Море Лаптевых

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

</tt>

</tt>

Море ЛаптевыхМоре Лаптевых
Море Лаптевых
76°16′07″ с. ш. 125°38′23″ в. д. / 76.26861° с. ш. 125.63972° в. д. / 76.26861; 125.63972 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=76.26861&mlon=125.63972&zoom=9 (O)] (Я)Координаты: 76°16′07″ с. ш. 125°38′23″ в. д. / 76.26861° с. ш. 125.63972° в. д. / 76.26861; 125.63972 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=76.26861&mlon=125.63972&zoom=9 (O)] (Я)
Площадь672 000 км²
Объём363 000 км³
Длина береговой линии1300 км
Наибольшая глубина3385 м
Средняя глубина540 м
Море Лаптевых
К:Водные объекты по алфавиту

Мо́ре Ла́птевыхокраинное море Северного Ледовитого океана. Расположено между северным побережьем Сибири на юге, полуостровом Таймыр, островами Северная Земля на западе и Новосибирскими островами на востоке. Названо в честь российских полярных исследователей — двоюродных братьев Дмитрия и Харитона Лаптевых, до 1935 года носило имя Норденшёльда.

Море обладает суровым климатом с температурой ниже 0 °C в течение более чем девяти месяцев в году, низкой солёностью воды, скудной флорой и фауной, а также низкой численностью населения на побережье. Большую часть времени, за исключением августа и сентября, оно находится подо льдом.

В море Лаптевых существует несколько десятков островов, на многих из которых находят хорошо сохранившиеся останки мамонтов.

Основными видами деятельности человека в данной области являются добыча полезных ископаемых и навигация по Северному морскому пути; рыбалка и охота практикуются, но коммерческого значения не имеют. Самый большой посёлок и порт — Тикси.





Протяжённость и границы

Международная гидрографическая организация определяет границы моря Лаптевых следующим образом[1]:

На западе. Восточная граница Карского моря (Остров Комсомолец) от мыса Молотова до мыса Юго-восточный, затем — остров Октябрьской Революции от мыса Ворошилова до мыса Анючина, далее — остров Большевик от мыса Уншлихта до мыса Евгенова, и далее — до мыса Прончищева на материке[2].

На севере. Линия, соединяющая мыс Молотова и северную оконечность острова Котельный.

На востоке. От северной оконечности острова Котельный через сам остров до мыса Медвежий. Далее, через Малый Ляховский остров, до мыса Ва́гина Большого Ляховского острова. И далее до мыса Святой Нос на материке.

В то же время, согласно данным IBCAO ([www.ibcao.org International Bathymetric Chart of the Arctic Ocean]), северная граница моря (между островами Комсомолец и Котельный) проходит через точку пересечения меридиана северной оконечности о. Котельный с краем материковой отмели (79°00′00″ с. ш. 139°00′00″ в. д. / 79.00000° с. ш. 139.00000° в. д. / 79.00000; 139.00000 (79° с.ш., 139° в.д.) (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=79.00000&mlon=139.00000&zoom=14 (O)] (Я)).

Физико-географическое положение

Площадь поверхности моря 672 000 км².

Крупнейшая река, впадающая в море Лаптевых (и вторая по величине из рек Арктики после Енисея[3]) — Лена с её большой дельтой. В море также впадают реки: Хатанга, Анабар, Оленёк, Яна.

Берега сильно изрезаны и образуют заливы и бухты различных размеров. Прибрежный ландшафт разнообразен, с невысокими горами[4]. Крупные заливы: Хатангский, Оленёкский, Фаддея, Янский, Анабарский, бухта Марии Прончищевой, Эбеляхская губа, губа Буор-Хая[5].

В западной части моря и дельтах рек расположено несколько десятков островов общей площадью 3784 км². Частые штормы и течения вследствие таяния льда приводят к сильной эрозии островов, так например Семёновский и Васильевский острова, открытые в 1815 году, уже исчезли[5]. Наиболее значительные группы островов: Северная Земля, Комсомольской правды и Фаддея. Крупнейшие одиночные острова: Большой Бегичев (1764 км²), Бельковский (500 км²), Малый Таймыр (250 км²), Столбовой (170 км²), остров Старокадомского (110 км²), и Песчаный (17 км²)[4]. (см. Острова моря Лаптевых)

Рельеф дна

Преобладают глубины до 50 м, наибольшая глубина 3385 метров, средняя глубина 540 метров. Более половины моря (53 %) — пологая материковая отмель со средней глубиной менее или немногим более 50 метров, к тому же районы дна к югу от 76-й параллели находятся на глубине менее 25 метров[6]. В северной части моря дно круто обрывается к ложу океана с глубинами порядка одного километра (22 % площади моря). В мелководных районах дно покрыто песком и илом с примесями гальки и валунов. У берегов речные осадки накапливаются с большой скоростью, до 20-25 сантиметров в год. На больших глубинах дно покрыто илом[4][5][7].

