Монюков, Виктор Карлович
Поделись знанием:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.
В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.
Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.
Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
| Виктор Карлович Монюков | |
 | |
| Имя при рождении: |
Виктор Карлович Франке |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Профессия: | |
| Гражданство: | |
| Театр: | |
| Награды: |
|
Виктор Карлович Монюков (наст. фамилия — Франке; 21 мая 1924, Москва — 23 апреля 1984, Киев) — актёр, театральный режиссёр, театральный педагог, заслуженный деятель искусств РСФСР (1969)[1][2][3].
Содержание
Биография
Родился в Москве в 1924 году. С детства увлекался театром. Первую «театральную постановку» организовал в коридоре своей коммунальной квартиры в Машковом переулке — «Остров сокровищ» Р. Стивенсона[4].
После окончания школы во время Великой Отечественной войны был призван в Красную армию. Служил в штабе ПВО на Западном фронте, в 1943 году был отозван в связи с поступлением во вновь созданную Школу-студию МХАТ. Окончив её в 1947 году, был оставлен при кафедре мастерства актёра режиссёром-педагогом.
С 1953 года работал во МХАТ как режиссёр-ассистент («Зимняя сказка» с М. Н. Кедровым, 1958), затем как самостоятельный постановщик. Поставил спектакль «для выездов» «День отдыха» В. П. Катаева, популярную «Дорогу через Сокольники» (1958), «Битву в пути» с В. Я. Станицыным (1959), «Дом, где мы родились» (1962), «Три долгих дня» (1964), «Потусторонние встречи» (совместно с О. Н. Ефремовым, 1971), «Долги наши» (1973). Ставил и в других театрах (некоторое время был главным режиссёром Театра на Малой Бронной).
С 1973 года — профессор. С 1975 года заведовал кафедрой сценической речи и пластической культуры актёра. Читал лекции и вёл семинары по наследию К. С. Станиславского в театральных школах Германии, США и ряда других стран. Автор работ по театральной педагогике[5].
В Школе-студии МХАТ был руководителем нескольких актёрских выпусков. Среди его учеников: Олег Борисов, Лев Дуров, Владимир Заманский, Николай Караченцов, Александр Коршунов, Алексей Гуськов, Юрий Мороз, Евгений Киндинов, Александр Воеводин, Марина Голуб, Альберт Филозов, Всеволод Шиловский.
Проживал в Москве в коммунальной квартире на улице Чаплыгина, дом 1а (ныне в этом доме — репетиционный зал Театра п/р О. П. Табакова)[4].
Скончался в 16 часов 23 апреля 1984 года в Киеве[4], куда отправился в преддверии Дня Победы по приглашению своего фронтового друга, актёра театра имени Леси Украинки Николая Рушковского[6]. Похоронен в колумбарии № 1 Нового Донского кладбища Москвы.
Память
- 17 апреля 2014 года в Белом зале Музея Человека Центральной библиотеки № 110 города Москвы состоялось памятное мероприятие, посвящённое 90-летию со дня рождения В. К. Монюкова. Среди выступавших были: Любовь Нефёдова, Ольга Кузнецова, Игорь Кашинцев, Владимир Левашёв и другие артисты, знавшие Виктора Карловича. Заслуженный артист России Александр Курский (Московский новый драматический театр) и журналист Надежда Васильева представили книгу «На то и память нам дана…» — сборник статей различных авторов, посвящённых В. К. Монюкову[7][8][9].
- В 2014 году Московский театр-студия под руководством Олега Табакова и ученики Виктора Карловича обратились в Департамент культуры города Москвы с предложением установить на фасаде дома, где проживал выдающийся театральный педагог, мемориальную доску[4].
