Мэрилин Монро

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Монро и Мортенсон

Мэрилин Монро
Marilyn Monroe
Студийная фотография 1952 года
Имя при рождении:	Норма Джин Мортенсон
Место смерти:	Лос-Анджелес, Калифорния, США
Профессия:	актриса, певица, модель
Карьера:	1947—1962
Награды:	«Золотой глобус» (1960, 1962)

Мэрили́н Монро́ (англ. Marilyn Monroe, урождённая Но́рма Джин Мо́ртенсон, англ. Norma Jeane Mortenson, в крещении Но́рма Джин Бе́йкер, англ. Norma Jeane Baker; 1 июня 1926, Лос-Анджелес — 5 августа 1962, там же) — американская киноактриса, певица и секс-символ 1950-х годов. Несмотря на то, что Монро была высокооплачиваемой актрисой всего десятилетия, её фильмы собрали 200 млн. долларов к моменту её неожиданной смерти в 1962 году. Она до сих пор продолжает считаться кумиром популярной культуры.

Юные годы

Норма Джин Мортенсон родилась около 9:30 утра 1 июня 1926 года в городской больнице Лос-Анджелеса и была третьим ребёнком киномонтажницы RKO Pictures Глэдис Пёрл Бейкер (в девичестве — Монро, 27 мая 1902 — 11 марта 1984). Её бабушка по материнской линии — Делла Монро — была из Ирландии, дед — Отис Монро, прибыл из Шотландии, мать родилась в Мексике. Биологический отец девочки неизвестен, в свидетельстве о рождении указан Мартин Эдвард Мортенсон, и сама девочка тоже была записана, как Норма Джин Мортенсон, но позже, когда девочку в шесть месяцев крестили в Церкви Евангелия в Хоусроне, мать поменяла фамилию дочери на Бейкер, которая была фамилией её первого мужа (и которую она сама до сих пор носила).

Фамилия отца, по неизвестным причинам, написана в документах с орфографической ошибкой, так как в реальности фамилия норвежского эмигранта Мартина Эдварда (1897—1981), за которого Глэдис вышла замуж 11 октября 1924 года, писалась как МортенсЕн, а не МортенсОн. Эта ошибка привела в своё время к большой неразберихе по поводу того, кто именно был биологическим отцом актрисы. С Мортенсеном Глэдис разошлась 26 мая 1925 года (окончательно развелись 15 августа 1928 года). В конце 1925 года Глэдис обнаружила, что беременна; к тому моменту у неё было много возлюбленных после Мортенсена — Чарльз Стэнли Гиффорд, Гарольд Руни, Клэйтон Мак-Намара. Некоторые биографы Монро предполагают, что Глэдис использовала имя Мортенсена, чтобы избежать огласки в обществе, как мать-одиночка. Сама Монро всегда отрицала то, что Мортенсен был её отцом и однажды заявила, что, когда она была маленькой, Глэдис показала ей фотографию коммивояжера RKO Pictures Чарльза Стэнли Гиффорда и сказала, что это он был её отцом. По словам Монро, у Гиффорда были усы, что делало его очень похожим на Кларка Гейбла и иногда она развлекала себя мыслями, что Гейбл мог быть её отцом. Считается, что Норму Джин Мортенсон назвали в честь двух великих актрис того времени: брюнетки Нормы Толмадж и блондинки Джин Харлоу, однако, на момент рождения Мэрилин Монро, Джин Харлоу звали Харлин Карпентер, и Джин Харлоу она стала только в 1928 году, когда Норме Джин было уже два года. На детских фотографиях волосы Нормы Джин кудрявые, рыжевато-каштановые.

