Морган, Гарри
Поделись знанием:
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.
Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
| Гарри Морган | |
| Harry Morgan | |
 В образе полковника Поттера из сериала «M*A*S*H» (1975) | |
| Имя при рождении: |
Гарри Братсберг |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: |
Лос-Анджелес, США |
| Профессия: | |
| Карьера: |
1942—2002 |
Гарри Морган (англ. Harry Morgan, урождённый Братсберг[1] (англ. Bratsberg), 10 апреля 1915 — 7 декабря 2011) — американский актёр, норвежского происхождения[1]. Его актёрская карьера стартовала на театральной сцене в середине 1930-х, после чего в течение многих лет он успешно играл на Бродвее. В 1942 году он изменил фамилию на Морган и дебютировал на большом экране. За свою актёрскую карьеру, длившуюся более 60 лет, Гарри Морган снялся более чем в сотне фильмов, а наиболее известен стал благодаря своим ролям на телевидении, где появился в сериале «M*A*S*H», в роли полковника Поттера, которая принесла ему «Эмми», и многих других. Во многих фильмах он снимался под именем Генри Морган.
Его сын, актёр Кристофер Морган, был женат на Джули Кобб — дочери актёра Ли Джей Кобба, с которым Гарри Морган снимался в картине «Как был завоёван Запад». Актёр скончался 7 декабря 2011 года в Лос-Анджелесе в возрасте 96 лет[2].
Содержание
Фильмография
| Год | Русское название | Оригинальное название | Роль | |
|---|---|---|---|---|
| 1942 | ф | К берегам Триполи | 'To the Shores of Tripoli' | Маути |
| 1942 | ф | Жёны оркестрантов | 'Orchestra Wives ' | Кулли Андерсон |
| 1942 | ф | След Омахи | 'The Omaha Trail' | прихвостень Нэт |
| 1942 | ф | Любовь Эдгара Алана По | 'The Loves of Edgar Allan Poe' | Эбенезер Берлинг |
| 1943 | ф | Опасное погружение | 'Crash Dive ' | Браун |
| 1943 | ф | Случай в Окс-Боу | 'The Ox-Bow Incident' | Арт Крофт — главная роль |
| 1943 | ф | Счастливая земля | 'Happy Land' | Антон (Тони) Каврек |
| 1944 | ф | Клочок бумаги | 'A Scrap of Paper ' | Эпизод |
| 1944 | ф | Канун святого Марка | 'The Eve of St. Mark' | рядовой Шевлин |
| 1944 | ф | Роджер Туи, гангстер | 'Roger Touhy, Gangster' | Томас Дж. 'Смоук' Рирдон |
| 1944 | ф | На одном крыле и молитве | 'Wing and a Prayer' | прапорщик Малкольм Брэйнард |
| 1944 | ф | Нежная Энни | 'Gentle Annie' | Коттонвуд Госс |
| 1945 | ф | Колокол Адано | 'A Bell for Adano' | капитан Н. Первис |
| 1945 | ф | Ярмарка | 'State Fair' | Баркер |
| 1946 | ф | С этого дня вперёд | 'From This Day Forward ' | Хэнк Бисли |
| 1946 | ф | Джонни летит домой | 'Johnny Comes Flying Home' | Джо Патилло |
| 1946 | ф | Драгонвик | 'Dragonwyck' | Клас Бликкер |
| 1946 | ф | Это не должно случиться с собакой | 'It Shouldn’t Happen to a Dog' | Гас Риверс |
| 1946 | ф | Где-то в ночи | 'Somewhere in the Night' | банщик |
| 1946 | ф | Криминальный доктор ищет человека | 'Crime Doctor’s Man Hunt' | Джервис |
| 1947 | ф | Гангстер | 'The Gangster' | «Коротышка» |
| 1948 | ф | Восход луны | 'Moonrise' | Билли Скриптур |
| 1948 | ф | Жёлтое небо | 'Yellow Sky' | «Полпинты» |
| 1948 | ф | Все мои сыновья | 'All My Sons' | Франк Луби |