Материковый склон прорезан жёлобом Садко, переходящим на севере в котловину Нансена с глубинами свыше 2 километров, здесь же отмечена максимальная глубина моря Лаптевых — 3385 метров (79°35′ с. ш. 124°40′ в. д. / 79.583° с. ш. 124.667° в. д. / 79.583; 124.667 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=79.583&mlon=124.667&zoom=14 (O)] (Я)).

Климат

Климат моря Лаптевых — арктический континентальный и, в связи с удалённостью от Атлантического и Тихого океанов, является одним из самых суровых среди арктических морей. Полярная ночь и полярный день длятся около 3 месяцев в году на юге и 5 месяцев на севере. Температура воздуха остаётся ниже 0 °C 11 месяцев в году на севере и 9 месяцев на юге.

Средняя температура в январе (самый холодный месяц) варьируется в зависимости от конкретного места между −31 °C и −34 °C, а минимальная составляет −50 °C. В июле температура поднимается до 0 °C (максимальная 4 °C) на севере и до 5 °C (максимальная 10 °C) на юге, однако, она может достигать и 22-24 °C на побережье в августе. Максимум в 32,7 °C был зафиксирован в Тикси[4]. Сильные ветры, метели и снежные бури являются обычными в зимний период. Снег падает даже летом и чередуется с туманами[5][7]. Ветры зимой дуют с юга и юго-запада со средней скоростью 8 м/с и стихают к весне. Летом они меняют направление на северное, и их скорость составляет 3-4 м/с. Относительно слабая скорость ветра приводит к низкой конвекции в поверхностных водах, которая происходит только на глубину 5-10 метров[4].

Гидрологический режим

Море характеризуется низкой температурой воды. В зимний период подо льдом температура воды составляет от −0,8 °C в юго-восточной части до −1,8 °C . Выше глубины 100 метров весь слой воды имеет отрицательные температуры (до −1,8 °C). Летом в свободных ото льда районах моря самый верхний слой воды может прогреваться до 4-6 °C, в заливах до 8-10 °C, но остаётся близкой к 0 °C подо льдом[8].

В глубоководной зоне моря на глубине 250—300 метров находятся поступающие из арктических акваторий Атлантики относительно тёплые воды (до 1,5 °C). Им требуется 2,5-3 года, чтобы достичь моря Лаптевых от места их образования в районе Шпицбергена[4]. Ниже этого слоя температура воды вновь становится отрицательной до самого дна, где составляет около −0,8 °C.

Солёность морской воды у поверхности в северо-западной части моря зимой составляет 34 ‰ (промилле), в южной части — до 20-25 ‰, летом уменьшаясь до 30-32 ‰ и 5-10 ‰ соответственно[5][7]. С увеличением глубины солёность быстро увеличивается, достигая 33 ‰. Около устьев рек она составляет менее 10 ‰. Сильное влияние на солёность поверхностных вод оказывают таяние льда и сток сибирских рек. Последний равен около 730 км3 и является вторым по величине в мире после Карского моря, формируя пресноводный слой толщиной 135 см по всему морю.

Бо́льшая часть речного стока (около 70 % или 515 км3 в год) приходится на долю Лены. Другие реки, вносящие значительный вклад в совокупный сток: Хатанга (более 100 км3), Оленёк (35 км3), Яна (более 30 км3) и Анабар (20 км3), сток остальных рек вместе — около 20 км3. Из-за сезонности таяния льда и снега в бассейнах рек около 90 % годового стока приходится на период с июня по сентябрь (с 35-40 % только в августе), тогда как в январе он составляет лишь 5 %[4].

Поверхностные течения моря образуют циклонический (то есть против часовой стрелки) круговорот. Он состоит из течения с севера на юг возле Северной Земли, которое достигает материкового побережья, движется вдоль него с запада на восток, усиливается стоком реки Лены и отвлекается на север и северо-запад, в сторону Северного Ледовитого океана. Небольшая часть круговорота утекает через пролив Санникова в Восточно-Сибирское море. Круговорот имеет скорость около 2 сантиметров в секунду, которая уменьшается по направлению к центру. Сам центр круговорота медленно дрейфует, что немного изменяет характер течения[4].

Приливы полусуточные, высотой в среднем до 50 сантиметров. Величину приливов значительно уменьшает ледяной покров. В Хатангском заливе из-за его воронкообразной формы приливная волна может достигать 2 метров и заметна даже на расстоянии 500 км вверх по течению реки[5]. В других реках моря Лаптевых приливные волны затухают на куда более коротких расстояниях[4].

