Маркграфство Монферрат
Поделись знанием:
К:Википедия:Страницы на КПМ (тип: не указан)
К:Появились в 967 годуК:Исчезли в 1574 году
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
(перенаправлено с «Монферрат (маркграфство)»)
 |
Эту страницу предлагается переименовать в Маркизат Монферрат. Пояснение причин и обсуждение — на странице Википедия:К переименованию/10 августа 2016.
Возможно, её текущее название не соответствует нормам современного русского языка и/или правилам именования статей Википедии. Не снимайте пометку о выставлении на переименование до окончания обсуждения. Переименовать в предложенное название, снять этот шаблон |
| Маркграфство Монферрат | |||||||||
| итал. Marchesato del Monferrato | |||||||||
| |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| |||||||||
 Маркграфство Монферрат (голубым) в 1494 году | |||||||||
| Столица | Казале-Монферрато | ||||||||
| Язык(и) | Итальянский | ||||||||
| Площадь | около 2750 км² | ||||||||
| Форма правления | монархия | ||||||||
Маркграфство Монферрат (итал. Marchesato del Monferrato; итал. Montferrat, Monferrato) — маркграфство в Италии, ныне часть провинции Пьемонт, расположено было между Морскими Альпами и рекой По; занимало около 2750 км². Изначально графство под вассалитетом итальянского короля Беренгара II, в 967 году было передано под управление германского императора Оттона I, который дал ему статус маркграфства (маркизата). Столица — город Казале-Монферрато.
Содержание
История
К концу XI века монферратские Алерамичи оставались единственным реликтом чистого феодализма в Северной Италии. Они как были, так и остались полновластными хозяевами своих земель, и прямыми вассалами германских императоров и им не пришлось делить эту власть ни с независимыми епископами, ни с муниципалитетами городов-республик, ни со ставленниками римских пап.[1] Маркграфы Монферрата в борьбе верхнеитальянских городов стояли большей частью на стороне Штауфенов.
В крестовых походах отличались некоторые из владельцев Монферрат: Конрад Монферрат был два года королём Иерусалима, а затем (1192) убит асассинами, а его брат Бонифаций Монферрат был одним из вождей разгрома Византии (1204) и королём Фессалоник, но через три года его отрезанную голову преподнесли болгарскому царю. Осторожной политикой во время гвельфо-гибеллинских распрей и богатыми браками Гульельмо, «великий маркграф», значительно возвысил силу маркграфства. Внук его (от дочери его Иоланты и византийского императора Андроника) Феодор Палеолог наследовал Монферрат в XIV веке.
При сыне последнего, Иоанне (Джованни, † 1372), Монферрат достиг самой цветущей поры самостоятельного существования; позже, теснимый Миланом и Савойей, он был вынужден стать в ленную зависимость от Савойского дома.
В 1536 году, когда угас род Палеологов, маркграфство перешло к Федерико II Гонзага, герцогу Мантуанскому.
Герцогство Монферрат
С 1574 года маркграфство Монферрат стало герцогством. В 1627 году, после того как пресеклась старшая отрасль рода Гонзага, разгорелась Война за мантуанское наследство. По итогам войны большая часть Монферрата осталась за Карло I Гонзага и его наследниками, а меньшая перешла к Савойскому дому.
В 1703 году Гонзага были изгнаны императором Леопольдом I, а герцогством Монферрат завладели савойцы. Утрехтский мир оставил весь Монферрат за Савойским домом.
Список правителей Монферрата
Дом Алерамичи, маркграфы Монферрат, ошибочно выводили своё происхождение от Хлодвига. Династия монферратских правителей прославилась в крестовых походах и побывала на троне Иерусалима.
