Мора
Мо́ра (лат. mora, промежуток времени, время), тж. хро́нос про́тос (др.-греч. χρόνος πρῶτος, первоначальное время), те́мпус при́мум (лат. tempus primum, первоначальное время) в античном стихосложении — единица измерения количества стопы, самая малая единица счёта времени в стихе.
За мору принимается время, требуемое для произнесения краткого слога (U); при этом считается, что длительность долгого слога (–) составляет две моры. Соответственно этому античная метрика разделяет стопы на двухморные (напр. пиррихий UU), трехморные (напр. ямб U–, трибрахий UUU); четырехморные (напр. спондей – –, дактиль –UU, прокелевсматик UUUU), пятиморные (напр. бакхий U– –, 1-й пеон –UUU), шестиморные (напр. нисходящий ионик UU– –, молосс – – –), семиморные (напр. 1-й эпитрит U– – –), восьмиморные (напр. париамбод U–U– –), девятиморные (напр. месобрахий – –U– –), десятиморные (напр. молоссоспондей – – – – –).
На основе равного количества (долготы) разносложных стоп возникает явление ипостасы, то есть замены одной стопы другой; напр. дактиля (три слога, четыре моры,—UU) спондеем (два слога, четыре моры, ——).
В лингвистике
В современной лингвистике под морой понимается минимальная психофизически ощущаемая и фонологически значимая единица просодии. Например, распространена точка зрения (Е. Д. Поливанов), согласно которой в японском языке такой единицей является не звук и не слог, а именно мора (слог с кратким гласным или один краткий гласный; слог с долгим гласным представляется как сочетание двух мор). Например, слово 日本 («Япония») содержит три (ни-хо-н にほん) или четыре моры (ни-п-по-н にっぽん).
См. также
Напишите отзыв о статье "Мора"
Литература
- Munk E. Die Metrik der Griechen und Römer. — Glogau, 1834.
- Белов А. М. Вопрос о морах (оппозиция арифметической кратности в греческом и латинском языках) // Discipuli Magistro. К 80-летию Н.А. Федорова. — Москва, 2008. — С. 53–73.
- Белов А. М. Древнегреческая и латинская просодика (мора, ударение, ритмика). – Диссертация... доктора филол. наук. – М., 2011.
- Соболевский С. И. Древнегреческий язык. — М., 1948.
- Гаспаров М. Л. Очерк истории европейского стиха. — М., 2003.
- Цисык А. З., Шкурдюк И. А. Античная метрика. — Минск, 2004.
| ||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Мора
Опять они помолчали.– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.
Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