Глэдис имела психические и финансовые проблемы, из-за чего большое количество времени в детстве Нормы прошло в приёмных семьях и приютах. В возрасте всего двух недель Глэдис отдала дочку в приёмную семью соседям Дэллы Монро — Иде и Альберту Болендерам в Хоторне в Калифорнии. Однажды Глэдис приехала к Болендерам и попыталась силой увезти Норму (к ужасу Иды Глэдис запихнула дочь в военный вещевой мешок, после чего между женщинами вспыхнула драка, а Норма заходилась плачем от ужаса). С Болендерами Норма Джин прожила до 7 лет, но осенью 1933 года Глэдис забрала дочь и переехала с ней в собственный дом. Но спустя несколько месяцев у Глэдис начались перепады настроения (как вспоминала Монро в её книге «Моя История», Глэдис одновременно «плакала и смеялась»), что и стало причиной того, что в декабре 1934 года Глэдис попала в психиатрическую клинику в Норуолке и Норма Джин стала жить у подруги Глэдис Грейс Мак-Ки, которая стала её законной опекуншей. Именно Грейс сказала Монро, что когда-нибудь та станет кинозвездой. Вместе с Грэйс Норма впервые стала ходить в кинотеатры и пользоваться косметикой. Когда Норме было 9 лет, 17 августа 1935 Грейс вышла замуж за Эрвина Силлимана Годдарда и 13 сентября того же года Норму Джин поместили в Сиротский Приют Лос-Анджелеса, где её номером стал 3463. В приюте Норму несколько раз хотели удочерить, но Глэдис отказалась подписать соответствующие документы. В июне 1937 года Грейс забрала Норму Джин обратно и та какое-то время росла с дочерью Эрвина от предыдущего брака, но затем, из-за сексуального домогательства Эрвина Грейс отправила Норму к её двоюродной тётке Оливии Брунингс в Комптон. Но и там Норма прожила не долго (один из сыновей Оливии тоже пытался изнасиловать её) и в начале 1938 года Грейс отправила Норму Джин к её другой тётке Ани Лоуэ, которая жила в Ван-Найсе. Позже Монро называла период жизни с Лоуэ, как один из нескольких периодов её жизни, когда она действительно чувствовала себя спокойно. Но у Ани были проблемы со здоровьем и в 1942 году Норма вернулась к Грейс. Во время учёбы в «Van Nuys High School» Норма Джин встретила Джеймса Эдварда Догерти и между ними начался роман. В январе 1942 года семья Годдардов приняла решение уехать на восточное побережье в Западную Вирджинию, но для Нормы Джин в этом переезде места не было, в связи с чем для 16-летней девушки нашлась альтернатива и 19 июня 1942 года Норма вышла замуж за Джима Догерти, после чего бросила школу и поселилась у него. Через год после свадьбы он нанялся в торговый флот, а Норма Джин пошла работать на авиационный завод фирмы Radioplane Co., выпускавший ДПЛА TDD / OQ. В июне 1945 года, когда Норма Джин ещё работала в Radioplane, там появился армейский фотограф Дэвид Коновер, по указанию своего начальника Рональда Рейгана делавший пропагандистские снимки женщин на военных заводах. После этой съёмки Коновер предложил Норме Джин позировать за 5 долларов в час, и она согласилась. Вскоре Норма Джин оставляет работу на заводе, чтобы начать карьеру модели.

2 августа 1945 года девятнадцатилетняя модель по имени Норма Джин Догерти консультировалась в агентстве моделей Blue Book, расположенном в гостинице Ambassador в Лос-Анджелесе, Калифорния, после которого, в команде с главой агентства Blue Book Modeling Эммелайн Снайвли и фотографом Андре де Дьенеса, начала приобретать популярность и известность.

Карьера в Голливуде

Голливуд — это место, где тебе платят тысячу долларов за поцелуй и пятьдесят центов за твою душу.

Мэрилин Монро.

В августе 1946 года она получила предложение заключить контракт на киностудии 20th Century Fox, куда её брали статисткой. На студии ей предложили имена Кэрол Линд, Клэр Норман, Мэрилин Миллер, но в итоге остановились на имени, под которым она впоследствии и стала знаменитой, — Мэрилин Монро. Фамилия Монро — девичья фамилия её матери.

Вскоре после свадьбы с первым мужем Джимом Доггерти Мэрилин начала задумываться о карьере актрисы, которая впоследствии и разрушила этот брак. Пара развелась в сентябре 1946 года.

В октябре 1948 года вышел в прокат фильм «Хористки», созданный на киностудии Columbia Pictures. Это был первый фильм, в котором Мэрилин говорила и пела. Мэрилин Монро получает семилетний контракт со студией 20th Century Fox и роль в фильме «Асфальтовые джунгли».

В январе 1954 года она вышла замуж за бейсболиста Джо Ди Маджо. Как впоследствии оказалось, Ди Маджо безумно ревновал Мэрилин ко всем мужчинам на свете и частенько поднимал на неё руку. На почве ревности они и развелись в октябре 1954 года. Однако до конца своей жизни Джо любил Мэрилин и лишь он из всех её возлюбленных пришёл на её похороны. Именно Ди Маджо все последующие годы продолжал опекать Мэрилин и старался оказывать моральную поддержку в её карьере. После свадьбы с Ди Маджо киностудия 20th Century Fox пригласила её сняться в мюзикле «Нет лучше бизнеса, чем шоу-бизнес».

