Монровия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Город
Монровия
Monrovia
Страна
Либерия
Округ
Монтсеррадо
Координаты
Глава
Мэри Бро ()
Основан
Прежние названия
Кристополис
Население
1 010 970 человек (2008)
Часовой пояс
К:Населённые пункты, основанные в 1822 году

Монро́вия (англ. Monrovia) — столица Либерии. Находится на территории округа Монтсеррадо, порт на побережье Атлантического океана, расположен в искусственной бухте в устье реки Сент-Пол. Население 1 010 970 чел. (2008).





Климат

Согласно классификации климатов Кёппена, Монровия находится в зоне тропического муссонного климата. На протяжении года на данной территории выпадает огромное количество осадков (около 5140 мм в год). Климат характеризуется наличием как влажного, так и сухого сезона. Однако даже во время сухого сезона наблюдается выпадение осадков (хотя количество осадков и снижается). Температура остаётся относительно стабильной на протяжении всего года и колеблется возле отметки в 26 °C.

Климат Монровии
Показатель Янв. Фев. Март Апр. Май Июнь Июль Авг. Сен. Окт. Нояб. Дек. Год
Абсолютный максимум, °C 32 33 32 33 34 31 29 30 29 30 32 32 34
Средний максимум, °C 30 29 31 31 30 27 27 27 27 28 29 30 29
Средняя температура, °C 27 26 27 27 26 25 25 25 25 25 26 27 26
Средний минимум, °C 23 23 23 23 22 23 22 23 22 22 23 23 23
Абсолютный минимум, °C 13 20 19 16 16 18 16 18 18 19 16 14 13
Норма осадков, мм 31 56 97 216 516 973 996 373 744 772 236 130 5140
Температура воды, °C 28 28 28 29 29 28 27 27 27 28 28 29 28
Источник: [www.bbc.co.uk/weather/2274895 BBC Weather], [www.worldclimateguide.co.uk/climateguides/liberia/monrovia.php World Climate Guide]

История

Первое упоминание о Монровии относится к 60-м годам XVI века. В те годы португальские моряки дали поселению, уже существовавшему на данной территории, название порт Мезураду. В 1821 году, с целью создания независимой колонии, в Африку из США прибыли освободившиеся из рабства негры, которые и стали первыми американскими поселенцами на данной территории. Они высадились на острове Шербро, который сегодня принадлежит государству Сьерра-Леоне. Местные жители не отличались особым гостеприимством, и многие поселенцы погибли в ожесточенных боях с аборигенами. В 1822 году оставшиеся в живых американцы были спасены своими соотечественниками, также прибывшими в Африку, и перевезены в порт Мезураду, где ими и было основано поселение Кристополис. В 1824 году город был переименован в Монровию в честь американского президента Джеймса Монро, который являлся активным сторонником политики переправления освободившихся из рабства негров в Либерию, считая, что это сможет сгладить процесс эмансипации темнокожих в Америке. Таким образом, Монровия стала единственной столицей в мире (не считая Вашингтона), названной в честь американского президента.

В 1845 году в Монровии прошел съезд Американского Общества Колонистов, на котором был утвержден проект, через 2 года ставший официальной конституцией независимой и суверенной Республики Либерия[1].

В начале XX века Монровия была разделена на 2 части: собственно Монровия, приютившая основную часть американо-либерийского населения и построенная в духе архитектуры Юга США, и Крутаун, населённый народами кру, басса, гребо и другими[2]. На тот момент из 4000 жителей столицы 2500 составляли американо-либерийцы. К 1926 году начала активно набирать темпы миграция в Монровию представителей разнообразных этносов из других частей страны, главной целью которых стал поиск работы[2].

В 1979 году в Монровии прошла конференция стран-участниц Организации африканского единства, которую возглавил тогдашний президент Либерии Уильям Толберт. За время своего правления Толберту удалось воплотить в жизнь программу государственного жилищного строительства в Монровии и вдвое сократить плату за обучение в Университете Либерии. В 1980 году в результате военного переворота Толберт был свергнут с поста президента, а многие из его союзников — взяты под стражу.

Город сильно пострадал во время Первой (1989—1996) и Второй (1999—2003) гражданских войн. Особенно большой ущерб был нанесен Монровии во время блокады, длившейся с 18 июля по 14 августа 2003 года. Были разрушены многие здания, и уничтожена почти вся инфраструктура города. Крупнейшие столкновения произошли в 1990 году между сторонниками правительства Сэмюэла Доу и союзниками Принца Джонсона, а также в 1992 году во время осады города Национал-патриотическим фронтом Либерии. По окончании военных действий огромное количество детей осталось без родителей и крова над головой, а молодые люди лишились возможности окончить образование.

В 2002 году на территории рыбного рынка в Монровии Лейма Гбоуи организовала массовое мирное выступление женщин Либерии, во время которого представительницы слабого пола, съехавшиеся в столицу со всей страны, читали молитвы и пели[3]. Это движение в 2003 году поспособствовало окончанию Второй гражданской войны и избранию на пост президента страны Элен Джонсон-Серлиф. Таким образом, Либерия стала первой африканской страной, возглавляемой женщиной-президентом[4].

Экономика

В городе имеются два международных аэропорта. Монровия — единственный беспошлинный порт в Западной Африке. Значительный доход город получает от транзита товаров в соседние страны. Грузооборот составляет около 12 млн тонн в год. Развиты пищевая, нефтехимическая, фармацевтическая, цементная отрасли, рыболовство.