| 1948 | ф | Большие часы | 'The Big Clock' | Билл Уомак |
| 1948 | ф | Рэйс-Стрит | 'Race Street' | Хэл Тауэрс |
| 1948 | ф | Саксонское очарование | 'The Saxon Charm' | Херми |
| 1949 | ф | На кораблях по морю | 'Down to the Sea in Ships' | Бриттон |
| 1949 | ф | Мадам Бовари | 'Madame Bovary' | Ипполит |
| 1949 | ф | Странная сделка | 'Strange Bargain' | лейтенант Ричард Вебб |
| 1949 | ф | Прекрасная блондинка из Бэшфул Бенд | 'The Beautiful Blonde from Bashful Bend' | хулиган |
| 1949 | ф | Красный свет | 'Red Light' | 'Рокки |
| 1949 | ф | Праздничный роман | 'Holiday Affair' | полицейский лейтенант |
| 1950 | ф | Тёмный город | 'Dark City' | солдат |
| 1950 | ф | Вне стен | 'Outside the Wall' | Гарт |
| 1950 | ф | Решающий поединок | 'The Showdown' | Род Мэйн |
| 1951 | ф | Прекрасный гранд | Belle Le Grand | Абель Стоун |
| 1951 | ф | Когда я вырасту | 'When I Grow Up' | отец Рида в современности |
| 1951 | ф | Свидание с опасностью | 'Appointment with Danger' | Джордж Содерквист |
| 1951 | ф | Разбойник | 'The Highwayman' | Тим |
| 1951 | ф | Справедливо | 'The Well' | Клод Пекард |
| 1951 | ф | Голубая вуаль | 'The Blue Veil' | Чарльз Холл |
| 1952 | ф | Излучина реки | 'Bend of the River' | «Коротышка» |
| 1952 | ф | Мэлоун «сапоги» | 'Boots Malone' | Генри «четверть лошади» |
| 1952 | ф | Большой Джим МакЛэйн | 'Big Jim McLain' | рассказчик |
| 1952 | ф | Скандальная хроника | 'Scandal Sheet' | Биддл |
| 1952 | ф | Шесть моих убеждений | 'My Six Convicts' | Доусон |
| 1952 | ф | Ровно в полдень | 'High Noon' | Сэм Фуллер |
| 1952 | ф | Военный дым апачей | 'Apache War Smoke' | Эд Коттен |
| 1952 | ф | Самый жёсткий человек в Аризоне | 'Toughest Man in Arizona' | Верне Кимбер |
| 1952 | ф | Остановитесь, вы убиваете меня | 'Stop, You’re Killing Me' | невинный |
| 1952 | ф | Какова цена славы | 'What Price Glory' | сержант Моран |
| 1953 | ф | Грозовой залив | 'Thunder Bay' | Ролингс |
| 1953 | ф | Арена | 'Arena' | Лью Хатчинс |
| 1953 | ф | Чемпион на день | 'Champ for a Day' | Аль Мунц |
| 1953 | ф | Грустная песня | 'Torch Song' | Джо Деннер |
| 1954 | ф | История Гленна Миллера | 'The Glenn Miller Story' | Chummy MacGregor |
| 1954 | ф | Золотоискатели | 'The Forty-Niners' | Альфред 'Алф' Биллингс, |
| 1954 | ф | Узник войны | 'Prisoner of War' | майор О. Д. Хэйл |
| 1954 | ф | О миссис Лесли | 'About Mrs. Leslie' | Фред Блу |
| 1954 | ф | Далёкий край | 'The Far Country' | Кетчум |
| 1955 | ф | Стратегическое воздушное командование | 'Strategic Air Command' | бортинженер сержант Библ |
| 1955 | ф | Не как чужой | 'Not as a Stranger | Олей |
| 1955 | ф | Блюз Пита Келли | 'Pete Kelly’s Blues' | Эпизод |
| 1956 | ф | Основание бутылки | 'The Bottom of the Bottle' | Феликс—Баркип |
| 1956 | ф | Ответный удар | 'Backlash' | Тони Велкер |
| 1956 | ф | Звезда в пыли | 'Star in the Dust' | Лью Хоган |
| 1956 | ф | Чайная церемония | 'The Teahouse of the August Moon' | сержант Грегович |
| 1957 | ф | Под огнём | 'Under Fire' | Сержант Джозеф К. Дузэк |
| 1959 | ф | Это началось с поцелуя | 'It Started with a Kiss ' | Чарльз Мериден |