В марте 1954 года Мэрилин получила награду «Самая популярная актриса». В январе 1955 года Мэрилин объявила о создании собственной корпорации «Мэрилин Монро Продакшнс», в которой она являлась президентом и владелицей контрольного пакета акций.

8 февраля 1960 года Мэрилин Монро была удостоена звезды на голливудской «Аллее славы».

20 января 1961 года Мэрилин развелась с Артуром Миллером. Согласно фактам, «она осталась дома в своей затемнённой спальне, существуя на снотворных пилюлях и быстро снижая вес». Тогда же в феврале её поместили в психиатрическую клинику в Нью-Йорке, откуда она вышла 5 марта 1961 года.

Личная жизнь

Ещё в 1950 году Мэрилин познакомилась с драматургом Артуром Миллером, но потом они расстались и вновь встретились в 1955 году. К тому времени он был разведён, и от прежнего брака у него было двое детей. Официально они поженились 29 июня 1956 года, а через два дня после этого провели еврейскую свадебную церемонию (Артур был евреем). Этот брак оказался самым длительным из всех, ведь доподлинно известно, что Монро всегда мечтала об умном мужчине, который смог бы заполнить её пробелы в образовании и стать её наставником. Этот брак был не самым счастливым: они прожили вместе четыре с половиной года и развелись 20 января 1961 года. Позднее стало известно, что Артур через несколько недель после свадьбы сделал запись в дневнике, где говорил: «Мне кажется, что она маленький ребёнок, я её ненавижу!». Мэрилин увидела эту запись и была шокирована, после чего они с Артуром поругались. Мэрилин всегда хотела иметь детей, при каждом браке она пыталась забеременеть, но у неё это не получалось. От Артура она забеременела, но беременность оказалась внематочной.

В 1961 году Мэрилин познакомилась с Президентом США Джоном Кеннеди. Ходили слухи об их романе, а также о романе Мэрилин с его братом Робертом Кеннеди, к которому Мэрилин относилась очень хорошо. Все эти слухи доказательств не имеют.

Политические взгляды

По свидетельству подруги и секретаря Мэрилин Монро, Патрисии Ньюкомб, Мэрилин безуспешно просила репортёра, бравшего у неё последнее интервью, чтобы он закончил статью о ней её высказыванием: «То, в чём действительно нуждается мир, это реальное чувство родства. Все: звёзды, рабочие, негры, евреи, арабы — мы все братья. Пожалуйста, не выставьте меня несерьёзной. Закончите интервью тем, во что я верю».

Монро дружила с чернокожей джаз-певицей Эллой Фитцджеральд и помогла той в её карьере. Элла Фицджеральд позже рассказывала: «Я по-настоящему обязана Мэрилин Монро… это из-за неё я стала играть в „Mocambo“, очень популярном ночном клубе 50-х годов. Она лично позвонила владельцу клуба и сказала ему, что хочет, чтобы я была немедленно принята, и если он сделает это, она брала бы передний столик (в этом клубе) каждую ночь. Она сказала ему, — и это была правда, из-за её статуса суперзвезды, — что пресса будет сходить с ума. Хозяин ответил „да“, и Мэрилин была там, за столиком, каждый вечер. Пресса пошла за борт. После этого мне никогда уже не приходилось играть в небольшом джаз-клубе. Она была необычной женщиной, немного впереди своего времени. И она об этом не знала».

В Мексике в 1962 году она была открыто связана с американцами, которые были определены в ФБР как коммунисты, такими, как Фредерик Вандербильт Филд. Дочь последнего психиатра Монро, Джоана Гринсон, сказала, что Монро была «увлечена равными правами, правами для чернокожих, правами для бедных. Она отождествляла себя с рабочими».