Правительство

Со второй половины XIX века главами города были:

  • В. Ф. Нельсон, 1870-е[5]
  • С. Т. О. Кинг , 1880-е[6]
  • Х. А. Уильямс, 1890-е[7]
  • Габриэль М.Джонсон, 1920-е[8]
  • Нэйтон С.Росс, 1956—1969[9]
  • Эллен А.Сэндимэни, 1970-e (первая женщина-мэр)[10]
  • Офелия Хофф Сэйтуме, 2001—2009
  • Мэри Бро, с 2009 и по сей день

Культура

Внимание туристов в Монровии могут привлечь такие места, как Национальный музей Либерии, Масонский храм Монровии, береговой рынок и несколько пляжей. В городе также расположен Стадион Антуанетты Тубман, вмещающий 10 000 человек, и спортивный комплекс имени Сэмюэла Каньон Доу (стадион, рассчитанный на 40 000 мест и являющийся одним из самых больших в Африке).

Образование

В Монровии расположены Университет Либерии, Каттингтон Колледж и другие государственные и частные учебные заведения. Медицинское образование возможно получить в Медицинском колледже имени А. М. Доглиотти, также основы парамедицины и ухода за больными преподаются в Институте Медицины имени Тубман.

Интересные факты

Монровия — единственная столица в мире, помимо Вашингтона, названная в честь американского президента.

Знаменитые уроженцы

Города-побратимы

Напишите отзыв о статье "Монровия"

Ссылки

  1. Robin Dunn-Marcos, Konia T. Kollehlon, Bernard Ngovo, and Emily Russ (2005) in Donald A. Ranard (ed.) Liberians: An introduction to their history and culture (Washington: Center for Applied Linguistics) available online here [www.trincoll.edu/~jmartha/liberians%20history%20and%20culture.pdf]
  2. 1 2 [books.google.com/books?id=ZJfJHjiiDyUC&pg=PA367&lpg=PA367&dq=prominent+americo-liberians&source=web&ots=jLDDQd-Dma&sig=y3RqiNeNk9KDFnYd4W5hAeLT8nY&hl=en&sa=X&oi=book_result&resnum=9&ct=result Tiyambe Zeleza, Dickson Eyoh et al., Encyclopedia of Twentieth-Century African History]. — Books.google.com.
  3. [www.odemagazine.com/blogs/readers_blog/9001/leymah_gbowee_peace_warrior_for_liberia 2009 Peace warrior for Liberia]
  4. [edition.cnn.com/2009/WORLD/africa/10/30/africa.women/ CNN, October 31, 2009]
  5. [www.masshist.org/findingaids/doc.cfm?fa=fa0221 Trustees of Donations for Education in Liberia Records: 1842-1939]. Massachusetts Historical Society. Проверено 3 февраля 2010. [www.webcitation.org/65QJHEKYs Архивировано из первоисточника 13 февраля 2012].
  6. Burrowes Carl Patrick. [books.google.com/books?id=FaEs88IpUzEC&pg=PA117&lpg=PA117&dq=mayors+of+monrovia+liberia+-broh&source=bl&ots=GfLUtMR-V7&sig=okGI4iuPB28fsfbcIbaYn1D0oG0&hl=en&ei=2EZpS62wGY_2sgOnq6SVBQ&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=2&ved=0CAoQ6AEwATge#v=onepage&q=&f=false Power and Press Freedom in Liberia, 1830-1970]. — Africa World, 2004. — P. 117. — ISBN 1592212948.
  7. Payne Daniel Alexander. [books.google.com/books?id=CATiAAAAMAAJ&pg=PA181&lpg=PA181&dq=mayors+of+monrovia+liberia+-broh&source=bl&ots=OIiHJDCzUh&sig=Fs_1VvXaw_Tn_fYiAJwPeR9mXzQ&hl=en&ei=WkVpS43nKJPkswPHncCfBQ&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=7&ved=0CBkQ6AEwBjgU#v=onepage&q=&f=false A history of the African Methodist Episcopal church: being a volume supplemental to A history of the African Methodist Episcopal church]. — Book Concern of the A.M.E. Church, 1922. — P. 181.
  8. [www.international.ucla.edu/africa/mgpp/intro08.asp African Series Introduction: Volume VIII: October 1913--June 1921]. The Marcus Garvey and UNIA Papers Project. UCLA. Проверено 3 февраля 2010. [www.webcitation.org/65QJHkJkp Архивировано из первоисточника 13 февраля 2012].
  9. Nathan Ross; Was Mayor Of Monrovia, The Washington Post (January 28, 2003).
  10. Thompson, Era Bell (January 1972). «[books.google.com/books?id=C3VNev1_SpIC&pg=PA54&lpg=PA54&dq=mayors+of+monrovia+liberia+-broh&source=bl&ots=8WRi4iTxhi&sig=IV1pSEYmvlP-85WGzwRX0XqsIO4&hl=en&ei=LUVpS-HkG4eStgPhtuGZBQ&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=3&ved=0CBEQ6AEwAjgK#v=onepage&q=&f=false Liberian Lady Wears Three Hats]». Ebony: 54–62.


Отрывок, характеризующий Монровия

– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.