Творчество
Постановки в театре
МХАТ
- 1958 — «Дорога через Сокольники» В. А. Раздольского
- 1958 — «Гостиница „Астория“» А. П. Штейна
- 1958 — «День отдыха» В. П. Катаева
- 1959 — «Битва в пути» Г. Е. Николаевой (с В. Я. Станицыным)
- 1962 — «Дом, где мы родились» («Третья сестра») П. Когоута
- 1964 — «Три долгих дня» Г. Б. Беленького
- 1971 — «Потусторонние встречи» Л. В. Гинзбурга (с О. Н. Ефремовым)
- 1974 — «Долги наши» Э. Я. Володарского
Театр на Малой Бронной
- 1967 — «Беспокойный юбиляр» В. А. Раздольского
Московский Новый драматический театр
- 1976 — «Путь вашей жизни» У. Сарояна
- 1977 — «Горсть песка» Е. Пшезьдзецкого
Библиография
- Монюков В. К. Воспоминания о В. И. Качалове // Сост. и ред. В. Я. Виленкин. Василий Иванович Качалов: Сборник статей, воспоминаний, писем. — М.: Искусство, 1954. — С. 658.
Напишите отзыв о статье "Монюков, Виктор Карлович"
Литература
- П. В. Массальский. . [books.google.ru/books?ei=AsbEU9fJPPHesASNtYHYBg&hl=ru&id=OB9NAQAAIAAJ&dq=Монюков,+Виктор+Карлович&focus=searchwithinvolume&q=Монюков Документы, статьи, воспоминания]. — М.: Изд-во Всероссийского театрального общества, 1985. — С. 343.
- Под ред. Б. М. Поюровского. [books.google.ru/books?id=hJwaAQAAIAAJ&q=Монюков,+Виктор+Карлович&dq=Монюков,+Виктор+Карлович&hl=ru&sa=X&ei=AsbEU9fJPPHesASNtYHYBg&ved=0CDgQ6AEwBg Звёзды Театра Российской армии]. — М.: АСТ-Пресс, 2002. — С. 11. — 303 с. — ISBN 5-7805-0948-4.
- Б. М. Поюровский. Учитель по призванию. Виктор Монюков // [books.google.ru/books?id=xPJkAAAAMAAJ&q=Монюков,+Виктор+Карлович&dq=Монюков,+Виктор+Карлович&hl=ru&sa=X&ei=J8bEU6aqFMTIsATfhYKwBg&ved=0CEAQ6AEwCTgK Что осталось на трубе…: хроники театральной жизни второй половины XX века]. — М.: Центрполиграф, 2000. — С. 64—65. — 495 с. — ISBN 522700448X.
- Володина М. В. [books.google.ru/books?id=XutkAAAAMAAJ&q=Монюков,+Виктор+Карлович&dq=Монюков,+Виктор+Карлович&hl=ru&sa=X&ei=AsbEU9fJPPHesASNtYHYBg&ved=0CEUQ6AEwCQ Исповедь актрисы]. — М.: Новое литературное обозрение, 2005. — С. 79—86. — 224 с. — ISBN 5-86793-387-3.
- [books.google.ru/books?ei=J8bEU6aqFMTIsATfhYKwBg&hl=ru&id=NO86AQAAIAAJ&dq=Монюков,+Виктор+Карлович&focus=searchwithinvolume&q=Монюков Национальный театральный семинар «СССР—Куба»] // Журнал «Латинская Америка». — Наука, 1973. — Вып. 4—6. — С. 169, 172.
- Матюхина, Тамара Яковлевна. Родной дом // Н. М. Васильева, А. А. Курский; под ред. Б. М. Поюровского. На то и память нам дана…: сб. ст. о театр. педагоге В. К. Монюкове. — М.: Владимир: ИП Журавлева, 2008. — С. 3—12. — ISBN 978-5-903738-07-6.
- Розан, Александр. Школьный товарищ // Н. М. Васильева, А. А. Курский; под ред. Б. М. Поюровского. На то и память нам дана…: сб. ст. о театр. педагоге В. К. Монюкове. — М.: Владимир: ИП Журавлева, 2008. — С. 12—15. — ISBN 978-5-903738-07-6.
- Любицкий, Александр Юльевич. Дорогой наш человек-праздник // Н. М. Васильева, А. А. Курский; под ред. Б. М. Поюровского. На то и память нам дана…: сб. ст. о театр. педагоге В. К. Монюкове. — М.: Владимир: ИП Журавлева, 2008. — С. 16—23. — ISBN 978-5-903738-07-6.
