Молитва

Существует большое число определений моли́твы, которые не во всём совпадают друг с другом.

На их основе можно предложить следующее определение: моли́тва — «важная часть духовной жизни верующего человека», обращение «человека к Богу, богам, святым, ангелам, духам, персонифицированным природным силам, вообще Высшему Существу или его посредникам», важнейшее проявление общественной и частной религиозной жизни в словесной либо мысленной форме, подразделяется «на славословия, прошения и благодарения».

Особенности определения

Новая философская энциклопедия:
«В отличие от магических заклинаний, в теистических религиях, исповедующих личного Бога-Творца, любящего своё творение, молитва является способом установить контакт с Богом, вступить с ним в общение.»

А. И. Кырлежев

Новая философская энциклопедия:
«Как правило, молитва имеет словесное выражение (канонические молитвословия или свободная молитва «своими словами»), однако она не тождественна произнесению некоторой формулы или текста: молитва предполагает прежде всего интенцию, т. е. душевное и умственное движение, цель которого — достижение открытости Богу и готовности воспринять его ответное воздействие.»

А. И. Кырлежев

Иными словами, согласно предложенному определению, молитва предполагает наличие веры в существование, наряду с видимым, невидимого мира и представляет собой обращение (осуществляемое общественным или частным образом) к его представителям, словесное или мысленное, с благодарением или прославлением, покаянием, просьбой. Из этого определения понятно, что молитвы могут быть как общественными, так и частными. Данное обстоятельство предполагает проведение коллективных богослужений.

Наличие у молитвы словесной формы означает возможность записать её. К полученным записям (текстам молитв) также применяют наименование «молитва». Тексты молитв могут быть собраны в специальные книги, предназначенные как для коллективных богослужений (богослужебные книги), так и для частного использования (молитвословы, иначе называемые молитвенниками). Молитвы могут различаться по содержанию и быть хвалебными, благодарственными, просительными Кроме того, иногда отдельно выделяют такие виды молитв, как покаянные и ходатайственные.

Общественные и частные молитвы

Общественные и частные молитвы во многих религиозных практиках сосуществуют друг с другом. Например, в Православии регулярные молитвы, совершаемые частным образом, вне общественного богослужения (см. «Молитвенное правило»), признаются необходимыми наряду с коллективными молитвами, совершаемыми в ходе литургии, утрени, вечерни, полу́нощницы.

Внутренняя и наружная молитва

Ибо что такое молитва? Молитва — это ума и сердца к Богу возношение, на славословие и благодарение Богу, и испрашивание у Него потребных благ, душевных и телесных.

Святитель Феофан Затворник

Как уже было сказано, молитва может быть как словесной, так и мысленной. Если брать шире, она может быть как наружной, так и внутренней («умной», «сердечной», «умно-сердечной»). Взгляды на то, каким должно быть соотношение между наружной и внутренней молитвой, по всей видимости, существенно отличают друг от друга разные религиозные практики.

Трудно отделаться от ощущения, что в некоторых религиозных традициях приоритет отдается наружной (внешней) молитве или тому, что воспринимается в качестве таковой. В частности, использование в ламаизме (тибетском буддизме) молитвенных барабанов, иногда приводимых в движение даже не человеком, а ветром, или водой, или теплом свечи, заставляет либо считать такие «молитвы» исключительно наружными, либо вообще не считать их таковыми, как не соответствующими определению, поскольку вращение барабана с текстами молитв лишь со значительной натяжкой можно считать обращением к кому бы то ни было, тем более если это действие производится силой воды или ветра, то есть происходит без непосредственного участия человека.

В Православии, напротив, принято ценить, в первую очередь, внутреннюю молитву. Например, святитель Феофан Затворник пишет: «У кого нет умной внутренней молитвы, у того и никакой нет, ибо только умная молитва и есть настоящая молитва, Богу угодная и приятная. Она должна составлять душу домашнего и церковного молитвословия, так что коль скоро её нет при этом, то молитвословия имеют только вид молитвы, а не есть молитва». Иначе говоря, отсутствие внутренней молитвы обесценивает молитву наружную, сколь бы обильной последняя ни была.