Смерть

См. также: Смерть Мэрилин Монро

Мэрилин Монро была найдена мёртвой, с телефонной трубкой в руке, в ночь с 4 на 5 августа 1962 года, в собственном доме в Лос-Анджелесском районе Брентвуд, по адресу 12305 Fifth Helena Drive, Брентвуд, Калифорния. Около кровати была пустая упаковка от снотворных пилюль. Четырнадцать других пузырьков от лекарств и таблеток были на ночном столике. Монро не оставила никаких предсмертных записок. Тело было принято в морге для вскрытия, которое было выполнено патологоанатомом доктором Цунэтоми Ногути, после чего было объявлено, что Мэрилин Монро умерла от передозировки снотворного.

Сразу после смерти актрисы версия о передозировке широко обсуждалась в американской печати, вызвав так называемый «эффект Вертера», в результате чего сотни американцев последовали её примеру.

Её похоронили в стенном склепе 8 августа 1962 года на Вествудском кладбище.

Разное

Мэрилин Монро произнесла «крылатые» фразы «Не волноваться, а волновать», «Я люблю красивых мужчин! Но среди нас их очень мало… Вы можете назвать имя красивого мужчины? Радж Капур, Кларк Гейбл, Лоуренс Оливье и всё, пожалуй!», «Дайте девушке пару туфель на шпильках, и она завоюет весь мир!».

Фотография Мэрилин Монро была на обложке первого номера журнала «Playboy» в 1953 году.

Память

Мэрилин Монро посвящены песни Леди Гаги «Government Hooker» и «Dance in the Dark», Blue System «The Wind Cries (Who Killed Norma Jean)», Марка Эшли «Marilyn’s Dream», Флорана Мота «Marylin», Глена Данцига «Who Killed Marylin» и Элтона Джона «Candle in the Wind», Джейн Биркин «Norma Jean Baker", Ники Минаж «Marilyn Monroe», Ланы Дель Рей «Marilyn Monroe», Фаррелла Уильямса «Marilyn Monroe», Аманды Лепор «Marilyn».

В 2010 году на экраны вышел ролик «Coco Mademoiselle», в основу сюжета которого была положена история романтических отношений Мэрилин и фотографа Дугласа Киркланда.

19 июня 2011 года знаменитое «улетающее платье» Мэрилин Монро (известный кадр из киноленты «Зуд седьмого года») продано на торгах аукционного дома «Profile in History» в Лос-Анджелесе за 4,6 миллиона долларов.

15 июля 2011 года в Чикаго открыта восьмиметровая скульптура «Мэрилин навсегда» изображающая Монро в момент, когда она в кинокомедии «Зуд седьмого года», созданной в 1955 году, стояла на вентиляционной решётке на пересечении 52-й улицы и Лексингтон-авеню в Нью-Йорке, а поток воздуха поднимал вверх её платье. Скульптор — Сьюард Джонсон.

В 2011 году в мировой прокат вышел фильм «7 дней и ночей с Мэрилин», роль Монро в котором исполнила Мишель Уильямс. Фильм рассказывает о проведённом артисткой времени с Лоуренсом Оливье в работе над «Принцем и танцовщицей».

Фильмография

Год	Фильм	Оригинальное название	Роль
1947	Опасные годы	Dangerous Years	Иви
1948	Скудда-у! Скудда-эй!	Scudda Hoo! Scudda Hay!	Девушка в каноэ (сцены на озере) Девушка, выходящая из церкви
1948	Хористки	Ladies of the Chorus	Пегги Мартин
1949	Счастливая любовь	Love Happy	Клиентка Груниона
1950	Билет в Томагавк	A Ticket to Tomahawk	Клара
1950	Правый крест	Right Cross	Dusky Ledoux
1950	Огненный шар	The Fireball	Полли
1950	Асфальтовые джунгли	The Asphalt Jungle	Анджела Финлей
1950	Всё о Еве	All About Eve	Мисс Казуэлл
1951	Любовное гнездышко	Love Nest	Роберта 'Бобби' Стивенс
1951	Моложе себя и не почувствуешь	As Young as You Feel	Гарриет
1951	Из жизни родного города	Home Town Story	Ирис Мартин
1951	Давай сделаем это легально	Let’s Make It Legal	Джойс Маннеринг
1952	Стычка в ночи	Clash by Night	Пегги
1952	Мы не женаты!	We’re Not Married	Аннабел Джоунс Норрис
1952	Вождь краснокожих и другие…	O. Henry’s Full House	Проститутка («Фараон и хорал»)
1952	Мартышкин труд	Monkey Business	Мисс Лоуис Лорел
1952	Можно входить без стука	Don’t Bother to Knock	Нелл Форбс
1953	Ниагара	Niagara	Роуз Лумис
1953	Как выйти замуж за миллионера	How to Marry a Millionaire	Пола Дебевуаз
1953	Джентльмены предпочитают блондинок	Gentlemen Prefer Blondes	Лорелей Ли
1954	Нет лучше бизнеса, чем шоу-бизнес	There’s No Business Like Show Business	Вики Хоффман / Вики Паркер
1954	Река, не текущая вспять	River of No Return	Кей Уэстон
1955	Зуд седьмого года (Семь лет желания)	The Seven Year Itch	Девушка
1956	Автобусная остановка	Bus Stop	Шери
1957	Принц и танцовщица	The Prince and the Showgirl	Элси Марина
1959	Некоторые любят погорячее (В джазе только девушки)	Some Like It Hot	Душечка (Дана Ковальчик)
1960	Займемся любовью	Let’s Make Love	Аманда Делл
1961	Неприкаянные	The Misfits	Розлин Табер
1962	Что-то должно случиться	Something’s Got to Give	Эллен Уагстафф Арден

