Монастырский приказ
Монастырский приказ — в соответствии с 13-ою Главой[1] Соборного Уложения 1649, высший центральный судебный орган для духовенства в Московском Государстве: от митрополитов до церковных причётников, а также населения церковных вотчин. Был закрыт царским указом 19 (29) декабря 1677 [2], восстановлен 24 января (4 февраля) 1701 года [3] Петром I, окончательно упразднён Именным указом от 14 (25) января 1725 года [4], будучи преобразован в Камер-контору Святейшего Синода.
История создания
Монастырский приказ и Переносных дел Приказ упоминаются в записных книгах в 1628, 1629 и 1670 годах. С 1653 года называется Монастырский приказ. Под этим названием приказ просуществовал до 1677 года.
До половины XVII века Церковь как корпорация, за немногими исключениями, пользовалась полной автономией. Развитие государственной централизации вступало в противоречие с таким положением вещей. Необходимость изыскания финансовых средств для покрытия государственных расходов вызывала стремление к ограничению церковных привилегий, прежде всего вотчинного землевладения монастырей и архиерейских домов, в XV — XVI веках. В XVII веке оно выразилось в ограничении церковного суда в Уложении 1649 года.
При Патриархе Филарете в 1620-е были учреждены Патриаршие приказы: Разрядный, Дворцовый, Казённый. Ранее функции, вменённые приказам, как простые поручения исполняли Патриаршие чиновники. Учреждённый Уложением 1649 года Монастырский приказ стоял вне органов церковного управления, а потому вызывал недовольство духовенства. Исключение по судебным делам было сделано только для Патриарха, его чиновников и людей, живших в Патриарших владениях.
Очень скоро в Приказе стали заседать светские чиновники: думные дворяне, окольничии и дьяки.
В 1677 году Фёдор Алексеевич упразднил Монастырский приказ, передав его дела Приказу Большого Дворца, а финансовые дела Приказу Новой чети.
В 1701 году Пётр I восстановил Монастырский приказ, и поручил патриаршие, архиерейские и монастырские дела боярину И. А. Мусину-Пушкину.
Фактическая роль
Согласно Уложению 1649 года, Монастырский приказ должен был быть только судебным органом, но фактически он исполнял функции финансовые, административные и полицейские по церковным делам; осуществлял сбор денежных средств с церковных имений.
Патриарх Никон был непримиримым противником и критиком Монастырского приказа, что явилось одной из сущностных причин его конфликта с Царём Алексеем Михайловичем.
Напишите отзыв о статье "Монастырский приказ"
Примечания
- ↑ [www.hist.msu.ru/ER/Etext/1649/whole.htm#13 ГЛАВА XIII О МОНАСТЫРСКОМ ПРИКАЗЕ, а в ней 7 статей]
- ↑ [www.runivers.ru/bookreader/book9810/#page/148/mode/1up Указ царя и великого князя Фёдора Алексеевича Объ уничтожденiи Монастырскаго приказа].19 (29) декабря 1677 года
- ↑ [www.runivers.ru/bookreader/book9812/#page/134/mode/1up Указ Императора Петра I Объ учрежденiи Моастырскаго приказа...].24 января (4 февраля) 1701 года
- ↑ [www.runivers.ru/bookreader/book9815/#page/401/mode/1up Указ Императора Петра I Объ именованiи Монастырскаго приказа Синодального Правительства Камеръ-Конторою].14 (25) января 1725 года
Литература
- Василенко Н. П. Приказы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- М. Горчаков. [allpravo.ru/library/doc313p0/instrum3992/ МОНАСТЫРСКИЙ ПРИКАЗ (1649-1725). Опыт историко-юридического исследования свящ. М. Горчакова]. — СПб., 1868.
- Гаврила Успенский. «Опыт повествования о древностях русских». Харьков, 1818 стр. 317
См. также
|
Это заготовка статьи по истории России. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Монастырский приказ
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