Сопровождение молитвы возжиганием свечей и благовоний, омовениями, переодеваниями, координацией по сторонам света, времени суток и др. превращает её в сложный семиотический текст, объединяющий личную и коллективную психологии, традиции и воззрения.

В авраамических религиях молитва зачастую сопровождается коленопреклонениями, поклонами, крестными знамениями (в традиционном христианстве), раскачиванием (в иудаизме), «говорением на языках», смехом, танцами, падениями (у харизматов) и т. п.

Общественные православные богослужения обычно сопровождаются каждением. Однако в Православии любые внешние действия ценятся не сами по себе, а лишь как средства к достижению правильного внутреннего молитвенного настроения.

Хвалебные, благодарственные, просительные и другие молитвы

Так, в Ветхом Завете 103-й псалом является образцом восхваления Бога как премудрого Творца и всемогущего Промыслителя.

К.Е. Скурат

Православная Энциклопедия:
Предметом восхвалений являются действия Бога в творении (Пс 103; 138; 147) и истории (Пс 134; 135), восхваления вызваны ожиданием и предвкушением Царства Божия (Пс 46; 92; 95; 98), присутствием Господа в храме и граде Божием (Пс 45; 47; 75; 83; 86).

В Новом Завете образцами просительной молитвы являются Первосвященническая (Ин. 17) и Гефсиманская (Мф. 26, 39; Мк. 14, 35-36, 39; Лк. 22, 41-44) молитвы Господа нашего Иисуса Христа; молитва первенствующей христианской Церкви (Деян. 6, 24-30) и молитвы святого апостола Павла (Еф. 3, 14-19; 1 Фес. 3, 11-13).

К. Е. Скурат

Как уже было сказано, молитвы могут различаться по содержанию: быть хвалебными, благодарственными, покаянными, просительными и ходатайственными. Согласно православному вероучению, на первое месте ставится молитва хвалебная, известная с древнейших времен: «важнейшим жанром псалмов является восхваление Бога».

Православное богослужение содержит много образцов хвалебных молитв, обращенных ко Господу. Немалое число хвалебных молитв посвящено и Божией Матери, например «О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь», «Достойно есть». К числу хвалебных молитв следует отнести и акафисты.

Один из самых известных образцов покаянных молитв — 50-й псалом. К числу покаянных молитв относятся молитва мытаря, молитвы, входящие в чин исповеди, Великий покаянный канон Андрея Критского. Иисусова молитва также относится к покаянным молитвам. Покаянные молитвы не всегда выделяют в отдельный разряд (их можно рассматривать как разновидность просительных).

Молитвы просительные, как говорит само название, выражают нужды молящегося, как телесные (материальные), так и духовные. К числу просительных молитв принадлежат ектении.

Ходатайственные молитвы выражают прошения, подаваемые за других людей (их также можно рассматривать как разновидность просительных).

Наконец, благодарственная молитва выражает признательность молящегося Богу за получаемые от него блага. Образец благодарственной молитвы из Ветхого Завета — 17-й псалом. К числу благодарственных православных молитв нужно отнести молитвы из состава благодарственного молебна, молитвы по причащении Святых Тайн.

Молитва в сравнении с иными практиками

Наряду с вопросом о том, чем является молитва, важно рассмотреть и другой — чем молитва не является.

Кроме индуизма и буддизма медитация присутствует и в исламе (суфийские практики). Исламские мистики (суфии) используют своеобразную психическую технику для самосовершенствования. В эту технику входят танцы, физические движения (например, систематические качания головой), длительные коллективные произношения молитв под музыку (радения) и прочие психофизиологические состояния, ведущие лишь к изменению человеческого сознания, но не к живому соединению с Богом.

С. В. Посадский

Молитва и медитация

Определение молитвы как обращения, связывающего верующего с невидимым миром, предполагает определенную дистанцию между ними. С этой точки зрения, медитативные практики не являются молитвами; однако некоторые молитвенные традиции и техники (в их числе называют визионерство, «мистицизм сердца» и пр.) занимают как бы промежуточное положение, что отмечают, в том числе, и православные авторы. Например, архимандрит Рафаил (Карелин) пишет:

В западной церкви и, прежде всего, в самом большом по численности и влиянию монашеском ордене иезуитов, разработан целый комплекс упражнений: полумедитаций-полумолитв, где монах, запираясь в своей келии, визуально представляет ад и рай в картинах, напоминающих «Божественную комедию» Данте.

