Монтефиоре, Мозес

Мозес Монтефиоре
Moses Haim Montefiore
Дата рождения:	24 октября 1784(1784-10-24)
Место рождения:	Ливорно
Дата смерти:	28 июля 1885(1885-07-28) (100 лет)
Место смерти:	Рамсгит

Сэр Мозес (Моше) Хаим Монтефиоре, 1-й Баронет (англ. Sir Moses Haim Montefiore; 24 октября 1784, Ливорно, Италия — 28 июля 1885, Рамсгит, Великобритания) — один из известнейших британских евреев XIX века, финансист, общественный деятель и филантроп.

Биография

Родился 24 октября 1784 в Ливорно (Италия) в еврейской (сефардской) религиозной семье состоятельного коммерсанта. Окончив школу, некоторое время служил в оптовой компании по торговле бакалейными товарами. Впоследствии переехал в Лондон, где успешно занимался биржевой деятельностью, в результате чего стал одним из двенадцати «еврейских маклеров» лондонского Сити. Совместно с братом Абрахамом (1788—1824) основал банкирский дом, быстро завоевавший хорошую репутацию.

Во время наполеоновских войн, в 1809 году, Монтефиоре вступил добровольцем в национальную гвардию, где за 4 года дослужился до капитана. Он имел внушительную внешность, рост около 1,90 м.

В 1812 году женился на Юдит (Джудит) Коэн (1784—1862), дочери Леви Барента Коэна. Её сестра, Генриэтта (Ханна) (1791—1866), вышла замуж за Натана Майера Ротшильда (1774—1836), которому фирма Монтефиоре оказывала маклерские услуги. Натан Ротшильд возглавлял семейный банковый бизнес в Великобритании, а два брата его жены были его партнёрами по бизнесу.

В своей деловой деятельности Монтефиоре был новатором. Крупное состояние и широкую известность он приобрёл созданием первого в Англии общества по страхованию жизни (при поддержке Натана Ротшильда) и основанием первой в Европе компании по освещению улиц газовыми фонарями (в сотрудничестве с Имперской континентальной газовой ассоциацией).

Деятельность Монтефиоре и его личные качества завоевали ему всеобщее уважение в Англии и за её пределами. Он пользовался поддержкой британского правительства и расположением королевы Виктории.

Жена Мозеса Монтефиоре, Юдит (1784—1862), была его единомышленницей и верным помощником. Она сопровождала мужа в большинстве поездок, вела дневник во время их первого путешествия в Палестину и описала второе в «Заметках из частного дневника» (1844). В память о Юдит Монтефиоре сэр Мозес основал в Рамсгит «Колледж Юдит леди Монтефиоре».

Столетний юбилей Монтефиоре торжественно отмечали как национальное событие в Британии, еврейских общинах Палестины, евреями по всей Восточной Европе и Ближнему Востоку.

Мозес Монтефиоре скончался 28 июля 1885 года в Рамсгите (Англия) в возрасте 100 лет. Детей у него не было.

Общественная и филантропическая деятельность

В 1824 году Монтефиоре оставил бизнес и целиком занялся общественной и филантропической деятельностью. О его общественной и политической жизни в Викторианской Англии известно немного. Гражданская и общественная репутация Монтефиоре отмечается Чарльзом Диккенсом в его дневниках, в личных записях Джордж Элиот и в романе Джеймса Джойса «Улисс». Известно, о его контактах с нонконформистами и социальными реформистами Викторианской Англии. Монтефиоре развивал активную деятельность за улучшение жизни различных меньшинств на Ближнем Востоке и других местах.

Будучи членом Совета сефардской еврейской общины Лондона, вложил крупные средства и энергию в улучшение школьного образования среди евреев, основал больницу и общество помощи бедным еврейским невестам и передал общине 13 домов.

В 1830-х годах Монтефиоре активно участвовал в борьбе за право евреев быть избранными в парламент и назначаться на общественные должности без принятия присяги «по истинной христианской вере».