- Печников, Геннадий Михайлович. Однокурсники // Н. М. Васильева, А. А. Курский; под ред. Б. М. Поюровского. На то и память нам дана…: сб. ст. о театр. педагоге В. К. Монюкове. — М.: Владимир: ИП Журавлева, 2008. — С. 24—26. — ISBN 978-5-903738-07-6.
- Тарханов, Иван Михайлович. Первый выпуск // Н. М. Васильева, А. А. Курский; под ред. Б. М. Поюровского. На то и память нам дана…: сб. ст. о театр. педагоге В. К. Монюкове. — М.: Владимир: ИП Журавлева, 2008. — С. 26—28. — ISBN 978-5-903738-07-6.
- Шнейтер, Игорь Николаевич. О моём друге // Н. М. Васильева, А. А. Курский; под ред. Б. М. Поюровского. На то и память нам дана…: сб. ст. о театр. педагоге В. К. Монюкове. — М.: Владимир: ИП Журавлева, 2008. — С. 28—31. — ISBN 978-5-903738-07-6.
- Вецумниеце, Вента. Как луч солнца // Н. М. Васильева, А. А. Курский; под ред. Б. М. Поюровского. На то и память нам дана…: сб. ст. о театр. педагоге В. К. Монюкове. — М.: Владимир: ИП Журавлева, 2008. — С. 31—34. — ISBN 978-5-903738-07-6.
- Толкунова, Наталия. Праздник, который всегда со мной // Н. М. Васильева, А. А. Курский; под ред. Б. М. Поюровского. На то и память нам дана…: сб. ст. о театр. педагоге В. К. Монюкове. — М.: Владимир: ИП Журавлева, 2008. — С. 34—38. — ISBN 978-5-903738-07-6.
- Куликова, Елена. Квартира на Чаплыгина // Н. М. Васильева, А. А. Курский; под ред. Б. М. Поюровского. На то и память нам дана…: сб. ст. о театр. педагоге В. К. Монюкове. — М.: Владимир: ИП Журавлева, 2008. — С. 38—42. — ISBN 978-5-903738-07-6.
- Тодрия, Натэлла. Незабываемо // Н. М. Васильева, А. А. Курский; под ред. Б. М. Поюровского. На то и память нам дана…: сб. ст. о театр. педагоге В. К. Монюкове. — М.: Владимир: ИП Журавлева, 2008. — С. 42—43. — ISBN 978-5-903738-07-6.
- Головко, Кира Николаевна. Обращение к портрету // Н. М. Васильева, А. А. Курский; под ред. Б. М. Поюровского. На то и память нам дана…: сб. ст. о театр. педагоге В. К. Монюкове. — М.: Владимир: ИП Журавлева, 2008. — С. 43—44. — ISBN 978-5-903738-07-6.
- Фрид, Юлия. Истории // Н. М. Васильева, А. А. Курский; под ред. Б. М. Поюровского. На то и память нам дана…: сб. ст. о театр. педагоге В. К. Монюкове. — М.: Владимир: ИП Журавлева, 2008. — С. 44—46. — ISBN 978-5-903738-07-6.
- Курилко-Рюмин, Михаил Михайлович. Люблю красивых людей // Н. М. Васильева, А. А. Курский; под ред. Б. М. Поюровского. На то и память нам дана…: сб. ст. о театр. педагоге В. К. Монюкове. — М.: Владимир: ИП Журавлева, 2008. — С. 47—49. — ISBN 978-5-903738-07-6.
- Силюнас, Видмантас Юргенович. Профессор Карлович // Н. М. Васильева, А. А. Курский; под ред. Б. М. Поюровского. На то и память нам дана…: сб. ст. о театр. педагоге В. К. Монюкове. — М.: Владимир: ИП Журавлева, 2008. — С. 49—50. — ISBN 978-5-903738-07-6.
- Радомысленский, Евгений Вениаминович. Рыцарь школы // Н. М. Васильева, А. А. Курский; под ред. Б. М. Поюровского. На то и память нам дана…: сб. ст. о театр. педагоге В. К. Монюкове. — М.: Владимир: ИП Журавлева, 2008. — С. 50—52. — ISBN 978-5-903738-07-6.