Сезонные колебания уровня моря относительно невелики — уровень моря поднимается на 40 см летом возле речных дельт и опускается зимой. Сгонно-нагонные колебания уровня моря значительные — до 2 метров, а в заливах достигают 2,5 метров. Наблюдаются в течение всего года, но чаще осенью, с появлением сильных ветров постоянного направления. В целом, уровень моря повышается при северном ветре и понижается при южном[4][5].

Вследствие относительно слабых ветров и небольших глубин море Лаптевых относительно спокойно, с волнами обычно в пределах 1 метра. В июле-августе в открытом море могут наблюдаться волны высотой до 4-5 м, а в осенний период достигать 6 метров[4].

Ледовый покров

Морозные зимы арктики вызывают значительное образование морского льда, который покрывает акваторию моря почти весь год. Развитию льда способствует также мелководность моря и малая солёность его поверхностных вод. Как итог, море Лаптевых является крупнейшим источником арктического морского льда. При среднем оттоке в 483 000 км² за год (за период 1979—1995 годов), оно производит больше морского льда, чем Карское, Баренцево и Восточно-Сибирское моря вместе взятые. В течение этого периода ежегодный отток варьировался между 251 000 км² в 1984-85 годах и 732 000 км² в 1988-89. Море экспортирует значительные количества льда в течение девяти месяцев: с октября по июнь[9].

Образование льда начинается в сентябре на севере и в октябре на юге[9]. На сотни километров от берега вглубь моря образуется припай с толщиной до 2 и более метров. Этот прибрежный лёд, таким образом, покрывает около 30 % акватории моря. Под действием относительно тёплых южных ветров при дрейфе льда на север[4] здесь формируются полыньи, некоторые из которых простираются на сотни километров. В незанятых припаем районах наблюдаются плавучие льды, а на северо-западной окраине моря — айсберги. От северной кромки припая до дрейфующих льдов расположена так называемая Великая Сибирская полынья, сохраняющаяся ежегодно[4].

Ледяной покров начинает таять в конце мая — начале июня, образуя фрагментированные агломераты льда, преимущественно на востоке моря.

Интенсивность ледообразования сильно отличается от года к году: от чистого ото льда моря до моря, полностью покрытого льдом[5].

Флора и фауна

Флора и фауна немногочисленна в связи с суровым климатом. Растительность моря представлена в основном диатомовыми водорослями, которых здесь более 100 видов. Для сравнения, зелёных, сине-зелёных водорослей и жгутиковых — порядка 10 видов каждого. Общая концентрация фитопланктона составляет 0,2 мг/л. Также в море присутствует около 30 видов зоопланктона с общей концентрацией 0,467 мг/л.[3] Флора побережья состоит главным образом из мхов, лишайников и нескольких видов цветущих растений, включая полярный мак, камнеломку, крупку и небольшие популяции полярной и ползучей ив.[10] Сосудистые растения редки и представлены в основном ясколкой и камнеломкой. Несосудистые же, наоборот, весьма разнообразны: мхи родов Ditrichum, Dicranum, Pogonatum, Sanionia, Bryum, Orthothecium и Tortula, а также лишайники родов Cetraria, Thamnolia, Cornicularia, Lecidea, Ochrolechia и Parmelia.[11]

В море отмечено 39 видов рыб, большей частью типичных для солоноватой водной среды. Основными из них являются различные виды хариусов и сиги, как например муксун, чир, омуль. Распространены также сардина, беринговоморский омуль, полярная корюшка, навага, сайка, камбала, арктический голец и нельма.[5]

Здесь постоянно обитают млекопитающие: морж, морской заяц, нерпа, гренландский тюлень, копытный лемминг, песец,[12] северный олень, волк, горностай, полярный заяц и белый медведь. Сезонные миграции к берегу (на летование) совершает белуха.[13] Моржей моря Лаптевых иногда выделяют в отдельный подвид Odobenus rosmarus laptevi, однако этот вопрос остаётся спорным.[14]

Здесь обитает несколько десятков видов птиц. Некоторые из них — оседлые и живут здесь постоянно, как то пуночка, морской песочник, полярная сова и чёрная казарка. В то время как другие — кочуют по приполярным районам или мигрируют с юга, создавая большие колонии на островах и побережье материка. К последним относятся гагарка, обыкновенная моевка, обыкновенный чистик, белая чайка, кайра, ржанкообразные и полярная чайка. Также встречаются поморниковые, крачки, глупыш, бургомистр, розовая чайка, морянка, гаги, гагары и белая куропатка.[10][15]

В 1985 году в дельте реки Лены был организован Усть-Ленский заповедник. В 1993 году в его охранную зону были включены также все острова Новосибирского архипелага. Территория заповедника составляет 14 330 км². В нём отмечены многочисленные виды растений (402 вида сосудистых растений), рыб (32 вида), птиц (109 видов) и млекопитающих (33 вида), многие из которых внесены в Красные книги СССР и России.[16]

