Монровия (Калифорния)
| Город
Монровия
Monrovia
|
Монро́вия (англ. Monrovia) — город, расположенный в предгорье Сан-Габриель в округе Лос-Анджелес, Калифорния, США. Население 36 929 по переписи 2000 года. Монровия широко используется для съемок многих телевизионных шоу, фильмов и рекламных роликов.
Содержание
История
Монровия основана в 1887 году. Название произошло от того, что люди, путешествующие между Лос-Анджелесом и Сан-Бернардино, проезжали через ранчо Монро, давшее название городу.
Около 500 года до нашей эры, на территории нынешней долины Сан-Габриэль жило племя шошонов. Эти коренные американцы стали называться испанскими исследователями «габриэлино», но в настоящее время их называют «тонгва». «Тонгва» не были фермерами, они собирали дикие семена, ягоды и растения вдоль рек и на болотах. Благодаря огромному количеству вечнозелёных дубов, племя питалось отварными желудями.
В 1769 году, когда вся Калифорния была захвачена королём Испании, европейцы впервые посетили долину Сан-Габриэль, в том числе и Монровию. Экспедиция из Сан-Диего прошла по пути в Монтерей-Бей, под командованием дона Гаспара Портола. Сопровождающие Портола были отец Серра Хуниперо, Хуан Креспи, мемуарист экспедиции. Многое из того, что известно об истории Калифорнии известно только благодаря описаниям описаниям Креспи.
В 1771 году орден францисканцев создал миссию Архангела Сан-Габриэль в долине Сан-Габриэль. Церковь была точкой отдыха для ранних путешественников Калифорнии и приучила «тонгва» к сельскохозяйственной жизни. После мексиканской революции в 1839 году, земли миссии были национализированы.
В 1841 году губернатор Калифорнии Хуан Альварадо отдал Ранчо Азуса де Дуарте Андресу Дуарте, мексиканскому солдату, и затем он отдал Ранчо-Санта-Анита Уго Риду, мексиканцу, который родился в Шотландии. Монровия состоит из частей этих двух ранчо.
Ранчо-Санта-Анита несколько раз переходило из рук в руки, прежде чем известный мультимиллионер Элиас Джексон Болдуин приобрел его в 1875 году. В том же году его инвестиционная компания Лос-Анджелесе начала разделение и продажу участков многих его ранчо. В 1883 году 240 акров (970 000 м ²) Ранчо-Санта-Анита были проданы Вильяму Монро за 30 000 $.
В 1903 году была основана газета Monrovia News. В том же году была открыта железнодорожная линия Pacific Electric для обеспечения сообщения с Лос-Анджелесом.
Городской совет по типу правительства был учрежден в 1923 году.
В 1937 году Патрик Макдональд открыл небольшой ресторан в старом аэропорту Монровии, который назывался «Аэродромный» (гамбургеры стоили десять центов, и апельсиновый сок пять центов); ресторан работал в аэропорту до 1940 года, когда он и его сыновья, Морис и Ричард, перенесли заведение в Сан-Бернардино на углу 14 и E улицы переименовав его «McDonald's». В 1955 году Макдональд передал бизнес предпринимателю Рэю Кроку. В 1961 году Крок приобрел права на бизнес за 2,7 миллиона $. В течение многих лет после основания корпорации McDonald's Де-Плейнс, штат Иллинойс считался первым городом, где открылся ресторан, и только недавно первым городом всё же признали Сан-Бернардино.
Транспорт
Через Монровию проходят несколько основных дорог, в том числе Футхилл Бульвар и Хантингтон Драйв. В городе так же походит Интерстейт 
.
В 2014 году в Монровии откроется станция лёгкого метро (Золотая линия), которая будет расположена на пересечении Миртл-авеню и Дуарте-роуд.
Демография
По данным[1] переписи 2000 года, население Монровии составляет 36 929 человек, 13 502 домохозяйства и 9 086 семей, проживающих в городе. Плотность населения равняется 1 037,0 чел/км². В городе 13 957 единиц жилья со средней плотностью 391,9 ед/км². Расовый состав города включает 62,92% белых, 8,67% чёрных или афроамериканцев, 0,87% коренных американцев, 7,02% азиатов, 0,13% выходцев с тихоокеанских островов, 15,61% представителей других рас и 4,77% представителей двух и более рас. 35,24% из всех рас — латиноамериканцы.
Из 13 502 домохозяйств 35,4% имеют детей в возрасте до 18 лет, 46,4% являются супружескими парами, проживающими вместе, 15,4% являются женщинами, проживающими без мужей, а 32,7% не имеют семьи. 26,0% всех домохозяйств состоят из отдельных лиц, в 8,8% домохозяйств проживают одинокие люди в возрасте 65 лет и старше. Средний размер домохозяйства составил 2,71, а средний размер семьи — 3,29[1].
В городе проживает 27,4% населения в возрасте до 18 лет, 8,0% от 18 до 24 лет, 34,0% от 25 до 44 лет, 20,2% от 45 до 64 лет, и 10,4% в возрасте 65 лет и старше. Средний возраст населения — 34 года. На каждые 100 женщин приходится 92,2 мужчин. На каждые 100 женщин в возрасте 18 лет и старше приходится 87,6 мужчин[1].
Средний доход на домашнее хозяйство составил $45 375, а средний доход на семью $49 703. Мужчины имеют средний доход в $41 039 против $32 259 у женщин. Доход на душу населения равен $21 686. Около 9,7% семей и 13,1% всего населения имеют доход ниже прожиточного уровня, в том числе 18,3% из них моложе 18 лет и 9,7% от 65 лет и старше[1].
См. также
Напишите отзыв о статье "Монровия (Калифорния)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 [factfinder.census.gov/servlet/SAFFFacts?_event=&geo_id=16000US0648648&_geoContext=01000US%7C04000US06%7C16000US0648648&_street=&_county=Monrovia&_cityTown=Monrovia&_state=&_zip=&_lang=en&_sse=on&ActiveGeoDiv=&_useEV=&pctxt=fph&pgsl=160&_submenuId=factsheet_1&ds_name=ACS_2009_5YR_SAFF&_ci_nbr=null&qr_name=null®=null%3Anull&_keyword=&_industry= Результаты переписи населения 2000 года]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Монровия (Калифорния)
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