- Бартошевич, Алексей Вадимович. Идеальный спутник // Н. М. Васильева, А. А. Курский; под ред. Б. М. Поюровского. На то и память нам дана…: сб. ст. о театр. педагоге В. К. Монюкове. — М.: Владимир: ИП Журавлева, 2008. — С. 52—55. — ISBN 978-5-903738-07-6.
- Басилов, Александр Дмитриевич. Ступени круга // Н. М. Васильева, А. А. Курский; под ред. Б. М. Поюровского. На то и память нам дана…: сб. ст. о театр. педагоге В. К. Монюкове. — М.: Владимир: ИП Журавлева, 2008. — С. 55—56. — ISBN 978-5-903738-07-6.
- Поюровский, Борис Михайлович. Мы познакомились в поезде… // Н. М. Васильева, А. А. Курский; под ред. Б. М. Поюровского. На то и память нам дана…: сб. ст. о театр. педагоге В. К. Монюкове. — М.: Владимир: ИП Журавлева, 2008. — С. 57—62. — ISBN 978-5-903738-07-6.
Примечания
- ↑ Под общ. ред. М. И. Андреева, Н. Э. Звенигородской, А. В. Мартыновой и др. Русский драматический театр: Энциклопедия. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2001. — С. 141. — 568 с. — ISBN 5-85270-167-X.
- ↑ Смелянский A. M. Московский Художественный театр. 100 лет. В 2-х т.. — М.: Изд-во Московского Художественного театра, 1984. — Т. 2. — С. 122.
- ↑ [www.rusdeutsch-panorama.ru/jencik_statja.php?mode=view&site_id=34&own_menu_id=4968 Российские немцы. Франке Виктор Карлович]
- ↑ 1 2 3 4 [issuu.com/t-podval/docs/podval49 Мы жили в большом доме на улице Чаплыгина…] // Журнал «Театральный подвал». — Театр п/р Олега Табакова, май 2014. — № 49.
- ↑ [www.mxat.ru/history/persons/monyukov/ Виктор Карлович Монюков]. Московский Художественный театр имени А. П. Чехова. Официальный сайт.
- ↑ Николай Пеньков. Явление театра // Наш современник. — 2005. — № 11.
- ↑ [kultura.mos.ru/presscenter/news/detail/1005853.html В Музее Человека пройдёт мероприятие, посвящённое 90-летию со дня рождения Виктора Монюкова]. Департамент культуры города Москвы (16 апреля 2014).
- ↑ [proartinfo.ru/article/tsikl-kulturno-massovykh-programm-i-proektov-k-godu-kultury-2014-moskva Информационное агентство «ПроАртИнфо». «Виктор Монюков — 90 лет» — экспозиция к 90-летию Виктора Монюкова, основателя Нового драматического театра, режиссёра, педагога Школы-студии МХАТ, Заслуженного деятеля искусств РСФСР (21 мая 1924 – 23 апреля 1984)]
- ↑ [www.facebook.com/lib110svao/posts/217889578404814 Экспозиция «Виктор Монюков - 90 лет»]. Центральная библиотека 110. Музей Человека (12 февраля 2014).
Ссылки
- Василий Куприянов, Марина Голуб, Игорь Золотовицкий. [www.facebook.com/media/set/?set=a.588901554490718.1073742267.371496016231274&type=3 Виктор Карлович Монюков. К 90-летию со дня рождения режиссёра и педагога. На то и память нам дана…] // Журнал «Театральный мир». — 2013. — № 11.
Отрывок, характеризующий Монюков, Виктор Карлович
Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.
В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.
Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.
Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Категории:
- Родившиеся 21 мая
- Родившиеся в 1924 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Москве
- Умершие 23 апреля
- Умершие в 1984 году
- Умершие в Киеве
- Актёры по алфавиту
- Актёры СССР
- Актёры XX века
- Театральные режиссёры по алфавиту
- Театральные режиссёры СССР
- Театральные режиссёры XX века
- Педагоги по алфавиту
- Театральные педагоги СССР
- Театральные педагоги XX века
- Заслуженные деятели искусств РСФСР
- Выпускники Школы-студии МХАТ
- Педагоги Школы-студии МХАТ
- Персоналии:МХАТ
- Артистические псевдонимы
- Похороненные на Донском кладбище
