Монегасско-французские отношения

Монегасско-французские отношения

Монако	Франция

Монегасско-французские отношения — двусторонние отношения между Монако и Францией. Дипломатические отношения были установлены в 1489 году. Протяжённость государственной границы между странами составляет 6 км.

История

См. также: Франко-монегасские договоры

Монако — государство, тесно связанное с Францией по договору 1918 года, который формально закреплён в статье 436 Версальского договора 1919 года. Внешняя политика Монако — иллюстрация этого соглашения: Франция согласна защищать суверенитет и независимость Монако, в то время как монегасское правительство соглашается осуществлять свои права в соответствии с французскими интересами. С тех пор отношения между Монако и Францией были также определены в договоре 1945 года и в соглашении 1963 года.

В 2002 году договор 1918 года был пересмотрен. В 2005 он был ратифицирован обеими сторонами и обрёл законную силу. Условия договора позволили Франции вместо Генерального консульства установить посольство в Монако, впервые позволили получать аккредитацию послам из других государств, а также формально определили право наследования престола дочерьми Князя и другими членами его семьи, закреплённое в Конституции Монако 1962 года.

Хотя Монако не является членом ЕС, оно тесно с ним связано через таможенный союз с Францией, а также признание евро национальной валютой.

Экономические отношения

18 мая 1963 года страны сформировали таможенный союз. Также было подписано соглашение о налогообложении и обмене данными по регулированию банковской деятельности. На французов, переехавших в Монако после 13 октября 1957 года, стал распространяться налог на доходы физических лиц.

Источники

• [www.diplomatie.gouv.fr/fr/dossiers-pays/monaco/la-france-et-monaco/ Монегасско-французские отношения на сайте МИД Франции].  (фр.)

Отрывок, характеризующий Монегасско-французские отношения

– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»