Мореас, Жан
Жан Мореас | |
Jean Moréas | |
Имя при рождении: |
Яннис Пападиамантопулос |
---|---|
Дата рождения: | |
Место рождения: | |
Дата смерти: | |
Место смерти: | |
Гражданство: | |
Род деятельности: | |
Направление: | |
Дебют: |
«Les Syrtes» (1884) |
Жан Мореа́с (фр. Jean Moréas; настоящее имя Иоа́ннес А. Пападиаманто́пулос, греч. Ιωάννης Α. Παπαδιαμαντόπουλος; 15 апреля 1856, Афины — 30 марта 1910, Сен-Манде, департамент Сена) — французский поэт.
Биография
Грек по происхождению; сын судьи. С 1875 года жил в Париже, где сначала изучал право в Сорбонне. В первых сборниках на французском языке «Сирты» («Les Syrtes», 1884) и «Кантилены» («Les Cantilènes», 1886) Мореас выступил как поэт-символист. Ему принадлежит и сам термин «символизм», получивший теоретическое обоснование в его «Манифесте символизма» (1886).
Позже (1891) Мореас обосновал «романскую школу», которая была первым проявлением неоклассицизма во французской модернистской поэзии. Мореас призывал вернуться к «французской ясности», забытой символистами, равняться на поэзию «Плеяды» и XVII века.
Наиболее значительные произведения Мореаса — семь книг «Стансов» («Stances»; 1899—1901, седьмая издана в 1920).
Мореас в русской литературе
Некролог поэта в России принадлежит одному из первых переводчиков Мореаса на русский язык Валерию Брюсову (Русская мысль, 1910, №5). Стихи Мореаса на русский также переводили И.Тхоржевский, В.Маккавейский, И.Эренбург, Б.Лившиц, А.Ромм, А.Эфрон, Г.Ратгауз, Р.Дубровкин и др.
Источник
- Большая советская энциклопедия
См. также
Напишите отзыв о статье "Мореас, Жан"
Ссылки
- Луков Вл. А. [world-shake.ru/ru/Encyclopaedia/4216.html Мореас Жан ] // Электронная энциклопедия «Мир Шекспира» [2010].
Это заготовка статьи о писателе. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Мореас, Жан
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.