Монастырские крестьяне

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Монасты́рские крестья́не — категория зависимого населения в России, существовавшая с XI века до середины XVIII века, находившаяся в феодальном владении Русской православной церкви. После секуляризации церковных земель по указу Екатерины II 26 февраля 1764 года два миллиона монастырских крестьян были переданы в ведение Коллегии экономии и получили название экономических крестьян.





История

Причины возникновения

По определению Георгия Плеханова церковный феодализм отличался от светского тем, что церковь являлась коллективной сеньорией, при которой «церкви и монастыри владеют землей и зависимыми людьми, как коллективные помещики». По мнению В. И. Писарева[1], связывающего историю русского монашества с развитием землевладения, такой подчиненный четкой иерархии коллективизм давал возможность монастырям «накоплять огромные земельные и денежные богатства, быть эксплуататором по отношению к сельскому населению, и отдельным представителям церкви владеть большими личными средствами и крепостными людьми»[2].

Формы эксплуатации

В целом монастырские крестьяне подвергались тем же формам эксплуатации, что феодально-зависимые крестьяне нецерковных владений. В уставной грамоте митрополита Киприана 1391 года монастырским крестьянам вменялось в обязанность плата оброка и отрабатывать барщину, выполняя все виды хозяйственных работ. Общее усиление в XV—XVI веках крепостнических тенденций коснулось также и монастырских крестьян. Уже во 2-й половине XV века в ряде вотчин, принадлежавших Троице-Сергиевой лавре был сильно ограничен переход монастырских крестьян — старожильцев. При побеге монастырских крестьян они водворялись во владения монастыря великокняжеской администрацией. Сложное положение монастырских крестьян было усугублено системой кабальных долговых обязательств, принимаемых крестьянами, которая способствовала дальнейшему закреплению их зависимости от духовных феодалов[3].

Во второй половине XVIII века произошло оформление крепостного права, усилившее феодальную эксплуатацию. Это ещё более ухудшило положение Монастырских крестьян. Так, в 1753 году Монастырские крестьяне Троице-Калязинского монастыря обязаны были не только обрабатывать монастырскую пашню и платить денежный оброк, но и выделять для монастыря работников. Кроме этого, монастырские крестьяне выполняли много мелких натуральных повинностей. Сохранение тяжёлых форм монастырской барщины сковывало хозяйственную деятельность Монастырских крестьян, вело к их обнищанию. Всё это осложнялось жестоким обращением и вымогательством со стороны монастырских властей; так, монастырские крестьяне Амвросиево-Новоспасского монастыря жаловались, что управитель «держит их в цепях и железах недель по пяти и больше»[4].

Крестьяне, приписанные к монастырям-крепостям, были и служилыми людьми. Например в составе сторожи, на участке Борщева монастыря, входившего в Белгородскую черту были монастырские крестьяне и воронежские «дети боярские»К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3154 дня].

Участие в антифеодальных восстаниях

Монастырские крестьяне нередко являлись инициаторами и участниками антикрепостнических восстаний. Известны подобные волнения в 1550 году в Адриановой пустыни, в 15941595 годах в Иосифо-Волоколамском монастыре, в 15771578 годах в Антониево-Сийском монастыре и др. В XVII веке монастырские крестьяне участвовали в Крестьянской войне под предводительством Степана Разина[3].

Секуляризация церковных земель и упразднение монастырского крестьянства

Ограничение церковного землевладения в интересах светских феодалов с начала XVI века привело к созданию около 1650 года Монастырского приказа. Под давлением представителей церкви, выразившейся в решениях С 1701 года выполнял также ряд судебных и административных функций по отношению к духовенству и крестьянскому населению, находившемуся в феодальной зависимости от монастырей и других церковных организаций. Под давлением церковников, выступавших на Большом Московском соборе 1667 года и Московском соборе 1675 года Монастырский приказ был упразднён в 1675 году. Но в 1701 году Петром I было упразднено патриаршество, а также восстановлен Монастырский приказ, который теперь получил функции выполнения всех административно-финансовых и судебных вопросов церковного управления, включая сборы денежных и натуральных доходов, получаемых от эксплуатации монастырских крестьян. В 1725 году на фоне усиления контроля государства над церковью Монастырский приказ был упразднён, а его функции переданы Священному Синоду, созданному в 1721 году как центральному органу церковной власти. Эти процессы объективно подготовили секуляризацию церковных земель[5].