Влияние и престиж Монтефиоре в Англии значительно возросли благодаря его роли в борьбе за отмену рабства в британских колониях. В 1835 году, совместно с Ротшильдами, предоставил английскому правительству большой займ для компенсации убытков владельцам плантаций в связи с уничтожением рабства. В 1837 году он был избран шерифом Лондона и графства Мидлсекс (где он фактически отменил смертную казнь), стал первым евреем, удостоенным членства в Лондонском королевском обществе, и был возведён королевой Викторией в рыцарское звание. В 1846 году ему был пожалован титул баронета, а в 1847 году он был избран шерифом графства Кент.

С конца 1830-х годов Монтефиоре становится признанным лидером английского еврейства. Он был президентом Совета депутатов британских евреев в течение 39 лет, с 1835 по 1874 год — рекордно долгий срок в истории организации.

До самой своей смерти он занимался филантропией и защитой во всём мире евреев — жертв клеветнических наветов, преследований и бесправия. Он сыграл значительную роль в прекращении Дамасского дела (1840), спасении жертв навета в Марокко (1864), облегчении участи преследуемых евреев острова Корфу, Румынии (1867), Ионийских островов и других мест. Используя свои обширные дипломатические связи, он пытался также предотвратить или остановить еврейские погромы в Бейруте, на Родосе, в Тисаэсларе и других местах.

Менее успешными были его попытки добиться улучшения положения румынских (1847) и русских евреев. Монтефиоре дважды посетил Россию (в 1846 и 1872 годах), где был удостоен всяческих почестей (в частности, он был принят Николаем I и Александром II) и получил от властей ряд обещаний по еврейскому вопросу, которые, однако, остались невыполненными. Монтефиоре вступился за евреев России и во время Кутаисского дела, в связи с которым он выражал готовность снова приехать в Петербург, невзирая на преклонный возраст.

Нередко Монтефиоре жертвовал крупные суммы целым еврейским общинам, находившимся в бедственном положении (например, в 1859 году общине Марокко; в 1872 году общине Персии). Монтефиоре выступал и в защиту других преследуемых национальностей. Так, на резню христиан восставшими в Сирии друзами Монтефиоре ответил инициативой создания Англо-Сирийского фонда помощи пострадавшим. Он также организовал существенную помощь евреям, страдавшим от голода и эпидемий во время Крымской войны.

В 1858 году побывал в Риме, пытаясь освободить юного Эдгардо Мортара, тайно крещённого служанкой-католичкой и похищенного у родителей по приказу Пия IX.

Помощь евреям Палестины

Монтефиоре сыграл важную роль в улучшении экономического положения еврейских поселенцев в Палестине. Монтефиоре посетил страну семь раз (в 1827, 1839, 1849, 1855, 1857, 1866 и 1875 годах). После первой поездки он начал строго соблюдать еврейские традиции, настолько что путешествовал с персональным «шойхетом» (резником, умеющим забивать птицу и скот согласно иудейскому закону, чтобы мясо отвечало требованиям кошерности). Уже со второй поездки, наряду с пожертвованиями живущим там в крайней нужде евреям, стремился к созданию для них постоянных источников заработка и уменьшению их зависимости от пожертвований из-за границы.

В 1839 году по инициативе Монтефиоре начала проводиться перепись еврейского населения страны и стали закладываться основы продуктивной экономической деятельности евреев; были арендованы земли для еврейских поселений, велось обучение евреев сельскохозяйственным работам на приобретенной для них цитрусовой плантации близ Яффо.

Предметом особой заботы Монтефиоре было улучшение экономического положения и санитарных условий жизни еврейского населения Иерусалима: по его инициативе и при его содействии в городе были открыты аптека и поликлиника, в которую он в 1843 году направил доктора Ш. Френкеля, первого дипломированного врача в стране; возведён первый еврейский квартал вне стен Старого города — Мишкенот-Шаананим (1860; позднее на средства основанного Монтефиоре фонда был построен квартал Иемин-Моше и ряд других, носящих его имя); организована типография, куда он прислал из Лондона печатный станок; создана и оснащена оборудованием ткацкая фабрика; построена ветряная мельница («мельница Монтефиоре»); открыта первая в стране ремесленная школа для девушек и многое другое. В намерения Монтефиоре входило также создание системы водоснабжения столицы и прокладка железной дороги Иерусалим—Яффа, но эти планы не осуществились. Глубокий интерес проявил Монтефиоре к святым местам Палестины; благодаря ему была приведена в порядок гробница Рахели и укреплена Западная стена в Иерусалиме. Ему удалось также добиться от султана фирмана о защите прав евреев в стране, в частности, их национально-религиозной автономии. Секретарь Монтефиоре Э. Лёве (1809—1888), обычно сопровождавший его в поездках в Палестину, вел дневники этих путешествий.

