Монтанелли, Индро

Индро Монтанелли
Indro Montanelli
Дата рождения:	22 февраля 1909(1909-02-22)
Место рождения:	Фучеккьо, Италия
Дата смерти:	22 июля 2001(2001-07-22) (92 года)
Гражданство:	Италия Италия
Род деятельности:	журналист, публицист, историк
Годы творчества:	1935—2001
Дебют:	1935

И́ндро Монтане́лли (итал. Indro Montanelli; 22 февраля 1909 — 22 июля 2001) — итальянский журналист и историк. Одна из центральных фигур итальянской международной журналистики, иностранный корреспондент с 70-летним стажем, бравший интервью у Эйнштейна и Гитлера, автор более 100 книг, из которых первая вышла в 1935 г., а последняя — в 2001-м. До последних дней жизни Монтанелли работал в газете «Коррьере делла Сера»: с 1995 г. он вёл ежедневную колонку отдела писем, отвечая на одно читательское письмо в день. Последняя газетная публикация Монтанелли состоялась на следующий день после его смерти: «Коррьере делла Сера» поместила на первой полосе его прощальное обращение к читателям.

Начало карьеры

Монтанелли окончил университет Флоренции как правовед. Его дипломная работа была посвящена проведённой Муссолини реформе итальянского избирательного законодательства и утверждала, что эта реформа ведёт, по сути, к ликвидации выборов как таковых.

На рубеже 1920-30-х гг. Монтанелли начал пробовать свои силы в журналистике, сотрудничая с газетой «Il Selvaggio» и журналом «Universale» — оба эти издания скорее поддерживали фашистский режим, однако в 1935 г. журнал был запрещён цензурой, поскольку пытался не только одобрять, но и анализировать. Монтанелли уехал в Париж, где работал некоторое время как криминальный репортёр «Пари Суар», затем сотрудничал с этой же газетой как иностранный корреспондент (из Норвегии, потом из Канады). В Канаде он начал сотрудничать также с агентством «United Press International».

1930-е

C началом итало-абиссинской войны Монтанелли вылетел обратно в Европу и присоединился к итальянской армии, побуждаемый, как он сам вспоминал, идеалистическими представлениями о цивилизующей миссии белого человека (в духе Киплинга). Реальность этой победной для итальянцев кампании не была столь радужной. Монтанелли описывал абиссинские события в горьких письмах своему отцу, которые тот без ведома сына передал для публикации в несколько фрондирующую газету «Коррьере делла Сера».

По возвращении из Эфиопии Монтанелли отправился на другую войну, испанскую, которую он наблюдал со стороны итальянских подразделений, поддерживавших генерала Франко. Монтанелли писал об этой войне как о бездарной и бессмысленной, вопреки общему тону официальной итальянской пропаганды, в результате чего был отозван из Испании и официально лишён права заниматься журналистикой. Впрочем, ему тут же был предложен пост директора Итальянского культурного центра в Эстонии.

Вторая мировая война

С началом Второй мировой войны Монтанелли был направлен в германскую армию для репортажей о захвате Польши, однако эта фаза войны быстро закончилась. Монтанелли решил не возвращаться в Италию, предполагая, что новые события последуют здесь же, в восточной Европе, и оказался в Каунасе незадолго до аннексии Литвы Советским Союзом. Советская власть потребовала от Монтанелли покинуть страну, и он предпочёл отправиться в Финляндию. Во время советско-финской войны Монтанелли публиковал в «Коррьере делла Сера» патетические статьи о героизме финских войск, встречавшие горячий приём читательской аудитории и неоднозначную реакцию властей.

Из Финляндии Монтанелли перебрался в Норвегию, откуда вёл репортажи о попытках англо-французского сопротивления гитлеровскому вторжению. Затем его путь пролегал через Румынию, Болгарию, Грецию, где итальянские войска так или иначе участвовали в боевых или партизанских действиях. Наконец, в 1944 году Монтанелли оказался на севере Италии и примкнул к антимуссолиниевскому партизанскому отряду, однако попал в плен к немцам, провёл некоторое время в тюрьме и был приговорён к смерти. Затем, однако, при переводе из миланской тюрьмы в веронскую был устроен его побег в Швейцарию.

После войны

Продолжая работать в «Коррьере делла Сера», Монтанелли завоевал особенно широкую популярность статьями о Венгерском восстании 1956 года. Однако затем политический расклад в Италии изменился, и в 1973 г. склоняющаяся к более левой идеологии «Коррьере делла Сера» уволила Монтанелли. В 1974 г. он основал новую газету «Иль Джорнале», в которой выступал с жёстких антикоммунистических позиций. К этому периоду относится покушение на Монтанелли «Красных бригад» (1977), когда на миланской улице ему четырежды прострелили ноги.

В середине 1990-х гг. владелец «Иль Джорнале» Сильвио Берлускони перешёл к активной политической деятельности, и Монтанелли вступил с ним в публичный конфликт, заявив, что Берлускони «врёт с такой же лёгкостью, как ест». В конечном счёте Монтанелли покинул «Иль Джорнале» и вернулся в 1995 г. в «Коррьере делла Сера».

Книги

Значительная часть книг Монтанелли представляет собой сборники его статей и репортажей. Наиболее значителен из этих сборников том «Против течения: Сражение против своего времени» (итал. La stecca nel coro 1974-1994: una battaglia contro il mio tempo; 2000), в котором собраны самые яркие и противоречивые статьи из «Иль Джорнале». Однако Монтанелли написал и целый ряд популярных книг по истории, первая из которых — биография А. И. Герцена с характерным названием «Неудачная жизнь эмигранта» (итал. Vita sbagliata di un fuoruscito; 1949). Некоторые другие исторические книги Монтанелли:

• Мой муж Карл Маркс (итал. Mio marito, Carlo Marx; 1955)
• История Рима (итал. Storia di Roma; 1957)
• История Греции (итал. Storia di Greci; 1959)
• Гарибальди (1962, совместно с Марко Ноцца)
• Данте и его время (итал. Dante e il suo secolo; 1964)
• Деятели и деятельницы Рисорджименто (итал. Figure & Figuri del Risorgimento; 1987)

Монтанелли выступал также и с художественной прозой, из которой наиболее известна повесть «Генерал Делла Ровере» (1959), в том же году экранизированная Роберто Росселлини.

Память

В Милане установлен памятник Монтанелли, выполненный скульптором Вито Тонджани.

Отрывок, характеризующий Монтанелли, Индро

– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.