Если мы сопоставим описание того демонического феномена, который называется «прелестью» в творениях Святых Отцов, молитвенную практику монашеских орденов в католичестве, приёмы йогов и упражнения многих современных психотерапевтов по аутотренингу, то увидим здесь поразительное сходство…

архимандрит Рафаил (Карелин)

В силу этой или иной причины некоторые рассматривают медитацию как форму молитвы (и даже как наивысшую форму), а другие, хотя и признают отличие христианской молитвы от медитации, утверждают, что «трудно провести четкую границу между этими формами религиозной практики». Такой взгляд, однако, решительно отвергают многие православные авторы, в том числе и применительно к Иисусовой молитве.

Можно также отметить, что, отвечая на вопрос о занятиях йогой и медитацией, Святейший Патриарх Кирилл отметил: «Йога сопровождается медитацией, и вот к этому я отношусь с большой настороженностью», – и предостерег молодёжь от экспериментов с медитациями.

Точка зрения западного христианства

Иной взгляд на связь между молитвой и медитативными упражнениями выработался в западном христианстве. В середине XX века некоторые представители западного монашества, занимавшиеся межрелигиозным диалогом, обратили внимание на то, что в наследии раннехристианских пустынников содержатся определенные рекомендации по молитвенному деланию, которые они посчитали схожими с восточными методами медитации. Одним из тех, кто попытался соединить способ христианской медитации, основанный на рецитации священного слова, с дисциплиной повседневной молитвы, был английский бенедиктинец о. Джон Мейн OSB. Подобный подход к созерцательной молитве, опирающийся на учение о «чистой молитве» (лат. oratio pura) св. Иоанна Кассиана, предлагали также и многие другие современные западные католические монахи, чаще всего имевшие опыт диалога с буддистскими и индуистскими монашескими общинами — среди них Томас Мертон OCSO, Вильям Джонстон SJ, Хуго Макиби Эномия-Лассаль SJ, Беда Гриффитс OSB, Томас Китинг OCSO, Эрнст Ларкин O.Carm.

Критический анализ попыток «скрестить» молитву и медитацию (написанный с точки зрения православного вероучения) даёт в своих работах иеромонах Серафим (Роуз), не понаслышке знакомый с «восточными» практиками.

Молитва и мантра

Имеются ли различия между практикой чтения мантр и молитвой? Если они существуют, каковы они?

Архимандрит Рафаил (Карелин) так отвечает на вопрос о смешении между собой этих понятий:

Вам говорят, что мантры – это молитвы, обращенные к богам. Но в индуизме вообще нет богов, как личностей, а так называемые боги – модальности и атрибуты единого абсолютного духа-брахмана, который единосущен и тождествен с первосущностью человека, называемой атманом. Поэтому йог, отрицающий множественность, как иллюзию, и признающий реально существующим только единого брахмана, в мантрах медитирует сам с собой.

Православный богослов А. И. Осипов, отвечая на подобный вопрос, говорит:

Обращаясь к мантрам, мы входим в сферу иного учения, решительно, если хотите, отличного от христианского, точнее, от православного. Мантры, будучи чем-то внешне похожими на молитву, точнее на молитвенные заклинания, имеют совершенно другой характер. Они сопряжены с верой в действенность самих произносимых слов, часто, безотносительно к пониманию их смысла. <…> Мантры, если хотите, являются одним из элементов магии и употребляются при языческих тайнодействиях.

Молитва в христианстве

Необходимость молитвы

В Новом Завете мы встречаем прямые указания на необходимость молитвы. Наставляя своих учеников, Иисус Христос сказал им: «Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна.» (Мф.26, 41).

