Моравские говоры
| Моравские говоры | |
| Самоназвание: |
moravská nářečí |
|---|---|
| Страны: | |
| Регионы: | |
| Общее число говорящих: |
108 469[1] |
| Классификация | |
| Категория: | |
| Письменность: | |
| См. также: Проект:Лингвистика | |
Мора́вские го́воры (чеш. moravská nářečí) — условное название совокупности разнородных говоров чешского языка, распространённых в Моравии. Это понятие объединяет говоры центральноморавской (ганацкой), восточноморавской (моравско-словацкой) и североморавской диалектных групп, не имеющие литературного стандарта. В Чехии официально моравские говоры считаются группой диалектов чешского языка. Oднако, частью населения Моравии отмечаются при ответах на вопросы переписи о родном языке как отдельный моравский язык. Так, по данным переписи 2011 года в Чехии 108 469 человек назвали моравский язык своим родным (из которых 45 561 человек считают своим родным языком также чешский язык)[1].
В отличие от собственно чешских диалектов, на основе которых в результате интеграции сформировался народно-обиходный чешский язык (obecná čeština), на основе моравских и силезских диалектов, интеграция внутри которых была намного меньшей, сложились только лишь областные интердиалекты — ганацкий (obecná hanáčtina/středomoravština), моравско-словацкий (obecná moravská slovenština/slováčtina) и ляшский, или силезский (obecná laština/slezština)[2][4].
Моравские интердиалекты, не являющиеся региональными разновидностями обиходного чешского языка, образуют только «субстрат», при интерференции с которым в Моравии распространяется превратившийся в общенародную субстандартную форму чешского языка обиходный язык из Чехии[5].
На тех или иных моравских говорах предпринимаются попытки создания региональной литературной нормы[6]. Так, например, в 1998 году свой вариант литературной нормы предложил Zbyšek Šustek. В моравский алфавит были включены следующие графемы:
a, á, b, c, č, d, ď, e, é, f, g, h, ch, i, í, j, k, l, m, n, ň, o, ó, p, q, r, ř, s, š, t, ť, u, ú, v, w, x, y, ý, z, ž.
См. также
Напишите отзыв о статье "Моравские говоры"
Примечания
- ↑ 1 2 [vdb.czso.cz/sldbvo/#!stranka=podle-tematu&tu=30629&th=&v=&vo=H4sIAAAAAAAAAFvzloG1uIhBMCuxLFGvtCQzR88jsTjDN7GAlf3WwcNiCReZGZjcGLhy8hNT3BKTS_KLPBk4SzKKUosz8nNSKgrsHRhAgKecA0gKADF3CQNnaLBrUIBjkKNvcSFDHQMDhhqGCqCiYA__cLCiEgZGvxIGdg9_Fz__EMeCEgY2b38XZ89gIIvLxTHEP8wx2NEFJM4ZHOIY5u_t7-MJ1OIP5IdEBkT5OwU5RgH5IUB9fo4ePq4uEPNYw1yDolzhPstJzEvX88wrSU1PLRJ6tGDJ98Z2CyYGRk8G1rLEnNLUiiIGAYQ6v9LcpNSitjVTZbmnPOhmArq34D8QlDDwAG10C_KFWcoe4ugU6uPtWMLA4eni6hcSEAZ0FYe_k3OQmaGJUwUA4lOtR1sBAAA.&vseuzemi=null&void= Obyvatelstvo podle věku, mateřského jazyka a pohlaví]
- ↑ 1 2 Kuldanová, Pavlína. [www.osu.cz/fpd/kcd/dokumenty/cestinapositi/igstema1.htm Čeština po síti. Útvary českého národního jazyka. Tradiční teritoriální dialekt] (чешск.). Ostravská univerzita v Ostravě (2003). — Mapka českých nářečí (карта чешских диалектов). [www.webcitation.org/6AgyUUaOb Архивировано из первоисточника 15 сентября 2012]. (Проверено 14 мая 2013)
- ↑ Bělič J. Nástin české dialektologie. — Praha: SPN, 1972. — Přehled nářečí českého jazyka
- ↑ Белич Я. Состояние и задачи чешской диалектологии // Вопросы языкознания. №4. — М.: Наука, 1968. — С. 10.
- ↑ Скорвид С. С. [ifi.rsuh.ru/files/kafslavist/Skorvid_CheshskijJazyk.pdf Чешский язык] // Языки мира: Славянские языки. — М., 2005. — С. 1. (Проверено 28 ноября 2012)
- ↑ Duličenko, Aleksandr D. [wwwg.uni-klu.ac.at/eeo/Maehrisch.pdf Slawische Sprachen. Mährisch] (нем.) S. 291—292. Alpen-Adria-Universität Klagenfurt. Enzyklopädie des europäischen Ostens[de] (2001). (Проверено 1 июня 2015)
Отрывок, характеризующий Моравские говоры
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
