первая песня про нас, первый серьёзный взгляд на нашу жизнь. Это было грустно ровно настолько, насколько это было грустно в жизни.

Первые исполнения. Отзывы

Пришёл домой и, как всегда, опять один.
Мой дом пустой, но зазвонит вдруг телефон,
И будут в дверь стучать и с улицы кричать,
Что хватит спать, и чей-то голос скажет: «Дай пожрать!»

Мои друзья всегда идут по жизни маршем,
И остановки только у пивных ларьков.

Отрывок из песни

Песня стала своеобразной «визитной карточкой» начинающего музыканта и одновременно — его «путёвкой» в рок-н-рольную жизнь. Первое публичное исполнение «Моих друзей» состоялось 22 марта 1981 года в ленинградском ресторане «Бриг», где отмечался день рождения музыканта Андрея Тропилло. По свидетельству бас-гитариста группы «Автоматические удовлетворители» Евгения Титова, «Мои друзья» настолько впечатлили пропагандиста рок-музыки Артемия Троицкого, что тот отреагировал на появление никому не известного Виктора Цоя видоизменённой цитатой из Бориса Гребенщикова: «Вот та молодая шпана, что сотрёт вас с лица земли». Сам Троицкий, вспоминая о дебютном выступлении Цоя, писал, что тот вышел к зрителям, когда музыканты из оркестра покинули сцену; возник контраст между их «твистами» и исполненной Виктором «трогательно-правдивой песней про бесцельную жизнь городских подростков».

Через некоторое время Цой исполнил эту песню в квартире представителя музыкального андеграунда Павла Крусанова. Его жена Наталья Крусанова рассказывала, что при первых аккордах «Моих друзей» все, кто находился в комнате, включая лидера группы «Зоопарк» Майка Науменко, отложили свои дела: «Настолько это было свежо, красиво и неожиданно, просто, гармонично и великолепно. Даже повисла минута молчания…» Майк горячо поддержал молодого музыканта, и это признание, по утверждению Крусановой, по-настоящему окрылило Цоя.

«Мои друзья» во многом определили отношения Виктора Цоя и Бориса Гребенщикова. Их знакомство произошло в электричке после одного из сольных концертов БГ, проходившего в Петергофе. У Цоя, ехавшего в том же вагоне вместе с Рыбиным, была с собой гитара, и он спел для Гребенщикова две песни. Одна из них ничем не запомнилась, зато «Мои друзья», по признанию Бориса Борисовича, абсолютно «сбили его с нарезки»:

Это была уже песня, это было настоящее. Когда через молоденького парня, его голосом проступает столь грандиозная штука, — это всегда чудо. Такое со мной случалось очень редко, и эти радостные моменты в жизни я помню и ценю.

Запись альбома

В 1982 году группа «Кино» приступила к записи своего первого альбома «45». Эта работа стала продюсерским дебютом Бориса Гребенщикова, который предложил свести воедино основной музыкальный материал, который уже был накоплен у Цоя и Рыбина. Запись проходила в студии Андрея Тропилло, в качестве сессионных музыкантов в ней участвовали Всеволод Гаккель (виолончель) и Дюша Романов (флейта). Как признавался впоследствии Гаккель, несмотря на некоторую спонтанность работы («Всё зависело только от того… насколько мобильно ты мог с лёта ухватить характер песни»), ему понравилась собственная игра в «Моих друзьях».

Оценивая альбом «45», литератор Александр Житинский писал, что в нём воспроизведён портрет очень молодого человека, ищущего своё место в жизни. Самой неубедительной строчкой в текстах представленных там композиций ему показалась фраза «Мои друзья идут по жизни маршем» — по словам Александра Николаевича, сложно было представить себе панков — главных героев песни — марширующими: «Это может быть только актом клоунады». В то же время не исключено, что Цой сознательно хотел вложить в эти строки некий ироничный подтекст, уточнил далее Житинский.

Отрывок, характеризующий Мои друзья (песня)

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.