Алерамичи
- Гульельмо I, сеньор Монферрат (ок.900 — 954)
- Алерамо (Адальрам), сын, сеньор Монферрат (ок.954 — 967), маркграф Монферрат (967—969)
- Гульельмо II, сын (960—961), соправитель
- Оттоне I (Оддон I), брат (969 — 91)
- Гульельмо III, сын (991—1042)
- Энрико, сын (1042—1044)
- Оттоне II, брат (1044 — 84)
- Гульельмо IV, сын (1084—1111)
- Раньери (Ренье), сын (1111 — 37)
- Гульельмо V Старый, сын (1137 — 91)
- Конрад, сын (1191 — 92), король Иерусалима (1192)*, князь Тиросский (1187—1192)
- Бонифаций I, брат (1192—1207), король Фессалоники (1204 — 07)*, Гульельмо Длинный Меч, брат, граф Яффы и Аскалона (1176 — 77), Деметрио, сын Бонифация I, король Фессалоники (1207—1224)*
- Гульельмо VI, сын Бонифация I (1207 — 25)
- Бонифаций II Большой, сын (1225 — 55)
- Гульельмо VII Великий, сын (1255 — 90)*, отрёкся в 1290
- Джованни I Справедливый, сын (1290—1305)
- Виоланта Монферратская (Ирина Монферратская), сестра (1305—1306), была замужем за Андроником II Палеологом, императором Византии
Палеологи
- Теодоро I (Феодор I) (1305—1338), сын Виоланты Монферрат и Андроника II Палеолога
- Джованни II (Иоанн II), сын (1338—1372), синьор Асти (1339 — 40, 1356 — 60, 1361 — 72), имперский викарий в Италии
- Оттоне III, сын (1372—1378)
- Джованни III, брат (1378—1381)
- Теодоро II, брат (1381—1418), правитель Генуи и синьор Савонский (1409 — 13), имперский викарий в Италии
- Джан Джакомо (Джованни Якопо), сын (1418—1445)
- Джованни IV, сын (1445—1464)
- Гульельмо VIII, брат (1464—1483)
- Бонифаций III, брат (1483—1493), отрёкся в 1493
- Гульельмо IX Джованни, сын (1493—1518)
- Бонифаций IV, сын (1518 — 30)
- Мария I, сестра (1530—1531)
- Джованни Джорджо, сын Бонифация III (1530 — 53), аббат в Лючедио (1507 — 18), епископ Казальский (1517 — 18), сложил духовное звание в 1533
- Маргарита, сестра Марии I и Бонифация IV, (1531—1566), муж Федерико II Гонзага, герцог Мантуи.
1533—1536 имперская оккупация. 1536—1713 к Мантуе (с 1575 герцогство Монферрато). 1713 к Савойе.
Гонзага
- Федерико II Гонзага (Федерико II Мантуанский) (1533—1540), муж Маргариты Монферрат
- Франческо I, сын (1540—1550)
- Гульельмо X, брат, маркграф Монферрат (1550—1574), герцог Монферрат (1574—1587) под именем Гульельмо I
- Винченцо I (1587—1612), сын
- Франческо II, сын (18.02.1612 — 22.12.1612)
- Фернандо, брат (1612—1626), кардинал (1605—1615), сложил духовное звание в 1615
- Винченцо II, брат (29.10.1626 — 25.12.1627), кардинал (1615—1617), сложил духовное звание в 1617
- Карл I Гонзага, сын Луиджи, внук Федерико II Монферратского (1627—1637), герцог Невер и Ретель (1595—1637), герцог Мантуи (1627—1637)
- Карло II, сын (1627—1631), соправитель
- Мария II, дочь Франческо II, жена Карло II (1627—1660)
- Карло III, сын Марии II и Карло II (1637—1665)
- Карл Фердинанд, сын (1665—1708)
См. также
Напишите отзыв о статье "Маркграфство Монферрат"
Примечания
- ↑ [samlib.ru/t/trubnikow_a/monf_02.shtml Владетели Монферрат и эпоха Крестовых походов хроники несостоявшихся империй]
Литература
- Семёнов И. С. Европейские династии: Полный генеалогический справочник / Науч. ред. Е. И. Карева, О. Н. Наумов. Вступ. ст. О. Н. Наумов. — М.: ООО "Издательство «Энциклопедия», ООО «Издательский дом ИНФРА-М», 2006. — 1104 с.: 64 л. цв.ил., портр. — Библиогр., указ. ISBN 5-94802-014-2 (Энциклопедия), ISBN 5-16-002720-3 (ИНФРА-М)
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Маркграфство Монферрат
Наташа слушала и соображала.– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