История и освоение

Побережье моря Лаптевых издавна было населено аборигенными племенами северной Сибири, такими как юкагиры и чуванцы.[17] Традиционными занятиями этих племён были рыбалка, охота, кочевое оленеводство, а также охота на диких оленей. Начиная со II века началась постепенная ассимиляция юкагиров эвенами и эвенками, а с IX века куда более многочисленными якутами, а в дальнейшем коряками и чукчами. Многие из этих племён переселялись на север с территорий озера Байкал избегая столкновений с монголами. Всеми этими племенами практиковался шаманизм, но языки были разными.[18][19][20][21] В XVII—XIX веках численность юкагиров сократилась вследствие эпидемий, междоусобиц.

Освоение русскими

Русские начали исследовать побережье моря Лаптевых и близлежащие острова приблизительно в XVII веке, сплавляясь по течению сибирских рек. Многие ранние экспедиции, судя по всему, не были задокументированы, о чём свидетельствуют могилы, найденные на островах их официальными первооткрывателями. В 1629 году сибирские казаки прошли на лодках всю Лену и достигли её дельты. Они оставили запись о том, что река впадает в море. В 1633 году другая группа достигла дельты реки Оленёк.[22] В том же году русские первопроходцы Иван Ребров и Илья Перфильев прошли морем на кочах от устья р. Лена до р. Яны, где поставили острог. В 1636 г. Ребров отправился из устья Яны и достиг устья р. Индигирка, пройдя таким образом из моря Лаптевых в Восточно-Сибирское море.[23]

В 1712 году Яков Пермяков и Меркурий Вагин исследовали восточную часть моря Лаптевых и остров Большой Ляховский, открытый ими за два года до этого. При повторной попытке добраться до Новосибирских островов, они, однако, были убиты взбунтовавшимися казаками своего отряда. Весной 1770 года это удалось промышленнику Ивану Ляхову. Обнаружив там ископаемую мамонтову кость, он по возвращении попросил монопольного права на её сбор и в итоге получил его специальным указом Екатерины II. Во время своего похода на санях он описал несколько других островов, в том числе Котельный, названный им так из-за найденного на нём медного котла. В 1775 году он составил подробную карту Большого Ляховского острова.[24][25]

В рамках Великой Северной экспедиции исследованием моря Лаптевых занимались два отряда:

Во главе Ленско-Енисейского отряда 30 июня 1735 года Василий Прончищев отправился из Якутска вниз по Лене на дубель-шлюпке «Якутск» с экипажем более 40 человек. Он исследовал восточное побережье дельты Лены, нанеся его на карту, остановился на зимовку в устье реки Оленёк. Несмотря на трудности, в 1736 году ему удалось достичь восточного побережья Таймыра и продвинуться на вёслах на север дальше 77-й широты, практически до мыса Челюскин — крайней северной точки материка. Однако из-за плохой видимости путешественникам не удалось увидеть землю.

На пути обратно погибли сам Прончищев и его жена — Татьяна Прончищева: 29 августа Прончищев на шлюпке отправился на разведку и сломал ногу. Вернувшись на судно, он потерял сознание и вскоре умер от жировой эмболии. Жена (её участие в экспедиции было неофициальным) пережила мужа лишь на 14 дней и умерла 12 (23) сентября 1736 года.[26][27] Бухта Марии Прончищевой («Марии» — вследствие ошибки, допущенной при подготовке издания карт) в море Лаптевых была названа именно в честь неё.

В декабре 1737 года новым руководителем отряда был назначен Харитон Лаптев. Под его руководством отряд вновь достиг Таймыра, перенёс зимовку на Хатанге, а после того, как судно было раздавлено льдами, продолжил описание берегов Таймыра с суши. Одной из групп этого отряда под руководством Семёна Челюскина по суше удалось добраться до северной оконечности полуострова, носящей ныне его имя.[28][29]

Во главе Ленско-Колымского отряда Дмитрий Лаптев (сменивший в 1736 году скончавшегося во время зимовки П.Лассинеуса) на боте «Иркутск» описал морское побережье от дельты Лены до пролива в Восточно-Сибирское море, названного позднее его именем.