Награды и номинации

Награды и номинации
Награда	Год	Категория	Фильм	Итог
BAFTA	1956	Лучшая иностранная актриса	Зуд седьмого года	Номинация
	1958		Принц и танцовщица	Номинация
Кинопремия Давида ди Донателло	1958		Принц и танцовщица	Награда
Золотой глобус	1954	Лучший фильм — Женская роль		Награда
	1957	Лучшая актриса — Комедия/Мюзикл	Автобусная остановка	Номинация
	1960	Лучшая актриса — Музыкальный фильм/Комедия	В джазе только девушки	Награда
	1962	Лучший фильм — Женская роль		Награда
Laurel Awards	1958	Лучшая актриса		Номинация
	1958	Лучшая актриса комедийного жанра	Принц и танцовщица	Номинация
	1959	Лучшая актриса		Номинация
	1960	Лучшая актриса комедийного жанра	В джазе только девушки	Номинация
	1960	Лучшая актриса		Номинация
	1961	Лучшая актриса		Номинация
	1962	Лучшая актриса		Номинация
Photoplay Awards	1952			Награда
	1953			Награда
Голливудская «Аллея славы»	1960			Награда

Библиография

Согласно The Guardian, о Монро написано около трёхсот книг, диссертаций и пр. Первая и единственная прижизненная публикация была в 1961 году — «Мэрилин Монро» биографа Мориса Золотова.

• «Мэрилин Монро» Дональда Спото
• «Тайная жизнь Мэрилин Монро» Рэнди Тараборрели
• «Символ» Алвы Бесси

На русском языке:

• Грачев А. В. Мэрилин Монро, М., 1990. — 64 с., ил. — 150 000 экз.
• Гомбо А. Мэрилин Монро: Блондинка на Манхэттене / Пер. с фр. Е. Головиной. М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2012. — 176 с., ил. — (Персона). — 4000 экз., ISBN 978-5-389-02857-9
• [zakharov.ru/index.php?option=com_books&task=book_details&book_id=32&Itemid=56 В. Головской. Мэрилин Монро. Жизнь и смерть], М. : «Захаров», 2007, 2008
• Мэрилин Монро: Страсть, рассказанная ею самой / Пер. с англ. Н. Павлищевой. — М.: Яуза-пресс, 2012. — 320 с. — (Уникальная автобиография женщины-эпохи). — 10000 экз., ISBN 978-5-9955-0429-0
• Ренер С. Трагедия Мэрилин Монро / Пер. с фр. Л. Завьяловой. М.: Прогресс, 1970. — 230 с., ил.
• Тараборелли Р. Мэрилин Монро: Тайная жизнь самой известной женщины в мире / Пер. с англ. А. Степановой. М.: Эксмо, 2012. — 608 с., 3000 экз., ISBN 978-5-699-56861-1
• Чеботарь С. А., Вульф В. Я. Мэрилин Монро. Немеркнущая «звезда». М.: Яуза, Эксмо, 2013. — 160 с. — (Виталий Вульф о великих женщинах XX века). 5000 экз., ISBN 978-5-699-61059-4
• «Роковые женщины от Клеопатры до Мэрилин Монро» (Вечное сияние женственности) Виталий Вульф, Серафима Чеботарь. 2013

Ссылки

• Мэрилин Монро (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Мэрилин Монро

– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.