| 1960 | ф | Пожнёшь бурю | 'Inherit the Wind' | судья Мэл Коффи |
| 1960 | ф | Дорога в горах | 'The Mountain Road' | Сержант Майк Мичэелсон |
| 1960 | ф | Симаррон | 'Cimarron' | Джесси Рики |
| 1962 | ф | Как был завоёван Запад | 'How the West Was Won' | генерал Улисс Грант |
| 1965 | ф | Джон Голдфарб, пожалуйста, иди домой! | 'John Goldfarb, Please Come Home!' | Госсекретарь Димс Сараево |
| 1966 | ф | Фрэнки и Джонни | 'Frankie and Johnny' | Калли |
| 1966 | ф | Что ты делал на войне, папа? | 'What Did You Do in the War, Daddy?' | майор Потт |
| 1967 | ф | Вздорный человек | 'The Flim-Flam Man' | щериф Слэйд |
| 1969 | ф | Облава 1966 | 'Dragnet 1966 (ТВ) | офицер Билл Ганнон |
| 1969 | ф | Поддержите своего шерифа! | 'Support Your Local Sheriff!' | мэр Олли Перкинс |
| 1969 | ф | Виват Макс! | 'Viva Max' | шеф полиции Сильвестр |
| 1970 | ф | Но я не хочу жениться! | 'But I Don’t Want to Get Married! (ТВ) | мистер Гуд |
| 1970 | ф | Паттон | 'Patton' | сенатор |
| 1971 | ф | Феминистка и пух | 'The Feminist and the Fuzz (ТВ) | доктор Гораций Бауэрс |
| 1971 | ф | Босой руководитель | 'The Barefoot Executive' | Крэмптон |
| 1971 | ф | Поддержи своего стрелка | 'Support Your Local Gunfighter' | Тэйлор Бартон |
| 1971 | ф | Скандальный Джон | 'Scandalous John' | шериф Пиппин |
| 1971 | ф | Кэт Баллоу | 'Cat Ballou (ТВ) | владелец ранчо |
| 1971 | ф | Эллери Квин: не оглядывайся назад | 'Ellery Queen: Don’t Look Behind You (ТВ) | инспектор Ричард Квин |
| 1972 | ф | Хек Рэмси | 'Hec Ramsey (ТВ) | Доктор Амос К. Кугэн |
| 1972 | ф | Экспресс снежок | 'Snowball Express' | Джесси Маккорд |
| 1973 | ф | Чарли и ангел | 'Charley and the Angel' | ангел, бывший Рой Зерни |
| 1974 | ф | Партнёры | 'Sidekicks (ТВ) | шериф Дженкинс |
| 1975 | ф | Последний день | 'The Last Day (ТВ) | рассказчик |
| 1975 | ф | Озорная шайка | 'The Apple Dumpling Gang' | шериф Гомер Маккой |
| 1976 | ф | Самый меткий | 'The Shootist' | маршал Карсон-Сити Уолтер Тибодо |
| 1977 | ф | Экзо-человек | 'Exo-Man (ТВ) | Трэвис |
| 1977 | ф | Великолепный волшебный магнит из Санта-Месы | 'The Magnificent Magical Magnet of Santa Mesa (ТВ) | J.J. Strange |
| 1978 | ф | Людоеды свободны! | 'Maneaters Are Loose! (ТВ) | Тоби Вэйтес |
| 1978 | ф | Убийство на Марди Грас | 'Murder at the Mardi Gras (ТВ) | Джим Боб Джексон |
| 1978 | ф | Ублюдок | 'The Bastard (ТВ) | Капитан Калеб |
| 1978 | ф | Кот из космоса | 'The Cat from Outer Space ' | . Генерал Стилтон |
| 1979 | ф | Возвращение на дикий Запад | 'The Wild Wild West Revisited (ТВ) | Роберт Т. Мэлон |
| 1979 | ф | Вы не можете взять это с собой | 'You Can’t Take It with You (ТВ) | мистер Депинна |
| 1987 | ф | Сети зла | 'The Dragnet' | Эпизод |
Награды
Напишите отзыв о статье "Морган, Гарри"
Примечания
Ссылки
- [ibdb.com/person.php?id=32900 Гарри Морган] (англ.) на сайте Internet Broadway Database
|
|||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Морган, Гарри
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.
Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