Как своим примером, так и в своих поучениях Иисус Христос постоянно указывал на спасительное значение молитвы: «Смотрите, бодрствуйте, молитесь, ибо не знаете, когда наступит это время» (Мк. 13, 33), «итак, бодрствуйте на всякое время и молитесь» (Лк. 21, 36).

Апостол Павел в своем послании (1 Фес. 5, 17) жителям Фессалоник (Солуни) также призывает их: «Непрестанно молитесь.»

Исследователи отмечают определённые различия в православном и католическом опытах молитвы. Православные считают подозрительными католические мистические практики, связанные с усиленным представлением страданий Христа. Православные духовные писатели считают многие проявления католической святости душевными (психическими), а не духовными.

Образцы и примеры молитв в Новом Завете

Иисус Христос, придя в мир, предостерегал своих учеников от фарисейского лицемерия в молитве (т. е. от показной молитвы ради прославления между людьми) и языческого многословия (Мф. 6:5-8). Вместе с тем, он преподал «совершеннейшую из всех молитв христианских»—Отче наш. Другой образец молитвы, встречающийся в Евангелии — это молитва мытаря (Лк. 18:13) из притчи о мытаре и фарисее. Сам Христос показал пример горячей молитвы во время моления о чаше (Мф. 26, 39; Мк. 14, 35-36, 39; Лк. 22, 41-44) в Гефсиманском саду и на кресте за своих убийц:

Отче! прости им, ибо не знают, что делают. (Лк. 23:34)

Молитесь за обижающих вас и гонящих вас. (Мф. 5:44)

Апостол Павел настоятельно взывает к епископу Тимофею Эфесскому:

Итак прежде всего прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков, за царей и за всех начальствующих, дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте, ибо это хорошо и угодно Спасителю нашему Богу, Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины. (1Тим. 2:1—4)

Порядок совершения молитв

На основании учения Христа и апостолов древняя церковь постепенно выработала единообразные правила (нормы), определяющие порядок совершения молитв как в общественном богослужении, так и в домашнем молитвословии. От иудеев перешёл обычай молиться стоя (Мк. 11, 25). Также от иудеев заимствовано было и коленопреклонение и распростертие ничком (только во время уединённой келейной молитвы).

В древней церкви существовал обычай воздеяния рук во время богослужения, в подражание Моисею, молившемуся при сражении между иудеями и амаликитянами с воздетыми к небу руками; ныне это действие совершает только священник во время литургии. В общинах христиан, обратившихся из язычества, весьма рано утвердился греческий обычай молиться с непокрытой головою; но для женщин установлено было противоположное правило (1Кор. 11:4).

Сообразно заповеди Христа о непрестанной молитве христиане молились во все времена суток, а так как римляне и за ними иудеи делили день и ночь на 12 равных частей и дневные часы делили на 4 части: 1-й (соответствует 7 часам утра), 3-й, 6-й и 9-й час, и ночные также на 4 части, то в христианской церкви, сверх литургии, издревле установлены 8 ежедневных служб: вечерня, повечерие, полунощница, утреня, 1, 3, 6 и 9 часы с междочасиями. В древние времена службы эти совершались отдельно одна от другой, так что верующие, особенно в монастырях, собирались на молитву по 8 раз в день.

Молитва в исламе

Обычно русским словом «молитва» переводят два исламских богослужения, обозначающихся разными арабскими словами:

1. Дуа, то есть молитва-просьба, обращенная к Аллаху.
2. Салят (на персидском и тюркских языках — намаз), то есть ритуальная молитва, состоящая из определенных действий.

У мусульман молитва считается делом особенно благочестивым и является одним из столпов ислама:

Ислам основывается на пяти столпах: свидетельстве о том, что нет бога кроме Аллаха, и что Мухаммед — его посланник, совершении молитвы, выплате закята, совершении хаджа и соблюдении поста в месяц Рамадан.

Пророк Мухаммед сказал:

Совершайте молитву так, как вы видите, как я её совершаю.

Отсюда (по мнению мусульман) следует, что пророк Мухаммед установил все обряды, касающиеся молитвы. Мусульмане должны совершать молитву в любом чистом месте, где его застанет время молитвы, но молитва, совершенная в мечети, имеет наибольшую ценность, за это молящийся получает больше награды от Бога. Каждый мусульманин отвечает сам за свою молитву. Во время молитвы мусульмане обращаются в сторону Каабы (кибла).

