Анелевич, Мордехай

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Мордехай Анелевич»)
Перейти к: навигация, поиск
Мордеха́й Анеле́вич
Mordechaj Anielewicz
Место рождения:

Вышкув, Польша

Награды и премии:

Мордеха́й Анеле́вич, подпольная кличка «Малахи» (польск. Mordechaj Anielewicz, Malachi; 1919 — 8 мая 1943, Варшава) — деятель Движения Сопротивления, комендант Еврейской боевой организации, официальный руководитель Восстания в Варшавском гетто.





Биография

Родился в бедной еврейской семье в польском городе Вышкуве.

В середине 30-х годов был членом правой сионистской организации Бейтар; работал в его секретариате. В 1937 году оставил Бейтар и создал новую организацию — «Прогрессивный Бейтар». Политические взгляды Анилевича за это время заметно сдвинулись влево, он вступил и вскоре возглавил Хашомер-Хацаир — молодёжную социалистическую еврейскую организацию.

7 сентября 1939 года, через неделю после начала вторжения гитлеровских войск в Польшу, Анелевич с группой соратников бежал из Варшавы на восток — в надежде, что польская армия остановит продвижение немцев, либо же удастся найти помощь со стороны Советского Союза. Он отправился в занятый Красной Армией Вильнюс, куда стекались еврейские беженцы из оккупированной Польши, чтобы убедить их в необходимости возвращаться на родину и сражаться против нацистов. При попытке нелегально пересечь советско-румынскую границу с целью открыть еврейской молодёжи путь к эмиграции в подмандатную Палестину был задержан и некоторое время провёл в советской тюрьме. Вскоре он был освобождён и тайно вернулся в Варшаву.

Был редактором подпольного еврейского журнала «Neged Hazarem». Летом 1942 года занимался организацией подполья в юго-западной Польше, непосредственно аннексированной Третьим Рейхом. За время его отсутствия в Варшаве из городского гетто большинство жителей последнего (265 000 человек) были вывезены в Треблинку.

С 2 декабря 1942 года Анелевич возглавлял подпольную организацию — Ż.O.B. (Еврейскую боевую организацию). Он был одним из инцииаторов создания в марте 1942 года Антифашистского блока, в который вошли представители ряда левых антифашистских организаций — Поалей Цион, Хашомер-Хацаир, социалистов-сионистов из Хабоним Дрор, коммунистов из Польской рабочей партии, троцкистов. Анелевич установил связи с эмигрантским польским правительством (Делегатурой) и начал получать некоторое количество оружия от Армии Крайовой, хотя отношения с АК оставались неоднозначными. Одновременно Ż.O.B. сотрудничала с зарождавшейся коммунистической Гвардией Людовой.

Мордехай Анелевич был официальным руководителем восстания в Варшавском гетто. 18 января 1943 года повстанцы сумели сорвать вторую волну депортации (вместо 8 тысяч жителей гетто, которых следовало депортировать по плану операции, немцы сумели депортировать лишь 5-6 тысяч). Эта вооруженная акция внесла ощутимый вклад в срыв и отсрочку финальной депортации евреев Варшавы.[1] До последнего отказался уходить из гетто. 8 мая 1943 года, когда бункер Анелевича на улице Милой, 18, был окружен немецкими войсками, Анелевич с возлюбленной, как и его бойцы, совершили самоубийство. Руководство оставшимися восставшими перешло к уцелевшему Мареку Эдельману.

Награды и память

См. также

Источники

  1. Редколл., пер. с англ. У. Лакёр и др. Варшава // Холокост: энциклопедия.. — Москва: РОССПЭН,, 2005. — стр.115-125 с.
  • Edelman, Marek, and Krall, Hanna. Shielding the Flame: An Intimate Conversation With Dr. Marek Edelman, the Last Surviving Leader of the Warsaw Ghetto Uprising. Henry Holt and Company, New York, 1986
  • Zuckerman, Yitzhak, A Surplus of Memory: Chronicle of the Warsaw Ghetto Uprising (A Centennial Book), ISBN 0-520-07841-1

Напишите отзыв о статье "Анелевич, Мордехай"

Ссылки

  • [shoa.com.ua/php/content/view/128/9/ Пулемет Мордехая Анелевича]

Отрывок, характеризующий Анелевич, Мордехай

– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d'empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c'est un homme d'esprit votre pere, – сказала она, – c'est a cause de cela peut etre qu'il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.


Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.