Монуев, Ысакбек

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ысакбек Монуев
Дата рождения

1902(1902)

Место рождения

село Нура, Ферганская область, Российская империя (ныне Алайский район Киргизии)

Дата смерти

1949(1949)

Место смерти

близ Алма-Аты, КазССР, СССР

Принадлежность

Китайская Республика Китайская Республика
Восточный Туркестан

Годы службы

19251944
19431949

Звание

генерал-майор Гоминьдана

Сражения/войны

Борьба с басмачеством
(на стороне Гоминьдана)
Кумульское восстание
(на стороне Гоминьдана)
Гражданская война в Китае
(на стороне Гоминьдана)
Илийское восстание
(на стороне повстанцев)

Ысакбек (Искакбек) Монуев или Мониев, араб. إسحاق بك موني ‎; 1902. с. Нура Алайского региона — 1949, авиакатастрофа около Алма-Аты) — военный деятель непризнанной Восточно-Туркестанской республики (ныне Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР).

Происходит из известного киргизского аристократического рода на Алае. Отец — крупный торговец, переселился в Синьцзян. В возрасте 25 лет Ысакбек собрал отряд из киргизов Кызыл-Суу, воевал с басмачами, проникавшими через советско-китайскую границу. За эти заслуги правительство Гоминьдана присвоило ему звание генерал-майора.

Позднее у него начались трения с гоминьдановскими властями. Монуев бежал в Алма-Ату, где сформировал воинскую часть, вернулся в Синьцзян и разгромил войска Гоминьдана. В 1944 г. была создана непризнанная Восточно-Туркестанская Республика во главе с Ахметжан Касими, Монуев возглавил её вооружённые силы.

В 1949 г. правительство Восточного Туркестана вылетело на переговоры в СССР[прояснить], однако самолёт разбился недалеко от Алма-Аты. Согласно воспоминаниям П. Судоплатова, катастрофа была организована советскими спецслужбами, поскольку Сталин договорился с Мао Цзэдуном о восстановлении контроля КНР над Синьцзяном, и поэтому создание независимого Восточного Туркестана не входило в интересы обоих.

Напишите отзыв о статье "Монуев, Ысакбек"



Литература

Отрывок, характеризующий Монуев, Ысакбек

– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.