Монадире

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Монадире
Годы существования

19922005

Страна

Грузия Грузия

Тип

отряд ополчения

Дислокация

Кодорское ущелье

Участие в

Грузино-абхазская война
Конфликт в Кодорском ущелье (2001)
Конфликт в Кодорском ущелье (2006)

Командиры
Известные командиры

Э. Квициани

«Монадире» (груз. მონადირე — «Охотник») — вооружённое формирование (отряд ополчения) в Кодорском ущелье Грузии, созданное Эмзаром Квициани из местных жителей — этнических грузин-сванов в 1992 году, во время грузино-абхазской войны. Во многом благодаря присутствию этого отряда абхазские силы так и не смогли в ходе боевых действий установить контроль над верхней частью Кодорского ущелья. В то же время и центральные власти Грузии до июля 2006 года контролировали ситуацию в этом районе лишь формально — фактическая власть принадлежала сванским полевым командирам, самым влиятельным из которых был Квициани[1].

В 19961999 годах Квициани и его бойцов подозревали в причастности к похищениям сотрудников миссии ООН, которые в течение некоторого времени осуществляли наземное патрулирование верхней части ущелья, и высокопоставленных грузинских чиновников[2].

Численность отряда составляла около 350 человек. С 1998 года отряд «Монадире», охранявший территорию ущелья и линию разделения Грузии и Абхазии, формально был введён в состав вооружённых сил Грузии как отдельный батальон, но фактически продолжал подчиняться лично Квициани[1]. Бойцы отряда содержались за счёт бюджета министерства обороны Грузии (получая ежемесячно ок. 150 лари), что также позволяло закрепить население в этом стратегически важном регионе. Стоит также отметить, что ещё в 1992 году по инициативе тогдашнего министра обороны Грузии Давида Тевзадзе были созданы ещё два батальона такого же типа — «Сванети» и «Хевсурети» для охраны и специальных операций в «проблемных» пограничных райнах (преимущественно у границ Южной Осетии)[3].

В 1999 году Эдуард Шеварднадзе назначил Эмзара Квициани своим уполномоченным в регионе[1]. В октябре 2001 года, по сообщениям СМИ, боевики Квициани были причастны к закончившемуся провалом рейду на территорию Абхазии чеченского отряда под командованием полевого командира Руслана Гелаева[1].

В 2003 году во время Революции роз Квициани поддержал Эдуарда Шеварднадзе, что стало позднее причиной его опалы. 3 декабря 2004 года Совет национальной безопасности Грузии упразднил пост уполномоченного президента Грузии в Кодорском ущелье, возложив эти функции на назначенного в октябре 2004 года председателем Совета министров Автономной Республики Абхазия (в изгнании) Ираклия Аласанию[1].

Одновременно встал вопрос о судьбе батальона «Монадире», разросшегося к этому времени до 860 человек[4]. Предложение министра обороны Ираклия Окруашвили о расформировании батальона вызвало протесты жителей Кодорского ущелья, жаловавшихся на то, что их таким образом лишат защиты от угрозы, которая, по их мнению, исходила от миротворцев и абхазов. Тогда было предложено батальон сохранить, но сократить его до 350 человек и передать в подчинение МВД. В апреле 2005 года неожиданным решением министра обороны Грузии Окруашвили батальон «Монадире» был окончательно упразднён, а сам Квициани был уволен из вооружённых сил. Узнав о приказе министра обороны, Ираклий Аласания назвал это решение непродуманным: «За первым этапом, приказом об упразднении, должен последовать второй — разоружение батальона. Как они собираются это сделать?» Такая реакция привела к серьёзному противостоянию между этими двумя влиятельными фигурами, закончившемуся не в пользу Аласании: в марте 2006 года он покинул свой пост, а в июне 2006 года был отправлен в ссылку — представителем Грузии в ООН, потеряв окончательно возможность влиять на процессы в стране[3][4].

Когда же в июле 2006 года Окруашвили начал приводить в действие свой план по разоружению и замене ополченцев в Кодорском ущелье на регулярные армейские части, Эмзар Квициани заявил о воссоздании отряда «Монадире» и объявил о неподчинении правительству Грузии, потребовав отставки руководителей МВД и Минобороны Вано Мерабишвили и Окруашвили, которые, по утверждению Квициани, чинили «произвол» против сванов и готовили их истребление[3][1][5]. При этом Квициани угрожал акциями гражданского неповиновения, а в крайнем случае ‑ переходом к вооружённому сопротивлению[6]. Власти расценили происходящее как мятеж. 25 июля, когда МВД Грузии начало «полицейскую спецоперацию» в Кодорском ущелье[7], Квициани с несколькими десятками своих сторонников скрылся в горах. Армия и полиция Грузии провели масштабные зачистки в сёлах Кодори. Кроме тех сторонников Эмзара Квициани, которые были захвачены грузинскими военными (по некоторым данным, порядка 80 человек), большая часть мятежников добровольно сдалась властям[6]. 27 июля 2006 года президент Грузии Михаил Саакашвили объявил о полном контроле над Кодорским ущельем.

Напишите отзыв о статье "Монадире"



Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 [www.kavkaz-uzel.ru/articles/100475/ Квициани Эмзар // Кавказский узел, 28 января 2015]
  2. [ru.wikisource.org/wiki/Лентапедия/Квициани,_Эмзар#cite_note-lenta5-1 ст. «Квициани, Эмзар» в Лентапедии]
  3. 1 2 3 [osradio.ru/2006/08/06/ «Тайна Кодорского ущелья»: Южная Осетия за неделю] (рус.), "Osradio.ru" (26 апреля 2006 г. (АУ)).
  4. 1 2 [www.crisisgroup.org/~/media/Files/europe/176_abkhazia_today.pdf ABKHAZIA TODAY. International Crisis Group. Europe Report N°176 – 15 September 2006]
  5. [newsru.com/world/23jul2006/iuyt.html Представитель президента Грузии в Кодорском ущелье объявил о неподчинении Саакашвили]
  6. 1 2 [www.rian.ru/spravka/20080504/106510243.html Хроника грузино-абхазского конфликта 1989‑2008 гг. Справка]. РИА Новости (4 мая 2008). Проверено 21 мая 2015. [www.webcitation.org/618ZvkFku Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].
  7. [www.rian.ru/politics/cis/20060727/51940509.html «РИА Новости»]


Отрывок, характеризующий Монадире

– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.