Моризо, Берта
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 2 января 2015 года. |
| Берта Моризо | |
| Berthe Morisot | |
 «Берта Моризо с букетом фиалок», портрет работы Эдуарда Мане, 1872 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Стиль: | |
 Работы на Викискладе | |
Берта Моризо (фр. Berthe Morisot; 14 января 1841, Бурж — 2 марта 1895, Париж) — французская художница, входившая в круг художников в Париже, ставших известными как импрессионисты.
В 1864 году она впервые выставила свои работы на одной из самых престижных художественных выставок Франции — Парижском салоне, официальной ежегодной экспозиции парижской Академии изящных искусств. Её работы отбирались для участия в шести Парижских салонах подряд, пока в 1874 году она не примкнула к группе «отверженных» импрессионистов, созданной Сезанном, Дега, Моне, Моризо, Писсарро, Ренуаром и Сислеем, и приняла участие в их первой экспозиции в студии фотографа Надара.
Она доводилась внучатой племянницей Жану Оноре Фрагонару и была замужем за Эженом Мане, братом своего друга и коллеги Эдуарда Мане.
Моризо родилась в Бурже, департамент Шер, в богатой буржуазной семье. Она и её сестра Эдма Моризо стали художницами. Её семья, после того как Берта определилась с выбором профессии, не мешала её карьере.
Содержание
Образование
Художница родилась в семье с богатыми культурными традициями, к которой принадлежал, в частности, знаменитый мастер стиля рококо Фрагонар, чьё искусство повлияло на многие поколения художников. В возрасте двадцати лет Берта повстречалась со знаменитым ландшафтным живописцем Барбизонской школы Камилем Коро.
Коро давал Берте и её сестре Эдме частные уроки живописи и познакомил их с другими живописцами; однако сестра оставила живопись вскоре после замужества. Тем не менее Эдма морально поддерживала работу сестры, их семьи всегда оставались в близких отношениях.
Творчество
Картины Моризо отражают культурные ограничения 19-го века для её класса и пола. В основном она изображала то, что видела в повседневные жизни. Она избегала городских и уличных сцен и редко изображала обнаженную фигуру. Как и другая импрессионистка Мэри Кассат, она сосредоточилась на домашней жизни и портретах, для которых она могла бы использовать семью и друзей в качестве моделей, в том числе свою дочь Жюли. До 1860-х годов, Моризо писала свои темы в соответствии с Барбизонской школой прежде чем перейти к сценам современной женственности. Такие картины, как Колыбель ( 1872 ), в которых она изображала текущие тенденции для детской мебели, отражают её понимание моды и рекламы, которые были очевидны для её женской аудитории. Её работы также включают в себя пейзажи, портреты, садовые постройки и сцены катания на лодках. Тем не менее, позже в своей карьере Моризо работала и с более амбициозными темами, такими как ню.
Работы Моризо почти всегда невелики по своим размерам. Она работала масляными красками, акварелью и пастелью, выполняла наброски с использованием различных рисовальных средств. Около 1880 она начала рисовать на незагрунтованном холсте — техника, с которой в то время так же экспериментировали Мане и Ева Гонсалес, и её манера письма стала свободнее. В 1888-89, её мазки перешли от коротких и быстрых к длинным, извилистым, и формообразующим. Внешние края её картин часто оставались незавершенными, что позволяло проглядывать холст и усиливало ощущение спонтанности. После 1885 года, в основном она работала с предварительными рисунками перед тем, как начать её картины маслом.
Моризо создает ощущение пространства и глубины благодаря использованию цвета. Хотя её цветовая палитра несколько ограничена, её собратья импрессионисты называли её " виртуозом цвета ". Как правило, она экспансивно использовала белый цвет, чистый или смешанный из других красок. В её большой картине, Вишня, цвета более живые, но все еще используются, чтобы подчеркнуть форму.
В 1892 году состоялась её первая персональная выставка.
Умерла Моризо Берта в 1895 году в возрасте 54 года от легочного заболевания. Похоронена на кладбище Пасси.[1]
В 2012 году Каролин Шампетье сняла фильм о Моризо Берте.[2]
В 2013 году Моризо стала самой дорогостоящей художницей, когда её картину "После обеда" (1881) продали на аукционе Кристиз за $10,9 миллионов.[2]
Мане и импрессионизм
В 1874 году Моризо вышла замуж за брата Эдуара Мане Эжена, вскоре у них родилась дочь Жюли.
Избранные работы
- Berthe Morisot The Harbor at Lorient.jpg
«Гавань в Лорьене»
(1869) - Berthe Morisot, Le berceau (The Cradle), 1872.jpg
«Колыбель»
(1872) - Berthe Morisot 001.jpg
«Женщина и ребёнок на балконе»
(1872) - Berthe Morisot Reading.jpg
«Чтение»
(1873) - Berthe Morisot Caça de borboleta.jpg
«Охота на бабочек»
(1874) - Berthe Morisot 002.jpg
«Эжен Мане на острове Уайт»
(1875) - Berthe Morisot - Psyché.JPG
«Психея»
(1876) - Berthe Morisot - Sommertag - 1879.jpeg
«Летний день»
(1879)
Напишите отзыв о статье "Моризо, Берта"
Примечания
Ссылки
- [impressionism.su/morisot/ Галерея картин Берты Моризо на сайте «Импрессионизм в деталях»]
| ||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Моризо, Берта
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.
Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
