Моймир II

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Моймир II<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Изображение предположительно XI века</td></tr>

Великоморавский князь
894 — 907
Предшественник: Святополк I
 
Смерть: 907(0907)
Род: Моймировичи

Моймир II — славянский князь, сын Святополка, последний правитель Моравской державы в 894907 годах. Погиб приблизительно в 906 году.

В 894 году, после смерти Святополка I, Моймир II унаследовал власть над Великой Моравией; его младший брат Святополк II получил как апанаж Нитранское княжество. В 895 году Святополк II, поддерживаемый Арнульфом Каринтийским из Восточно-Франкского королевства, восстал против своего брата. В 897 году он восстал вновь, образовав при этом союз с Арнульфом. В результате, когда Моймир II атаковал своего брата, то был разбит посланными ему на помощь восточнофранкскими войсками.

Будучи ослабленной внутренними конфликтами, Великая Моравия стала терять пограничные территории. В 894 году, после того, как угры наводнили Блатенское княжество, эта территория отошла Восточно-Франкскому королевству. На следующий год от Великой Моравии отделилась Богемия, ставшая вассалом Арнульфа; в 897 году сюзеренитет Арнульфа признала Лузация. Новая опасность возникла, когда угры пересекли Карпаты, чтобы навсегда поселиться на равнинах Паннонии (895—896). В 896 году они расселились на малонаселённых землях Великой Моравии вдоль верхнего и среднего течения Тисы, а в 900—901 годах, после нескольких рейдов, они перешли Дунай и поселились на другой его стороне.

Несмотря на все эти напасти, Моймир II сумел консолидировать силы. В 898 году он попросил папу прислать в Моравию новых священнослужителей, чтобы уменьшить влияние священнослужителей из Баварии (то есть из Восточно-Франкского королевства). Баварцы, недовольные этим требованием, послали в Великую Моравию войска, которые были разбиты. Более того, Моймир II сумел изловить бунтующего Святополка II, но тот был спасён баварскими войсками, с которыми ушёл в Баварию.

После смерти короля Арнульфа, Папа римский, наконец, решился послать своих легатов, чтобы в 899 году учредить на моравских землях одно архиепископство и три епископства, тем самым уменьшая влияние баварского духовенства. Всё, что нам известно об этом деянии — это то, что архиепископ вновь разрешил литургию на старославянском языке (а не на латыни), и что кафедра одного из них была в Нитре.

Как упоминалось выше, в 900 году угры пересекли Дунай, войдя на бывший земли Великой Моравии, ныне занятые восточными франками, и стали совершать набеги на баварские земли наряду с великоморавскими войсками. Восточно-Франкское королевство поспешило в 901 году заключить мир с Великой Моравией, и Моймир II помирился с братом, который вернулся на родину. Этот мирный договор также положил конец войне между Великой Моравией и франкским вассалом Богемией, шедшей с 895 года.

Тем временем угры стали представлять всё большую опасность как для Восточно-Франкского королевства, так и для Великой Моравии. В период с 902 по 906 годы Моймир II несколько раз отбивал их атаки (в 904 году ему даже помогал в этом контингент баварских войск). Моймир II и Святополк II предположительно погибли в 906 году, когда шли особо интенсивные бои с уграми.

В 907 году угры разбили баварцев в битве при Прессбурге. В источниках, связанных с этим важнейшим сражением, уже не упоминаются имена ни Моймира, ни его преемников. С 907 года Великая Моравия начала распадаться. Остатки основной территории Великой Моравии были поделены между Богемией и Венгерским королевством, а мелкие местные властители продолжали править в последующие десятилетия в горах современной Словакии.

Предшественник:
Святополк I
Великоморавский князь
894907
Преемник:
'

Напишите отзыв о статье "Моймир II"

Отрывок, характеризующий Моймир II

– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.