Детальное картирование побережья моря Лаптевых и Новосибирских островов было выполнено Петром Анжу, который в 1821—1823 годах преодолел около 14000 км по данной территории на санях и лодках, в поисках Земли Санникова и демонстрируя таким образом, что широкомасштабные исследования побережья могут производиться и без судов. В его честь были названы острова Анжу (северная часть Новосибирских островов).[30][31] В 1875 году Адольф Эрик Норденшёльд первым смог проплыть через всё море Лаптевых на пароходе «Вега».[22]

В 1892—1894, а затем в 1900—1902, барон Эдуард Толль исследовал море Лаптевых в ходе двух отдельных экспедиций. Он проводил геологические и географические исследования на корабле «Заря» от имени Императорской Санкт-Петербургской Академии наук. Во время своей второй экспедиции Толль пропал без вести где-то на Новосибирских островах при невыясненных обстоятельствах.[24][32] Ему удалось отметить[33] большие, экономически значимые скопления прекрасно сохранившейся мамонтовой кости на пляжах, в водоёмах, речных террасах и руслах рек Новосибирских островов. Более поздние научные исследования показали, что данные скопления формировались в течение около 200 000 лет.[34][35][36]

Этимология названия

Исторические названия: Татарское, Ленское (на картах XVI—XVII веков), Сибирское, Ледовитое (XVIII—XIX века). В 1883 году полярный исследователь Фритьоф Нансен назвал море именем Норденшёльда.[37]

В изданной в 1906 году Императорской академией наук научной монографии лейтенанта А. В. Колчака «Лёд Карского и Сибирского морей», автор, обсуждая название Сибирского моря, оспаривал «принятый некоторыми географами» термин «Норденшельдово море»[38]:

…Некоторые географы приняли термин «Норденшельдово море» после плавания Норденшельда на «Веге» в 1878 г. С этим термином, который то появляется на картах, то исчезает, на русских же, английских и американских в большинстве случаев отсутствует, трудно согласиться, считая, что для его принятия нет достаточного основания, т.к. первое плавание по этому морю по тому же самому прибрежному пути, которым шла «Вега», было совершено в 1735 и 1736 гг. лейтенантом Прончищевым на дубель-шлюпке «Якутск», а второе — лейтенантом Харитоном Лаптевым на том же судне в 1739 и 1740 гг.

А. В. Колчак «Лёд Карского и Сибирского морей»

В 1913 году по предложению океанографа Ю. М. Шокальского Русское географическое общество утвердило нынешнее название — в честь двоюродных братьев Дмитрия и Харитона Лаптевых, но официально оно было закреплено только решением ЦИК СССР от 27 июня 1935 года.[7]

Хозяйственная деятельность

Побережье моря административно поделено между регионами Российской Федерации: Республикой Саха (Анабарским, Булунским и Усть-Янским улусами) на востоке и Красноярским краем (Таймырский Долгано-Ненецкий район) на западе. Прибрежных посёлков мало, и сами они малочисленны: с типичной численностью населения в несколько сотен человек и менее. Единственным исключением является Тикси (5023 человека по данным на 2013 год), являющийся административным центром Булунского улуса. Море Лаптевых — единственное российское море, где нет ни одного обитаемого острова с постоянным населением без учёта полярных станций и военных объектов.

Рыболовство и навигация

Охота и рыболовство слабо распространены и сосредоточены в основном в дельтах рек.[4][5] Для Хатангского залива и дельт Лены и Яны доступны данные о рыбном промысле с 1981 по 1991 годы, в которых приводятся цифры около 3000 тонн рыбы в год.[12] Охота на морских млекопитающих практикуется только коренными жителями. В частности, охота на моржа разрешена только научным экспедициям и местным племенам, которым она требуется для существования.[39]

Несмотря на замерзание моря, навигация является основным видом человеческой деятельности в регионе, а основным портом — Тикси. В советские времена на побережье моря Лаптевых происходил локальный бум навигации благодаря первым полярным конвоям, курсировавшим по Северному морскому пути, а также созданию в 1932 году главного управления Северного морского пути. Маршрут был трудным даже для ледоколов, так ледокольный пароход «Ленин» и его караван из пяти судов оказались затёрты льдами в море Лаптевых в сентябре 1937 года, совершили вынужденную зимовку и были освобождены ото льда ледоколом «Красин» в августе 1938 года.[40] Основными перевозимыми товарами были древесина, мех и строительные материалы.[5]

После распада Советского Союза навигация по северным морям пришла в упадок в течение 1990-х годов. Более или менее регулярно перевозка грузов производилась только от Мурманска до Дудинки на западе и между Владивостоком и Певеком на востоке. В портах между Дудинкой и Певеком судоходства практически не существовало.

В настоящее время Северный морской путь является важнейшим способом доставки грузов в отдалённые районы России — север Красноярского края, Якутию и Чукотку. В течение 2010—2013 годов по [www.nsra.ru/ru/perechen_zayavlenii/ данным Администрации Северного морского пути] постоянно растёт число удовлетворенных заявлений на разрешение плавания в акватории Севморпути, в том числе судов, осуществляющих транзитные перевозки из Европы на дальний Восток и в Юго-Восточную Азию, судов, обслуживающих газовые месторождения в высоких широтах, и прочих.

В Тикси существует действующий аэропорт.

