Мореска

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Море́ска (итал. moresca, morescha) — танец и песня эпохи Возрождения (преимущественно в Италии, реже в других европейских странах), гротескно представляющие «мавров» (итал. moro)[1].





Краткая характеристика

Танец мореска входил в комедию дель арте, также был обязательным атрибутом шествий и карнавалов. Танцоры начерняли углём лицо, прикрепляли к одежде колокольчики, использовали старое тряпьё. В ходе самого танца совершали «дикие» ужимки, прыжки и пируэты. Традиционным сюжетом такого танца было представление сражения христианского воинства с мусульманами. Хореографическое описание морески содержится в трактате «Орхезография» (Orchésographie, 1589) Т. Арбо. Незамысловатые образцы танцевальных мелодий морески можно найти в «Терпсихоре» М. Преториуса (1612) и в «Универсальной гармонии» М.Мерсенна (1636).

Музыкальные морески (второй половины XVI века) представляют собой многоголосные песни преимущественного в гоморитмической фактуре, родственные вилланелле. Отношение морески-песни к мореске-танцу до конца не выяснено (возможно, они связаны только этимологически). В моресках-песнях нередки бессмысленные звукоподражательные фразы («ки ки ли ки», «дза, дза, цабарадза, тири тири, уа уа» и т.п.), пародирующие «африканскую» речь иностранцев[2]. Морески писали многие итальянские композиторы XVI века, в том числе такие известные личности как Андреа Габриели, Жьяш де Верт и особенно Орландо ди Лассо. Морески Лассо (наиболее известны Chi chi li chi, Oh Lucia, miau, miau и Lucia celu)[3] — небольшие диалоги на неаполитанском диалекте с текстами анекдотического содержания, иногда включающими обсценную лексику.

В Италии в театрализованных мадригалах (мадригальных комедиях), «духовных ораториях» и ранних операх «мореской» назывались балетные интермедии и финалы, никак не связанные с мавританской темой. Таковы интермедии в «Представлении о Душе и Теле» Э.Кавальери, финальные номера в мадригальных комедиях А.Банкьери «Музыкальные метаморфозы» (1601) и «Il Studio Dilettevole» (1603), в опере «Орфей» К. Монтеверди (1607). В опере Генделя «Ариодант» (1735; Акт II. Выход мавров) мореской назван экзотический танец, явный отклик на древнюю традицию.

Напишите отзыв о статье "Мореска"

Примечания

  1. Под которыми в то время понимались негры и мусульмане
  2. Такие же характерные звукоподражания характерны для тедески (пародирование речи немцев) и грегески (греков).
  3. Из сборника Libro de villanelle, moresche, et altre canzoni, 4–8vv (1582).

Литература и ноты

  • Nettl P. Die Moresca // Archiv für Musikwissenschaft IV (1957), S. 165–74.
  • Nettl P. The Dance in Classical Music. New York, 1963.
  • Бедуш Е., Кюрегян Т.С. Ренессансные песни. М., 2007 (см. №№ 51, 52).

Ссылки

  • [www.youtube.com/watch?feature=player_detailpage&v=qQhNi_Zx0KU&t=835 Мореска "Chi chi li chi" (Concerto Italiano)]
  • [www.youtube.com/watch?feature=player_detailpage&v=qQhNi_Zx0KU&t=986 Мореска "O Lucia miau miau" (Concerto Italiano)]

Отрывок, характеризующий Мореска

«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.