Мусульманская молитва должна совершаться пять раз в день:

1. на рассвете (до восхода солнца),
2. в полдень (на 15 мин позже полудня, чтоб не уподобляться солнцепоклонникам),
3. во второй половине дня,
4. после заката солнца,
5. ночью (через 1,5-2 часа после заката).

В пятничный день каждому мусульманину, достигшему совершеннолетия, необходимо слушать проповедь в мечетях.

Молитва в иудаизме

В Ветхом Завете встречаются частые указания на факт совершения молитв (напр. Исаак молился о Ревекке), но точные формулы молитв установлены в нём лишь на случай представления десятины (Втор. 26:13-15).

Лишь в эпоху после вавилонского изгнания молитвы подверглись тщательной регламентации; ещё до н. э. установлены были часы для совершения молитв: третий, шестой и девятый часы дня.

Современные евреи молятся в эти же приблизительно часы, с покрытою головою. Утром на левую руку и на голову налагается тфилин, предпочтительно в собрании 10 совершеннолетних (после 13 лет), которое называется миньян. Мужчинами молитвы обыкновенно читаются на иврите и арамейском языке.

Современные евреи могут молиться, раскачиваясь — это символизирует подобие души человека однажды зажжённой свече, а также выражает устремлённость к Всевышнему: «все во мне — взывает к Тебе». Между тем, раскачиваться при молитве еврею не обязательно, т.к. это не регламентировано никакими правилами.

Молитва в буддизме

Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона:
Механическое отношение к молитве достигает крайних пределов у буддистов Ваджраяны, у которых существуют молитвенные машины, или мельницы, впервые появившиеся в Индии около 400 года по Рождестве Христовом.

В прошлом понятие «молитва» нередко использовалось для обозначения практик буддизма. В частности, так эти практики именуются в «Энциклопедическом словаре Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона». Однако выше уже было указано на механическое отношение к молитве в ламаизме (который иначе именуют «тибетским буддизмом», несмотря на то, что он распространен не только в Тибете, но и в Монголии, Бурятии, Туве, Калмыкии). Как уже говорилось, далеко не все согласятся признать наличие обращения в чисто механическом процессе вращения так называемого «молитвенного барабана» («молитвенной машины», «молитвенной мельницы»).

Энциклопедия религий мира:
Средством достижения состояния будды в ваджраяне считается йогическая практика (психотренинг) в сочетании с эзотерической и магической практикой, медитация, чтение мантр, почитание духовного наставника.

В настоящее время, описывая практику ваджраяны (к которой относится и «тибетский буддизм»), говорят не о молитве, а о медитации и чтении мантр (см. цитату из «Энциклопедии религий мира» во врезке).

В учении тхеравады (которую считают той формой буддизма, которая ближе всего к первоначальному учению основателя этой религии) открыто говорится о том, что молитвы не способны поменять внешний мир: «Природа беспристрастна, на неё нельзя повлиять молитвами. Она не идёт на уступки по чьей-либо просьбе.» У молитвы попросту нет адресата: «В Буддизме считается, что никакое высшее существо не руководит делами и судьбой человека.»

Наименование молитвы в тхеравадских текстах продолжает употребляться. Однако то, что именуется молитвой, не способно воздействовать ни на природу (ввиду её бесстрастности), ни на высшее существо (поскольку предполагается отсутствие такового). Упомянутая «как бы молитва» составляет всего лишь часть процесса медитации и может воздействовать лишь на собственный ум того человека, который её произносит: «Человеческий ум сам отвечает на молитвы».

Из сказанного видно, что в практике тхеравады нет места молитве в собственном смысле этого слова (см. определение молитвы в начале статьи), а само учение в отдельных отношениях удивительно напоминает атеизм.

Молитва в индуизме

Индусы считают свои молитвы по шарикам или кораллам, в чём усматривают прототип чёток, употребляемых мусульманами и христианами.