Горная промышленность

В 1936 году в окрестностях бухт Нордвик и Кожевникова было начато освоение известных ещё с XIX века залежей угля, нефти и соли. Был создан трест «Нордвикстрой», и построено несколько рабочих посёлков: Нордвик, Кожевниково, Солерудник, Нордвик-Угольный и другие. О данном предприятии, как и о самих посёлках, и их количестве, известно крайне мало, поскольку оно, являясь исправительно-трудовым учреждением, существовало не в рамках ГУЛаг, а как самостоятельная лагерная группа[41]. Предположительно на нём трудились заключённые, либо ссыльные, причём никаких рассказов или свидетельств (за исключением [www.proza.ru/2012/04/07/1654 детских воспоминаний]) от участников Нордвикстроя на сегодня широкой общественности не представлено.

Бурение показало лишь неглубокие карманы нефти, и первоначальные перспективы нефтедобычи не оправдались, хотя был приобретён важный опыт разведки месторождений углеводородов в условиях вечной мерзлоты. Однако соль добывалась в крупных масштабах, и Нордвик на время стал важным поставщиком соли для северных промысловиков. Частично учреждение было закрыто, а посёлки снесены перед прибытием сюда американских союзников в середине 40-х годов. В 1956 году был закрыт посёлок Нордвик, и Нордвикское предприятие окончательно перестало существовать.

В посёлке Маят Анабарского улуса республики Саха расположен один из наиболее северных алмазных рудников.[42] В Усть-Янском улусе также находятся рудники по добыче олова и золота.[43]

Научная деятельность

В 2006 году была отремонтирована и переоборудована метеорологическая станция в Тикси (к примеру, был установлен постоянный доступ в Интернет и беспроводные камеры видеонаблюдения). Данная станция стала частью программы Атмосферных Обсерваторий Национального управления океанических и атмосферных исследований США. Целью данной программы является долгосрочное, систематическое и тщательное измерение облаков, излучения, аэрозолей, приповерхностного переноса энергии и химического состава атмосферы в Арктике. База данной программы — четыре арктических станции, расположенные в самых северных населённых пунктах планеты, а именно: Юрика и Алерт в Канаде (в частности, Алерт является самым северным постоянным поселением в мире, отдалённым от Северного Полюса лишь на 817 км (508 миль)[44]), Тикси в России и Барроу на Аляске (США).[45]

Загрязнение

Загрязнение воды относительно низко и в основном происходит из многочисленных заводов и шахт, расположенных на реках Лена, Яна и Анабар. Отходы этих предприятий содержат фенолы (0,002-0,007 мг/л), медь (0,001-0,012 мг/л) и цинк (0,01-0,03 мг/л) и постоянно смываются в море с током речных вод.

Другим постоянным источником загрязнения является посёлок городского типа Тикси. В период навигации, а также в процессе добычи нефти, происходят периодические её разливы.[3]

Ещё один крупный источник загрязнения — затонувшая и плавучая разлагающаяся древесина, оказавшаяся в воде в результате десятилетий постоянно осуществляемого лесосплава. Как итог, концентрация именно фенолов в море Лаптевых является наивысшей среди всех арктических водных бассейнов.[12]

Напишите отзыв о статье "Море Лаптевых"

