Моран, Шарль-Антуан

Шарль-Антуан Моран
фр. Charles Morand
Портрет Морана
Дата рождения	4 июня 1771(1771-06-04)
Место рождения	Понтарлье, провинция Франш-Конте (ныне департамент Ду), королевство Франция
Дата смерти	2 сентября 1835(1835-09-02) (64 года)
Место смерти	Париж, департамент Сена, королевство Франция
Принадлежность	Франция Франция
Род войск	Пехота
Годы службы	1792—1815, 1830—1832
Звание	Дивизионный генерал
Часть	Великая армия
Командовал	пехотной бригадой (1803-06), пехотной дивизией (1806-13), 4-м армейским корпусом (1813-14)
Сражения/войны	Битва при Риволи, Битва у Пирамид, Битва под Аустерлицем, Сражение при Ауэрштедте, Сражение при Чарново, Битва при Голымине, Битва при Прейсиш-Эйлау, Сражение при Ландсхуте, Битва при Экмюле, Битва под Ваграмом, Сражение под Смоленском, Бородинское сражение, Сражение при Лютцене, Сражение при Бауцене, Бой при Ханау, Сражение при Денневице, Битва при Ватерлоо
Награды и премии

Шарль-Антуан-Луи-Алексис Моран (фр. Charles Antoine Louis Alexis Morand) (4 июня 1771, Понтарлье, департамент Ду — 2 сентября 1835, Париж). 24 декабря 1805 произведён в дивизионные генералы. С 12 октября 1808 — граф Империи.

Служба в годы Революции

В разгар революционных событий во Франции Шарль Моран учился на юриста, в 1791 году он получил степень лиценциата права. Уже через год, в августе 1792, он стал капитаном 7-го батальона волонтёров департамента Ду, а ещё через месяц его повысили до подполковника. В 1792—93 он сражался в рядах Рейнской армии. 8 сентября 1793 в бою при Гондшооте Моран первым ворвался в город со знаменем в руках. В 1793—94 он воевал в Северной армии, в 1794—96 в Самбро-Маасской, а с января 1797 года в Итальянской армии. 14 января 1797 Моран отличился, сражаясь с австрийцами при Риволи.

Служба у генерала Бонапарта

Моран участвовал в Египетской кампании в составе дивизии генерала Дезе. После сражения у Пирамид, прямо на поле боя, он был произведён в чин полковника и возглавил 88-ю линейную пехотную полубригаду. С 7 сентября 1799 Моран исполнял обязанности адъютанта бригады, а затем был назначен на должность губернатора провинции Гирей. За мужество, проявленное во время этой кампании, 6 сентября 1800 получил чин бригадного генерала. С мая и вплоть до конца июля 1801 Моран командовал бригадой в дивизии генерала Вердье. 9 августа 1801 он вернулся во Францию. С 19 марта 1802 был командующим в департаменте Морбиан. 30 августа 1803 переведён в военный лагерь Сент-Омер.

Служба у императора Наполеона

В сражении при Аустерлице Моран командовал пехотной бригадой, входившей в состав 4-го корпуса генерала Сент-Илера. Его бригада, включавшая в себя всего лишь один полк (10-й полк лёгкой пехоты), в районе Праценских высот подверглась атаке превосходящих сил противника и понесла значительные потери. Если бы не своевременный подход соседних частей Великой армии, полк Морана был бы полностью уничтожен. За проявленное в ходе кампании мужество (24 декабря 1805) Моран был произведён в чин дивизионного генерала.

14 февраля 1806 его назначают командиром 1-й дивизии 3-го корпуса маршала Даву. Моран сумел завоевать доверие и уважение со стороны своего ворчливого начальника и стал, наряду с генералами Фрианом и Гюденом, одним из его наиболее приближённых помощников. В битве при Ауэрштедте (14 октября 1806) полки Морана беглым огнём отразили атаки прусской кавалерии, а затем перешли в контрнаступление и разгромили войска герцога Брауншвейгского. Генерал в этом бою был ранен в руку. Дивизия Морана участвовала во взятии Кюстрина (1 ноября 1806), а также в сражениях при Чарново и Голымине. В битве при Прейсиш-Эйлау (8 февраля 1807) бравый генерал получил новое ранение.

В 1809 Моран сражается при Арнсхофене, Абенсберге, Ландсхуте, Экмюле, Регенсбурге. В битве при Ваграме (5-6 июля 1809) части его дивизии смяли левый фланг австрийцев, что решило исход всего сражения. С 13 июля 1810 по 3 марта 1812 Моран исполнял обязанности губернатора Гамбурга.

24 июня 1812 Моран удостоился чести первым переправиться на правый берег Немана, открыв, тем самым, Русскую кампанию. 17 августа его дивизия в ходе ожесточённого боя занимает южные предместья Смоленска. В Бородинской битве полки Морана атакуют Курганную высоту, неся при этом огромные потери от залпов русской артиллерии. Сам генерал получает ранение в челюсть. В конце 1812 остатки 1-й дивизии Великой армии, сохраняя порядок и дисциплину, покинули Россию.

С 17 марта 1813 Моран командовал 12-й пехотной дивизией, входившей в состав 1-го, а затем 4-го корпусов генерала Бертрана. Участвовал в битвах при Лютцене и Бауцене. 6 сентября 1813 г. в сражении у Денневица после поражения французской кавалерии стойкость Морана спасла остатки корпуса маршала Нея и позволила французам отступить. Отличился в бою при Ханау (30-31 октября). В декабре 1813 — апреле 1814 руководил обороной Майнца, покинув его со своими войсками лишь после окончания войны (4 мая 1814).

«Сто дней». Четырёхлетняя ссылка. Прощение «грехов» и восстановление на службе

Во время Ста дней служил адъютантом у Наполеона и 1-м полковником пеших егерей в его гвардии. 2 июня 1815 получил титул пэра Франции. В битве при Ватерлоо отчаянным усилием сумел выбить пруссаков из Планшенуа, но этот его подвиг уже не мог изменить положения. За это сражение Наполеон пожаловал Морану Орден Почётного легиона (награда нашла героя лишь в 1830 при Июльской монархии). До второго отречения императора храбрый генерал командовал гвардейской пехотой Армии Луары.

Заочно приговорённый Людовиком XVIII к смерти Моран был вынужден скрываться на родине своей жены — в Польше. Он получил прощение лишь в 1819. Ему вернули чин дивизионного генерала, восстановили на военной службе (с 1 сентября 1819 по 12 января 1820 он служил в Королевской гвардии), а также вторично провозгласили пэром Франции (11 октября 1832).

Шарль Антуан Луи Алексис Моран скончался в своём парижском особняке 2 сентября 1835.

Литература

1. Соколов О.В. Армия Наполеона. СПб.: Империя, 1999. С.567.

Ссылки

• Моран, Луи-Шарль // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.hrono.info/biograf/bio_m/moran.html Энциклопедический справочник К. А. Залесского]
• [www.napoleonic-officers.net/web/officers/M/morand.html Послужной список генерала Морана] (англ.)
• [www.napoleon.org/fr/salle_lecture/biographies/files/Morand_allegret_rsn_462_2006.asp Сведения о Ш. А. Моране на сайте Фонда Наполеона] (фр.)
• [www.souvenir-davout.com/spip.php?rubrique1 Воспоминания маршала Даву о генерале Моране] (фр.)

Отрывок, характеризующий Моран, Шарль-Антуан

– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.