Индуисты также используют ранголи (рисунок-молитву). Рисунок, в виде орнамента, рисуется на земле цветным минеральным порошком.

Молитва в древних языческих культах

У древних греков и римлян молитвы играли весьма важную роль при всех выдающихся событиях частной и общественной жизни; пренебрежение к ним грозило гневом богов. На отдельные случаи (рождение, бракосочетание, испрошение урожая и т. п.) установлены были особые формулы молитвы, которые при общественных богослужениях произносились жрецами или магистратами. Молитвам приписывалась чудодейственная сила; обмолвки и запинки считались дурным предзнаменованием. Значение имели и внешние обряды, сопровождавшие молитву; к ней приступали, умыв предварительно руки. Во время молитвы древние люди воздевали руки к небу. Греки молились с непокрытою головою, римляне (и иудеи) — с покрытою.

О молитве в художественных произведениях

Молитва в прозе

Виктор Гюго в своем романе «Труженики моря» так написал о молитве: «Молитва—могучая сила души, сила непостижимая. Молитва обращается к великодушию мрака; молитва взывает к тайне, сама подобная тайне, и мнится, что перед неотступной, неустанной мольбой не может устоять Неведомое.»

Молитва в стихотворных произведениях

К теме молитвы обращались и продолжают обращаться поэты.

Молитва
В минуту жизни трудную,
Теснится ль в сердце грусть,
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.

Есть сила благодатная
В созвучьи слов живых,
И дышит непонятная,
Святая прелесть в них.

С души как бремя скатится,
Сомненье далеко —
И верится, и плачется,
И так легко, легко...

М. Ю. Лермонтов, 1839 г.

Стихотворные переложения молитв

Некоторые молитвы имеют стихотворные переложения. Покаянная молитва Ефрема Сирина легла в основу прекрасного стихотворения:

* * *
Отцы-пустынники и жены непорочны,
Чтоб сердцем возлетать во области заочны,
Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,
Сложили множество божественных молитв;
Но ни одна из них меня не умиляет,
Как та, которую священник повторяет
Во дни печальные Великого поста;
Всех чаще мне она приходит на уста
И падшего крепит неведомою силой:
Владыко дней моих! Дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.

А. С. Пушкин 1836 г.

Литература

• Василенко Л. И. [www.terme.ru/dictionary/188/word/molitva Молитва] // [www.jwforum.name/bible/transfers_scriptuses/RFD(Vasilenko).pdf Краткий религиозно-философский словарь]. — М.: Истина и Жизнь, 1996. — 256 с.
• Зорин В. И. [www.terme.ru/dictionary/470/word/molitva Молитва] // [www.pandia.ru/text/77/152/14319.php Евразийская мудрость от А до Я: философский толковый словарь]. — Алматы: Создiк-Словарь, 2002. — 407 с.
• Кырлежев А. И. [iph.ras.ru/elib/1945.html Молитва] // Новая философская энциклопедия / Ин-т философии РАН; Нац. обществ.-науч. фонд; Предс. научно-ред. совета В. С. Стёпин, заместители предс.: А. А. Гусейнов, Г. Ю. Семигин, уч. секр. А. П. Огурцов. — 2-е изд., испр. и допол. — М.: Мысль, 2010. — ISBN 978-5-244-01115-9.
• [slovari.yandex.ru/молитва/Гуманитарный%20словарь/Молитва/ Молитва] // Российский гуманитарный энциклопедический словарь: В 3 т. — М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС: Филол. фак. С.-Петерб. гос. ун-та, 2002. — Т. 2: З—О. — 720 с.
• Максим Тирский. [ec-dejavu.ru/p/Publ_Tirskiy_prayer.html О том, следует ли молиться] // Античность в контексте современности. М., 1990, с. 196—204

Ссылки

• [www.pravoslavnaya-biblioteka.ru/molitvoslov/ Православные молитвы]
• Иоанн Кронштадтский. [azbyka.ru/tserkov/duhovnaya_zhizn/molitva/5g11_22.shtml В мире молитвы]
• [www.molitvoslov.org/ Молитвы. Полный православный молитвослов]

---

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Молитва

– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»