Монастырь Мар-Маттай

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Монастырь
Монастырь Мар-Маттай
ܕܝܪܐ ܕܡܪܝ ܡܬܝ
Страна Ирак
Местоположение Гора Альфаф
Конфессия Сиро-яковитская церковь
Основатель Мар Маттай
Дата основания 363
Настоятель Мор Тимоти Моса Альшамани

Монастырь Мар-Маттай (сир. ܕܝܪܐ ܕܡܪܝ ܡܬܝ; Монастырь св. Матфея, арабский,دير مار متى) — монастырь Сиро-яковитской церкви, расположенный на вершине горы Альфаф в Северном Ираке. Он находится в 20 километрах от Мосула. Признан одним из древнейших христианских монастырей, славится своей великолепной библиотекой с большой коллекцией сирийских христианских рукописей[1].



История

Монастырь был основан в 363 году отшельником Матфеем (Маттаем), бежавшим из Амиды от преследований при римском императоре Юлиане Отступнике. Согласно сирийской традиции, он участвовал в исцелении сестры Мор Бехнама и обращении брата и сестры в христианство. Их отец, царь Синхариб, убил своих детей, но позже сам обратился в христианство и наградил Маттаю землей на вершине Альфафа, на которой он мог бы основать свою обитель. К Маттаю быстро присоединилось небольшое количество последователей-сирийцев.

В 1171 году курды совершили несколько нападений на монастырь, которые были отражены коалицией монахов и местных христиан. Курды обещали монахам, что прекратят свои атаки, и заплатили им 30 динаров, поэтому монахи отправили местных христиан обратно в свои деревни в надежде, что монастырь будет в безопасности. Однако позже 1500 курдов разграбили монастырь и убили 15 монахов, которые не нашли пристанища в верхней цитадели. Монахи, выжившие после атаки, покинули монастырь и переехали в Мосул. Узнав о нападении, правитель Мосула атаковал курдов, которые в отместку вырезали несколько несторианских деревень и напали на монастырь Мар-Сергиуса[2].

В 1369 году при другой атаке курдов на монастырь, пострадало большое количество рукописей. В течение XIX века курды несколько раз грабили монастырь[3].

Монастырь в настоящее время принадлежит Сиро-яковитской православной церкви и обеспечивает небольшую деревню внизу. Ежегодно 18 сентября христиане разных конфессий собираются в церкви монастыря, чтобы почтить Мар-Маттая в день его смерти[4]. Монастырь в настоящее время служит пристанищем для беженцев, спасающихся от ИГИЛ, и обороняется небольшим контингентом Двех Навша и бойцов Пешмерги[5].

Напишите отзыв о статье "Монастырь Мар-Маттай"

Ссылки

  1. Michael Goldfarb, Ahmad’s War, Ahmad’s Peace (New York: Carroll & Graf, 2005).
  2. Moosa, Matti [www.syriacstudies.com/AFSS/Syriac_Articles_in_English/Entries/2012/4/28_The_Christians_Under_Turkish_RuleCrusades_Conflict_Between_Christendom_And_Islam_Dr._Matti_Moosa.html The Christians Under Turkish Rule] (28 April 2012).
  3. [cso-france.voila.net/Monastere_Saint_Mattai.htm Monastère de Mor Mattai - Mossul - Irak] (фр.). [web.archive.org/web/20140303004713/cso-france.voila.net/Monastere_Saint_Mattai.htm Архивировано из первоисточника 3 марта 2014].
  4. [www.syrian-orthodox.com/readnews.php?id=215 القديس مار متى الناسك والشهداء مار بهنام وسارة ورفاقهما الأربعين].
  5. [www.breitbart.com/national-security/2015/12/09/1600-year-old-iraqi-monastery-shelters-christians-islamic-state/ This 1600-Year-Old Monastery Shelters Christians from ISIS]. Breitbart.

Отрывок, характеризующий Монастырь Мар-Маттай

– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.