Моноплакофоры
| Моноплакофоры | |||||||||||||||||
 Фрагмент раковины вымершей Pilina unguis | |||||||||||||||||
| Научная классификация | |||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
|
промежуточные ранги
| |||||||||||||||||
| Международное научное название | |||||||||||||||||
| Современные роды | |||||||||||||||||
| |||||||||||||||||
Моноплакофоры (лат. Monoplacophora) — класс моллюсков, который до 1952 года был известен лишь по ископаемым раковинам из отложений кембрия, силура и девона и считался вымершим.
Содержание
Открытие современных представителей
В 1952 году датская экспедиция, которая работала на исследовательском судне «Галатея», подняла на борт корабля живых представителей этого класса. Это были несколько экземпляров моллюсков, которых впоследствии отнесли к новому роду и виду — Neopilina galatheae.
К настоящему моменту описано более 30 видов современных моноплакофор из всех океанов, исключая Северный Ледовитый океан. Выделяют 4 семейства и 8 родов современных моноплакофор. В российских водах известен один вид — Neopilina starobogatovi, обитающая в Беринговом море на глубине 1200 метров.
Распространение и экология
К настоящему времени обнаружены на глубинах от 170 до 6 500 м в Тихом, Атлантическом и Индийском океанах, включая Антарктику. Встречаются на мягких и твёрдых грунтах.
Строение
Среди современных моллюсков моноплакофоры — один из наиболее примитивных классов, обладающий некоторыми архаичными чертами. К ним часто относят наличие обширных целомических полостей, метамерию в строении некоторых систем органов, примитивную нервную систему.
Тело со спины полностью покрыто тонкой округлой цельной, колпачковидной или плоскоспиральной (у вымерших) раковиной с завитком, направленным вперёд (в отличие от брюхоногих моллюсков). У многих современных видов раковина тонкая, полупрозрачная. Обычно развит периостракум.
Нога с округлой ползательной подошвой находится в центральной части брюшной поверхности. Голова слабо отграничена от туловища. Глаза отсутствуют. На голове находится рот, окруженный спереди и сзади складками — губами; задние края губ образуют выросты — щупальца, покрытые ресничками и, вероятно, участвующие в сборе пищи. Имеется радула. От глотки отходят крупные слюнные железы, а от пищевода — особые карманы. Желудок содержит кристаллический стебелек. Печень парная. Кишечник длинный, из 4—6 петель, открывается анальным отверстием на анальной папилле у заднего края ноги. Предполагается, что моноплакофоры питаются в основном донными осадками.
У моноплакофор сильно выражена метамерия многих органов, как внешних, так и внутренних. Мантийная борозда содержит от трёх до шести пар перистых первичных жабр — ктенидиев. Имеется 3—6 пар почек, 2—4 пары половых желёз, до восьми пар мышц-ретракторов, прижимающих раковину к субстрату. Сердце состоит из пары желудочков и двух пар предсердий. Перикард парный. Нервная система стволового типа (как у панцирных моллюсков), две пары продольных нервных стволов (латеральные и вентральные) соединены между собой перемычками. Передние их концы соединяются с окологлоточным нервным кольцом, на котором расположены три пары ганглиев (церебральные, буккальные и субрадулярные), задние соединяются позади анального отверстия или над ним. Есть парный статоцист — орган равновесия. Моноплакофоры, как правило, раздельнополы. Карликовый вид Micropilina arntzi (длина раковины около 0,9 мм) — гермафродит, вынашивающий яйца и зародышей в мантийном желобе.
Напишите отзыв о статье "Моноплакофоры"
Литература
- Вестхайде В., Ригер Р. От простейших до моллюсков и артропод // Зоология беспозвоночных. = Spezielle Zoology. Teil 1: Einzeller und Wirbellose Tiere / пер. с нем. О. Н. Бёллинг, С. М. Ляпкова, А. В. Михеев, О. Г. Манылов, А. А. Оскольский, А. В. Филиппова, А. В. Чесунов; под ред. А. В. Чесунова. — М.: Товарищество научных изданий КМК, 2008. — Т. 1. — С. 303—304. — iv+512+iv с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-87317-491-1.
Ссылки
- Моноплакофоры — статья из Большой советской энциклопедии.
Отрывок, характеризующий Моноплакофоры
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
