Монокль

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Моно́кль (от фр. mоnосlепозднелат. monoculusдр.-греч. μόνος — «один» + лат. oculus — «глаз») — один из видов оптических приборов для коррекции или улучшения зрения. Состоит из линзы, как правило с оправой, к которой может быть прикреплена цепочка для закрепления на одежде, во избежание потери монокля.





История

Появление

Монокль как оптический прибор был изобретён в XIV веке. Первоначально он представлял собой линзу, закреплённую на длинной ручке, которая держалась над текстом либо перед глазами. В XVI веке ручка монокля потеряла свою функцию, поскольку получило распространение зажатие монокля с помощью мышц лица[1].

Вхождение в моду

Как популярный оптический аксессуар монокль вошёл в повсеместную моду одновременно с пенсне во второй половине XIX века и являлся массовым предметом ношения на лице до Первой мировой войны. Монокль как правило носился мужчинами и особую популярность имел среди гвардейских офицеров, особенно немецких[2].

Монокли получили максимально широкое распространение, как отмечают исследователи, в Германии и Российской империи. Но, при этом, во время Первой мировой войны в России монокль вышел из моды и повсеместного употребления. Причинами этого считаются патриотические соображения: русские отказывались от использования монокля для демонстрации различия с «воинственными тевтонами», которые более «страстно» относились к моноклю и не спешили от него отказываться в годы войны. В прессе России этого периода представитель вражеской армии — «прусак в остроконечной каске и с моноклем» часто изображался в карикатурном образе[2].

Исчезновение

Среди последних любителей монокля в России отмечают писателя Михаила Булгакова. Уже в советский период, после получения первого писательского гонорара за публикацию в газете «Гудок», Булгаков приобрёл на «толкучке» монокль и сфотографировался с ним. Впоследствии он любил раздавать эту фотографию друзьям и знакомым. Существует предположение, что для Булгакова монокль стал «эпатирующим символом буржуазности», признаком скрытой оппозиционности советскому строю[2].

Монокль иногда ассоциируется как один из «изящных» символов жизни Европы конца XIX-начала XX века[2].

Конструкция

Монокль представляет собой одиночную оптическую линзу в тонкой оправе, которому часто сопутствует шнурок или цепочка. Шнурок крепится на лацкане или на пуговице пиджака[2].

Способы ношения

Монокль в неиспользуемом виде носился в жилетном кармане. Для использования он вставлялся в глазную впадину и зажимался между бровью и щекой. Отмечается, что «перекошенное из-за мускульных усилий лицо приобретало совершенно особенное, брезгливо-высокомерное выражение». Пишется, что такая снобистская «мина», если, к тому же, у её обладателя был хорошо выбрит подбородок, волосы были уложены в идеальный пробор, использовалась манишка, а к галстуку была приколота булавка с драгоценными камнями, стала причиной утверждения носителя монокля в карикатурном образе надменного аристократичного человека. Вставление монокля в глазную впадину и быстрое его сбрасывание оттуда превратилось в вид светской акробатики с претензией на шик[2].

См. также

В Викисловаре есть статья «монокль»

Напишите отзыв о статье "Монокль"

Примечания

  1. [www.diletant.ru/blogs/2675/1870/ Взгляд сквозь стекло. История очков. Часть 1] // Дилетант : журнал. — 2012, 16 мая.
  2. 1 2 3 4 5 6 [vse-znat.ru/istoriya_poleznich_veschey/monokl_izyaschniy_simvol_prekrasnoy_epochi.html Монокль — изящный символ прекрасной эпохи] // Хочу всё знать : журнал.

Отрывок, характеризующий Монокль

Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.