Монументаль (стадион, Буэнос-Айрес)
 Трибуны стадиона «Монументаль» перед матчем Кубка Либертадорес | |
| Полное название |
Монументаль Антонио Веспучио Либерти |
|---|---|
| Оригинальное название |
Estadio Monumental Antonio Vespucio Liberti |
| Бывшие названия |
Монументаль де Нуньес |
| Местоположение | |
| Заложен |
1936 |
| Построен |
1938 |
| Открыт |
25 мая 1938 |
| Стоимость постройки |
3 млн. песо |
| Архитектор |
Хосе Аслан, Эктор Эскурра |
| Вместимость |
66 645[1] |
| Домашняя команда | |
| Размеры поля |
105 x 68 м |
| Покрытие |
трава |
«Монумента́ль», в прошлом — «Монументаль де Нуньес» (исп. Monumental de Núñez), официальное название — «Эстадио Монументаль Антонио Веспучио Либерти» (исп. Estadio Monumental Antonio Vespucio Liberti) — мультиспортивный стадион в Буэнос-Айресе, Аргентина. Является домашней ареной футбольного клуба «Ривер Плейт». С момента открытия является местом проведения большинства домашних игр национальной сборной Аргентины по футболу. Расположен на пересечении проспектов Авенида Фигероа Алькорта и Авенида Удаондо в районе Нуньес.
Вместимость стадиона составляет 66 449 человек[1], это самый большой стадион Аргентины по этому показателю.
История
В 1934 году «Ривер Плейт» праздновал 33 года с момента своего основания. Клуб полностью завершил процесс профессионализации и уже к тому моменту обладал репутацией команды, в которой игрокам платили высокие зарплаты, из-за чего и получил своё прозвище «миллионеры». 31 октября президент «Ривера» Антонио Веспучио Либерти выкупил участок земли в районе Бельграно площадью 83 950 м², из них 35 тыс. м² пожертвовал городской муниципалитет.
25 мая 1935 года был заложен первый камень новой арены на пересечении проспектов Сентенарио и Рио-де-Ла-Плата. 1 декабря того же года совет директоров «Ривер Плейта» утвердил план и подробный отчёт о строительных работах. Клуб получил кредит в 2,5 млн. песо от правительства страны и 27 сентября 1936 года началось полномасштабное строительство. Главными архитекторами проекта стали Хосе Аслан и Эктор Эскурра. Первоначальная стоимость работ достигла отметки в 4,48 млн песо, но после того, как строительный Комитет решил отложить на время возведение северной трибуны, она снизилась до 3 млн.
Строительство трёх трибун было завершено в течение двух лет. На арену площадью 26 тыс. м² было потрачено около 3 тысяч тонн стали для укрепления конструкции. «Монументаль» был построен вовремя — всего через несколько лет, во время Второй мировой войны, стоимость использованной стали превысила ту сумму, которую потратили на строительство всего стадиона.
24 мая 1938 года при 8 тысячах зрителей на стадион были торжественно доставлены флаги Аргентины и «Ривер Плейта». «Монументаль де Нуньес» официально был открыт на следующий день, 25 мая, матчем между «Ривер Плейтом» и уругвайским «Пеньяролем» в присутствии 120 тысяч зрителей, что в 4 раза превысило официальную вместимость арены на тот момент. Хозяева выиграли со счётом 3:1.
Окончательно стадион был достроен и модернизирован уже при президенте Энрике Пардо в 1958 году, после того, как «Ривер Плейт» продал в итальянский «Ювентус» за 10 млн песо Омара Сивори.
В рамках подготовки к чемпионату мира 1978 года военная хунта во главе с Хорхе Виделой тратила огромные средства на строительство и модернизацию стадионов, в том числе и «Монументаля». Так, для постройки одного стадиона в Аргентине в среднем расходовалось в 5 раз больше денег, чем это было при подготовке следующего мундиаля в Испании. «Ривер Плейт» получил большой кредит на полную реконструкцию «Монументаля». Вместимость возросла до 85 тысяч зрителей, хотя на матч «Ривера» с «Расингом» в 1958 году пришло 100 тысяч человек. Общая протяжённость зрительских трибун возросла до 70 км (в сравнении с первоначальными 50 км). В итоге, сборная Аргентины завоевала на домашнем «Монументале» свой первый титул чемпионов мира[2].
Также в 1978 году в помещениях под трибунами проводилась XXIII Всемирная шахматная олимпиада.
29 ноября 1986 года стадиону было дано имя Антонио Веспучио Либерти.
В финальных матчах Кубков Либертадорес 1986 и 1996 годов, когда «Ривер Плейт» оба раза выигрывал у колумбийской «Америки», фиксировались максимальные официальные показатели посещаемости после реконструкции — по 87 тысяч болельщиков.
Финалы крупнейших международных турниров
- Чемпионат мира по футболу 1978 (3 матча группового этапа, 4 матча второго раунда, финальная игра)
- Кубок Америки 1987 (3 матча группового этапа, матч за 3-е место и финал)
- Финальный матч Кубка Америки 2011
Финалы клубных турниров проводились благодаря выходу в них «Ривер Плейта», если не указано другое.
- Финальный матч Кубка Либертадорес 1962 (нейтральное поле для дополнительного матча между «Сантосом» и «Пеньяролем»)
- Финальный матч Кубка Либертадорес 1966
- Финальный матч Кубка Либертадорес 1976
- Финальный матч Кубка Либертадорес 1985 (выбран «Архентинос Хуниорс» в качестве домашнего стадиона)
- Финальный матч Кубка Либертадорес 1986
- Финальный матч Кубка Либертадорес 1996
- Финальный матч Суперкубка Либертадорес 1997
- Финальный матч Южноамериканского кубка 2003
Концерты
Напишите отзыв о статье "Монументаль (стадион, Буэнос-Айрес)"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.worldstadiums.com/south_america/countries/argentina.shtml Stadiums in Argentina] (англ.). worldstadiums.com. Проверено 17 апреля 2012. [www.webcitation.org/68CN4O4oS Архивировано из первоисточника 5 июня 2012].
- ↑ [html.rincondelvago.com/historia-de-argentina-1916-1978.html Historia de Argentina (1916-1978)] (исп.). rincondelvago.com (1998). Проверено 4 марта 2011. [www.webcitation.org/65r5ZxCEw Архивировано из первоисточника 2 марта 2012].
Ссылки
- [www.cariverplate.com/el-club/monumental Профиль стадиона на официальном сайте «Ривер Плейта»]
- [www.cariverplate.com/el-club/historia История «Ривер Плейта»]
- [www.riverplate.com/news/historia-del-estadio-monumental-river-plate-argentina.html История стадионов «Ривера»]
- [www.worldstadiums.com/stadium_pictures/south_america/argentina/buenos_aires_liberti.shtml Страница стадиона на WorldStadiums.com]
- [www.turismo.buenosaires.gob.ar/es/atractivo/estadio-de-river-plate Сайт стадиона на странице департамента туризма Буэнос-Айреса]
| ||||||
| ||||||
| ||||||||||||||
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Монументаль (стадион, Буэнос-Айрес)
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.
Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