Массовые выступления монастырских крестьян в 1760-е годы способствовали тому, что 26 февраля (8 марта1764 года указом Екатерины II [6] была проведена полная секуляризация церковных земель и около двух миллионов душ монастырских крестьян перешло в ведение Коллегии экономии. С этого момента монастырские крестьяне стали называться экономическими крестьянами[4].

Численность

По данным Григория Котошихина к середине XVII века в Русском государстве существовало 118 тысяч дворов монастырских крестьян, 86 тысяч из числа которых на монастыри приходилось. По 1-й ревизии 1719 года было насчитано 791 тысяча душ мужского пола монастырских крестьян, по 2-й ревизии 1744 года — 898,5 тысяч, по 3-й ревизии 1762 года — 1 миллион 27 тысяч[3]. При упразднении монастырских крестьян и переводе их в разряд экономических крестьян в середине XVIII века их насчитывалось более двух миллионов душ[4].

См. также

Напишите отзыв о статье "Монастырские крестьяне"

Литература

  • Горская Н. А. Монастырские крестьяне Центральной России в XVII в. / АН СССР, Ин‑т истории СССР. — М.: Наука, 1977. — 365 с. — 2700 экз.
  • [www.sedmitza.ru/text/436549.html Смолич И. К. Русское монашество, 988—1917. Глава VIII. 7. Монастырские крестьяне]
  • Монастырские крестьяне // [bse.chemport.ru/monastyrskie_krestyane.shtml Большая Советская энциклопедия].
  • [www.memoirs.ru/rarhtml/ID_EMZ_IV88_33_8.htm И. Д. Эпизод из вотчинно-монастырской жизни прошлого века // Исторический вестник, 1888. — Т. 33. — № 8. — С. 380—386.]

Примечания

  1. Писарев В. И. Церковь и крепостное право в России. — Москва, 1930.
  2. Ушакова Н. В. [izvestia.asu.ru/2011/4-2/hist/TheNewsOfASU-2011-4-2-hist-37.pdf Социально-экономические аспекты развития монастырей домонгольской Руси в советской историографии 1920–1940-х гг.] // Известия Алтайского государственного университета : научный журнал. — Барнаул, 2011. — Вып. 4-2(72). — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1561-9443&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1561-9443].
  3. 1 2 3 Монастырские крестьяне // [www.megabook.ru/Article.asp?AID=652916&thSearchText=%CC%CE%CD%C0%D1%D2%DB%D0%D1%CA%C8%C5%20%CA%D0%C5%D1%D2%DC%DF%CD%C5 Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия]. — Компания «Кирилл и Мефодий», 2008.
  4. 1 2 3 Монастырские крестьяне // [bse.chemport.ru/monastyrskie_krestyane.shtml Большая советская энциклопедия].
  5. Монастырский приказ // [bse.chemport.ru/monastyrskij_prikaz.shtml Большая советская энциклопедия].
  6. [www.runivers.ru/bookreader/book9824/#page/547/mode/1up Указ Императрицы Екатерины II Именный, данный Сенату. — О раздѣленiи духовных имѣнiй и о сборѣ со всѣхъ Архиерейскихъ, монастырскихъ и другихъ церковныхъ крестьянъ съ каждой души по 1 рублю 50 копѣек...].26 февраля (8 марта1764 года

Отрывок, характеризующий Монастырские крестьяне

– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.