Примечания

  1. [www.iho.int/iho_pubs/standard/S-23/S-23_Ed3_1953_EN.pdf Limits of Oceans and Seas, 3rd edition]. International Hydrographic Organization (1953). Проверено 6 февраля 2010.
  2. [mapt4748.narod.ru/map2/indext481315.html Топографические карты T-48-XIII, XIV, XV – 1:200 000] (Russian). Топографические карты. Проверено 17 сентября 2012.
  3. 1 2 3 [www.unep.org/dewa/giwa/areas/reports/r1a/assessment_giwa_r1a.pdf Ecological assessment of pollution in the Russian Arctic region], Global International Waters Assessment Final Report
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 [tapemark.narod.ru/more/14.html Море Лаптевых] в книге: А. Д. Добровольский, Б. С. Залогин. Моря СССР. Изд-во Моск. ун-та, 1982
  5. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 [bse.sci-lib.com/article068747.html Море Лаптевых], Большая Советская Энциклопедия
  6. Arnoldus Schytte Blix (2005) [books.google.com/books?id=kR_ZdmIaLbMC&pg=PA27-IA23 Arctic animals and their adaptations to life on the edge], ISBN 82-519-2050-7 pp. 57-58
  7. 1 2 3 4 [www.britannica.com/EBchecked/topic/330412/Laptev-Sea Laptev Sea], Encyclopædia Britannica on-line
  8. Шамраев Ю. И., Шишкина Л. А. Океанология. Л.: Гидрометеоиздат, 1980
  9. 1 2 V. Alexandrov et al. (2000). «[www.gi.alaska.edu/~eicken/he_publ/AMKEKM00.pdf Sea ice circulation in the Laptev Sea and ice export to the Arctic Ocean: Results from satellite remote sensing and numerical modeling]». Journal of Geophysical Research 105 (C5): 17143–17159. DOI:10.1029/2000JC900029. Bibcode: [adsabs.harvard.edu/abs/2000JGR...10517143A 2000JGR...10517143A]. Проверено 13 October 2010.
  10. 1 2 [forpost-x.com.ua/arabeski/severnaya-zemlya-chast-ii/ Северная Земля. Часть II]
  11. Manfred Bolter and Hiroshi Kanda (1997). «[polaris.nipr.ac.jp/~penguin/polarbiosci/issues/pdf/1997-Bolter.pdf Preliminary results of botanical and microbiological investigations on Severnaya Zemlya 1995]». Proc. NIPR Symp. Polar Biol. 10: 169–178.
  12. 1 2 3 S. Heileman and I. Belkin [www.lme.noaa.gov/LMEWeb/LME_Report/lme_57.pdf Laptev Sea: LME #56], in Sherman, K. and Hempel, G. (Editors) 2008. The UNEP Large Marine Ecosystem Report
  13. [2mn.org/ru/mammals/laptev.htm Список видов морских млекопитающих, встречающихся в море Лаптевых]. 2mn.org. Retrieved on 2013-03-21.
  14. Charlotte Lindqvist et al. (2009). «The Laptev Sea walrus Odobenus rosmarus laptevi: an enigma revisited». Zoologica Scripta 38 (2). DOI:10.1111/j.1463-6409.2008.00364.x.
  15. [pubs.aina.ucalgary.ca/arctic/Arctic48-3-222.pdf Bird Observations in Severnaya Zemlya, Siberia]. (PDF) . Retrieved on 2010-10-19.
  16. [oopt.info/ulensk/ Усть-Ленский государственный природный заповедник]
  17. [www.narodru.ru/peoples1296.html Чуванцы]. Narodru.ru. Retrieved on 2013-03-21.
  18. [bse.sci-lib.com/article127724.html Юкагиры], Большая Советская Энциклопедия
  19. [bse.sci-lib.com/article125127.html Эвенки], Большая Советская Энциклопедия
  20. Bella Bychkova Jordan, Terry G. Jordan-Bychkov [books.google.com/books?id=lBkYoLBpX14C&pg=PA38 Siberian Village: Land and Life in the Sakha Republic], U of Minnesota Press, 2001 ISBN 0-8166-3569-2 p. 38
  21. [www.nsu.ru/ip/evens.php Эвены], Новосибирский Государственный Университет
  22. 1 2 [www.vokrugsveta.ru/encyclopedia/index.php?title=%D0%9B%D0%B0%D0%BF%D1%82%D0%B5%D0%B2%D1%8B%D1%85_%D0%BC%D0%BE%D1%80%D0%B5 Лаптевых море]
  23. Всемирная история. Т.IV.— М., 1958.— С. 100.
  24. 1 2 М. И. Белов [www.polarpost.ru/Library/Belov-Po_sledam/text-po_sledam_expediciy-10.html По следам полярных экспедиций. Часть II. На архипелагах и островах]
  25. [bse.sci-lib.com/article072201.html Ляхов Иван], Большая Советская Энциклопедия
  26. Григорій Спасскій [books.google.com/books?id=5jpFAAAAYAAJ&pg=RA2-PA66-IA1 Сибирскій вѣстник, Том 17-18], Въ Тип. Департамента народного просвѣщенія, 1822
  27. В. В. Богданов (2001) [vivovoco.astronet.ru/VV/JOURNAL/NATURE/01_01/POLAR.HTM Первая Русская полярница], Природа, Том 1
  28. [bse.sci-lib.com/article068742.html Дмитрий Лаптев], [bse.sci-lib.com/article068744.html Харитон Лаптев], Большая Советская Энциклопедия
  29. [vluki.library.ru/region/famous_people/laptev.php Братья Лаптевы]
  30. [bse.sci-lib.com/article059173.html Анжу Пётр Фёдорович], Большая Советская Энциклопедия
