Монпарнас, 19
Поделись знанием:
К:Фильмы 1958 года
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…
В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
| Монпарнас, 19 | |
| Montparnasse 19 (Les Amants de Montparnasse) | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания |
Franco-London-Films |
| Длительность |
108 мин. |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Монпарнас, 19» (фр. Montparnasse 19) или «Любовники Монпарнаса»[1] (фр. Les Amants de Montparnasse) — художественный чёрно-белый фильм, биографическая драма, рассказывающая историю последних месяцев жизни одного из самых известных художников начала XX века Амедео Модильяни. Фильм снимался в августе — октябре 1957 года, премьера состоялась 4 апреля 1958 года.
Сюжет
1919 год. Бедный художник с Монпарнаса, страдающий от алкоголизма, влюбляется в юную Жанну Эбютерн, девушку из состоятельной семьи, родители которой категорически против их отношений. Модильяни порывает свои отношения с англичанкой Беатрис. После тяжёлого приступа туберкулёза Модильяни уезжает на юг Франции, в Ниццу, куда к нему приезжает Жанна.
Через некоторое время они возвращаются в Париж, но никто не хочет покупать картины и рисунки Модильяни, и средств к существованию катастрофически не хватает.
В ролях
- Жерар Филип — Амедео Модильяни
- Анук Эме — Жанна Эбютерн
- Лилли Палмер — Беатрис Гастингс
- Леа Падовани — Розали
- Жерар Сети — Леопольд Зборовский
- Лиля Кедрова — мадам Зборовская
- Лино Вентура — Морель
- Пьер Ришар — один из студентов в художественной школе, не указан в титрах
Интересные факты
- Режиссёр Макс Офюльс умер вскоре после начала съёмок и был заменен на Жака Беккера. В начале ленты сказано, что фильм посвящён памяти Офюльса. Жак Беккер снял после лишь ещё один фильм и умер менее чем через 2 года после премьеры «Монпарнас, 19».
- Жерару Филипу было почти 35 лет, когда он играл 35-летнего же Модильяни. Сам Филип умер в возрасте 36 лет, также в Париже, как и Модильяни, через 1,5 года после выхода этого фильма и за три месяца до смерти режиссёра Жака Беккера.
- В фильме показывается, что Модильяни познакомился с Жанной в 1919 году, однако они начали жить вместе ещё в 1918 году и уехали на юг именно в 1918 году. Кроме того, ничего не говорится о том, что в ноябре 1918 года у них родилась дочь Жанна.
- «Монпарнас, 19» — первая роль в кино 23-летнего Пьера Ришара. Его можно увидеть несколько секунд в начале фильма, когда Модильяни приходит в художественную школу и встречает Жанну. Интересно, что сначала герой Ришара сидит слева от мулата с трубкой на последнем ряду, а затем, когда через несколько мгновений рядом с мулатом садится Модильяни, то они оказываются на предпоследнем ряду, а Ришар остаётся на последнем ряду справа за плечом мулата. Следующий раз Ришар появится на экране лишь через 5 лет.
- Художник по костюмам — Юрий (Жорж) Анненков, русский живописец и график, художник театра и кино, много работавший с Максом Офюльсом. Анненков был лишь на 5 лет моложе Модильяни.
См. также
Напишите отзыв о статье "Монпарнас, 19"
Примечания
- ↑ Более точный перевод — «Влюблённые с Монпарнаса»
Ссылки
- «Монпарнас, 19» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v81629 Монпарнас, 19] (англ.) на сайте allmovie
- [www.moscowfilmfestival.ru/miff34/films/?id=34211 «Монпарнас, 19»] на официальном сайте ММКФ. (рус.)
Отрывок, характеризующий Монпарнас, 19
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…
В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
