Морайс, Пруденти ди
Пруденти Жозе ди Морайс Баррус порт. Prudente José de Moraes Barros<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> | ||||
| ||||
---|---|---|---|---|
15 ноября 1894 — 15 ноября 1898 | ||||
Вице-президент: | Мануэл Виторину | |||
Предшественник: | Флориану Пейшоту | |||
Преемник: | Кампус Салис | |||
Рождение: | 4 октября 1841 Иту, Сан-Паулу | |||
Смерть: | 3 декабря 1902 (61 год) Пирасикаба, Сан-Паулу | |||
Автограф: |
Пруде́нти Жозе́ ди Мора́йс Ба́ррус (порт. Prudente José de Moraes Barros; 4 октября 1841, Иту, Сан-Паулу, Бразильская империя — 3 декабря 1902, Пирасикаба, Сан-Паулу, Бразилия) — бразильский адвокат, государственный деятель, третий президент Бразилии (1894—1898).
Содержание
Учёба и начало карьеры
Пруденти ди Морайс родился в районе Иту в штате Сан-Паулу 4 октября 1841 года. В 1863 году окончил Школу права в Сан-Паулу. В этом же году переехал в Пирасикабу, где в течение двух лет занимался адвокатской практикой.
В 1865 году Морайс начал свою политическую карьеру. Он вступил в Либеральную партию и был избран членом городского муниципалитета Пирасикабы. В 1873 году перешёл в Республиканскую партию.
В 1889—1890 годах занимал пост губернатора штата Сан-Паулу, затем стал сенатором и с 1891 по 1894 год был вице-спикером Сената.
На посту президента
1 марта 1894 года в Бразилии состоялись первые президентские выборы. Пруденти ди Морайс одержал на них победу, набрав более 276 тысяч голосов и опередив своего главного соперника — Афонсу Пену. 15 ноября Морайс вступил в должность, став, таким образом, первым президентом Бразилии, избранным путём всенародного голосования, и первым президентом Бразилии гражданской профессии.
Предшественники оставили Морайсу страну не в лучшем положении: в Бразилии продолжались политические распри и административная неразбериха и, как следствие, царил экономический спад. Морайс начал своё правление с того, что назначил губернаторами штатов гражданских лиц, объявил политическую амнистию участникам антиправительственных выступлений на юге страны и сформировал новый кабинет министров, перед которым поставил первоочередную задачу — восстановить финансовую систему страны.
Во внешней политике Морайсу пришлось решать такие важные проблемы, как уточнение границ с Аргентиной, спор с которой длился со времени окончания Парагвайской войны, а также восстановление дипломатических отношений с Португалией и отражение территориальных притязаний Великобритании и Франции на севере страны[1].
С 10 ноября 1896 по 4 марта 1897 года[2] Морайс не мог исполнять свои обязанности из-за проблем со здоровьем: он долго реабилитировался после операции по удалению желчных камней. В этот период его обязанности исполнял вице-президент Мануэл Виторину Перейра[3].
В ноябре 1897 года на Морайса было произведено покушение, в результате которого погиб военный министр в его правительстве[4].
Война Канудус
Одним из заметных событий периода президентства Морайса стало движение Канудус, жестоко подавленное правительственными войсками. Это движение зародилось в 1893 году на северо-востоке штата Баия. Забытое правительством и доведённое до отчаяния население, страдающее от голода и бедности, встало под знамёна некого Антониу Масиэла, прозванного Консельейру (Советник)[1]. Вокруг него собралось около 20-25 тысяч человек из штатов Баия, Сеара, Пернамбуку и Сержипи. Повстанцы грабили проезжих торговцев и местных помещиков. Правительству штата Баия не удалось восстановить порядок в регионе: оно несколько раз посылало отряды полиции на борьбу с восставшими, каждый раз увеличивая их численность, но повстанцы одерживали победу за победой, забирая себе трофейное оружие и боеприпасы.
В конце концов в ситуацию пришлось вмешаться республиканскому правительству. Оно не стало вдаваться в социальные корни и цели движения и объявило его участников врагами республики и демократии. Войска, включая тяжелую артиллерию, были посланы на борьбу с повстанцами. В 1897 году после продолжительных боёв восстание было подавлено. Правительственные войска потеряли около 4 тысяч человек убитыми, количество погибших повстанцев было намного больше.
Память
В честь Морайса названы муниципалитеты Президенти-Пруденти в штате Сан-Паулу, Пруденти-ди-Морайс в штате Минас-Жерайс и Прудентополис в штате Парана.
Напишите отзыв о статье "Морайс, Пруденти ди"
Примечания
- ↑ 1 2 [web.archive.org/web/20130421095953/mesoamerica.narod.ru/Latin/brazil_history_thomas11.html А. Б. Томас. История Латинской Америки.]
- ↑ [www.e-globus.ru/425.html Правители Бразилии]
- ↑ [www.dec.ufcg.edu.br/biografias/ManuViPe.html Биография Мануэла Виторину].
- ↑ [mesoamerica.narod.ru/Latin/brazil_history_blanc4.html P. M. Бланк. Бразильская империя. Соединённые штаты Бразилии].
Источники
- [www.dec.ufcg.edu.br/biografias/PBPJMB.html Биография]. (порт.)
- [www.braziliada.ru/brazil/presidents/presidents_a1.shtml Braziliada — Все президенты Бразилии].
Ссылки
- Мораэс-Баррос, Пруденте // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Морайс, Пруденти ди
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.