  31. [funeral-spb.narod.ru/necropols/smolenskoel/tombs/anzhu/anzhu.html Анжу Пётр Фёдорович]. Funeral-spb.narod.ru. Retrieved on 2013-03-21.
  32. William Barr, (1980) «[pubs.aina.ucalgary.ca/arctic/Arctic34-3-201.pdf Baron Eduard von Toll’s Last Expedition: The Russian Polar Expedition, 1900—1903]», Arctic, 34 (3), p. 201—224
  33. Eduard Von Toll (1895) Wissenschaftliche Resultate der Von der Kaiserlichen Akademie der Wissenschaften sur Erforschung des Janalandes und der Neusibirischen Inseln in den Jahren 1885 und 1886 Ausgesandten expedition. [Scientific Results of the Imperial Academy of Sciences of the Investigation of Janaland and the New Siberian Islands from the Expeditions Launched in 1885 and 1886] Abtheilung III: Die fossilen Eislager und ihre Beziehungen su den Mammuthleichen. Memoires de L’Academie imperials des Sciences de St. Petersbouro, VII Serie, Tome XLII, No. 13, Commissionnaires de I’Academie Imperiale des sciences, St. Petersbourg, Russia.
  34. Andreev, A.A., G. Grosse, L. Schirrmeister, S.A. Kuzmina, E. Y. Novenko, A.A. Bobrov, P.E. Tarasov, B.P. Ilyashuk, T.V. Kuznetsova, M. Krbetschek, H. Meyer, and V.V. Kunitsky, 2004, [web.archive.org/web/20081003022740/epic.awi.de/Publications/And2003h.pdf Late Saalian and Eemian palaeoenvironmental history of the Bol’shoy Lyakhovsky Island (Laptev Sea region, Arctic Siberia)], 3.41 MB PDF file, Boreas. vol. 33, pp. 319—348.
  35. Makeyev, V.M., D.P. Ponomareva, V.V. Pitulko, G.M. Chernova and D.V. Solovyeva, 2003, [www.jstor.org/pss/1552329 Vegetation and Climate of the New Siberian Islands for the past 15,000 Years]. Arctic, Antarctic, and Alpine Research, vol. 35, no. 1, pp. 56-66.
  36. Ivanova, A. M., V. Ushakov, G. A. Cherkashov, and A. N. Smirnov, 1999, Placer Minerals of the Russian Arctic Shelf. Polarforschung. vol. 69, pp. 163—167.
  37. [www.memorial.krsk.ru/Work/Konkurs/6/Selutina/Selutina.htm «Великие имена и открытия в истории Норильска и Таймыра»], веб-сайт Красноярского края
  38. Синюков, В. В. Александр Васильевич Колчак : Ученый и патриот : в 2 ч./ В.В. Синюков ; отв. ред. А.П. Лисицын ; Ин-т истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН. — М.: Наука, 2009. — ISBN 978-5-02-035739-6. Ч.1 : Начало жизненного пути и арктические исследования. ▬ 293 с. ▬ ISBN 978-5-02-035740-2 (в пер.), С. 270
  39. [books.google.com/books?id=OIvn4Zo0PU0C&pg=PA57 Mammals in the Seas: Pinniped species summaries and report on sirenians. Volume 2], Food & Agriculture Org., 1979, ISBN 92-5-100512-5 p. 57
  40. William Barr (March 1980). «[pubs.aina.ucalgary.ca/arctic/Arctic33-1-3.pdf The Drift of Lenin's Convoy in the Laptev Sea, 1937–1938]». Arctic 33 (1): 3–20. Проверено 26 July 2008.
  41. Б. Яковлев, А. Бурцов. «Концентрационные лагери СССР», издание Института по изучению истории и культуры СССР, Мюнхен, 1955.
  42. [alanab.ykt.ru/content/blogcategory/45/73/ Diamonds of Anabar] (in Russian) [alanab.ykt.ru/ map]
  43. [www.xumuk.ru/catalog/52/56-4-6757.html ГОРНАЯ КОМПАНИЯ ЮЖНАЯ], [www.xumuk.ru/catalog/52/56-4-0.html Справочник химических компаний]
  44. Reynolds, Lindor. [pqasb.pqarchiver.com/thestar/access/445998211.html?dids=445998211:445998211&FMT=ABS&FMTS=ABS:FT&type=current&date=Aug+31%2C+2000&author=Reynolds%2C+Lindor&pub=Daily+Mercury&desc=Life+is+cold+and+hard+and+desolate+at+Alert%2C+Nunavut&pqatl=google Life is cold and hard and desolate at Alert, Nunavut], Guelph Mercury (31 August 2000). Проверено 16 марта 2010. ("Twice a year, the military resupply Alert, the world's northernmost settlement.")
  45. [www.esrl.noaa.gov/psd/arctic/search/ A Study of Environmental Arctic Change (SEARCH) Arctic Atmospheric Observatories], NOAA

Ссылки

Отрывок, характеризующий Море Лаптевых

«Ничего нового, только что солдаты позволяют себе грабить и воровать. 9 октября».
«Воровство и грабеж продолжаются. Существует шайка воров в нашем участке, которую надо будет остановить сильными мерами. 11 октября».]
«Император чрезвычайно недоволен, что, несмотря на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль. В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствующие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били».
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».
[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.


В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.