Рамсгит

Жизнь Монтефиоре тесно переплелась с городом Рамсгит (графство Кент) на юго-востоке Англии. Ещё в 1830-х он вместе с женой Юдит приобрёл там пригородный домик на восточном утёсе, в викторианском еврейском стиле. Он принимал большое участие в делах Рамсгейта, один из округов носит его имя.

В городе пышно праздновали 99-летний и 100-летний юбилей Монтефиоре, и все местные благотворительные общества и церкви воздали ему должное.

В своём домике он основал и финансировал сефардскую ешиву (еврейскую религиозную школу), названную в честь Юдит после её смерти в 1862 году. В подвале дома он соорудил красивую синагогу в итальянском стиле. Около дома находится могила его жены; позже там был похоронен и он сам.

Попытки застройщиков снести их могилы для расчистки места под коммерческие сооружения были пресечены, и могила была сохранена.

Посвящения

• Именем Монтефиоре назван медицинский центр в Бронксе (штат Нью-Йорк). В восточном крыле на втором этаже стоит бюст Мозеса Монтефиоре.
• Именем Монтефиоре назван один из районов Иерусалима, «Зихрон Моше» («Память Моше») при входе в который висит мемориальная доска, повествующая о заслугах Моше Монтефиоре.
• Именем Монтефьори названы улицы во многих израильских городах.
• В Израиле, в 1970-х были в обращении денежные купюры достоинством сначала в 10 фунтов, а затем в 1 шекель с портретом Мозеса Монтефиоре (Купюра 1 шекель 1975 года).
• Сэр Мозес Монтефиоре явился прообразом героя романа Уилла Томаса «Some Danger Involved».

• Israel 10 Lirot 1973 Obverse & Reverse.jpg

  Банкнота достоинством 10 лир 1973 года выпуска, посвящённая Монтефиоре

• Israel 1 Shekel 1978 Obverse & Reverse.jpg

  Банкнота достоинством 1 шекель 1978 года выпуска, посвящённая Монтефиоре

Легенды из жизни Монтефиоре

Монтефиоре знаменит своим остроумием. Про него рассказывают такую историю. На торжественном обеде он оказался сидящим рядом с одним аристократом-антисемитом. Тот рассказал Монтефиоре, что недавно вернулся из поездки в Японию, которая достопримечательна отсутствием там «свиней и евреев». Монтефиоре тут же ответил: «В таком случае нам с вами надо туда поехать, чтобы восполнить и то, и другое». Аналогичную историю рассказывают об Исраэле Зангвилле

В 1873 году одна газета ошибочно напечатала его некролог. В ответ он написал редактору: «Спасибо Господу, я ещё способен сам услышать о себе подобные слухи, и читать это собственными глазами без очков».

Литература

• Монтефиоре, Моисей // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Монтефиоре, Моисей (Мозес) // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
• [www.eleven.co.il/article/12834 Монтефиоре Мозес, сэр] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
• Encyclopedia Judaica, ed. Rabbi Dr. Raphael Posner, Keter Publishing House Jerusalem LTD, 1982
• [www.montefioreendowment.org.uk Website of the Montefiore Endowment at Ramsgate]
• [www.sirmoses.org.uk The Sir Moses Montefiore & Lady Judith Montefiore Heritage Site]
• Diaries of Sir Moses and Lady Montefiore: [www.seforimonline.org/seforim/diaries_of_sir_moses_and_lady_montefiore_1.pdf part 1], [www.seforimonline.org/seforim/diaries_of_sir_moses_and_lady_montefiore_2.pdf part2]

Отрывок, характеризующий Монтефиоре, Мозес

Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.