Блумфилд, Морис

Морис Блумфилд
Maurice Bloomfield
Морис Блумфилд. 1920
лингвист и индолог
Имя при рождении:	Moritz Blumenfeld
Дата рождения:	23 февраля 1855(1855-02-23)
Место рождения:	Бельско Австрийская Силезия (ныне Бельско-Бяла Польша)
Гражданство:
Дата смерти:	12 июня 1928(1928-06-12) (73 года)
Место смерти:	Сан-Франциско, Калифорния, США

Морис Блумфилд (англ. Maurice Bloomfield, настоящее имя Мориц Блюменфельд, нем. Moritz Blumenfeld; 23 февраля 1855, г. Бельско Австрийская Силезия (ныне Бельско-Бяла Польша) — 12 июня 1928, Сан-Франциско, Калифорния, США) — американский лингвист, индолог, специалист санскрита, профессор, доктор юридических наук.

Биография

Родился в еврейско-австрийской семье. Брат пианистки Фанни Блумфилд-Цейслер, дядя лингвиста Леонарда Блумфилда.

В двенадцатилетнем возрасте вместе с семьёй эмигрировал в США. Семья Блюменфельдов обосновалась в Чикаго и вскоре американизировала свою фамилию. В 1877 окончил университет Фурман (англ. Furman University) в Гринвилле, штат Южная Каролина. Затем изучал санскрит в Йельском университете под руководством Уильяма Дуайта Уитни, после чего продолжил учëбу в университете Джонса Хопкинса. После двухлетнего пребывания в Германии (Берлин и Лейпциг), вернулся в университет Хопкинса, где стал преподавать в качестве доцента. Вскоре стал профессором санскрита и сравнительной филологии. Вся последующая жизнь М. Блумфилда была связана с этим учебным заведением.

В 1896 году в Принстонском университете защитил докторскую диссертацию.

Научная деятельность

Часть научных работ М. Блумфилда, посвящëнная сравнительной лингвистике, была опубликована им в «American Journal of Philology», таких например, как ассимиляция и адаптация родственных классов слов. Наиболее известный и ценный вклад сделан учëным в области переводов и интерпретации текстов священных писаний индуизма на санскрите — Вед.

В 1897 году им осуществлëн перевод священного текста Атхарва-веды, вошедшего в монументальную серию «Священные книги Востока» (Sacred Books of the East), издаваемой Максом Мюллером. Подготовил раздел «Атхарваведа и Гопатха-брахмана» для «Основ индоарийской филологии и археологии» (нем. Grundriss der indo-arischen Philologie und Altertumskunde) Бюлера и Кильхорна (1899), он первым издал текст «Каушика-сутры» (1890), a в 1905 году опубликовал исследование сравнительной мифологии «Цербер, пёс Аида» (англ. Cerberus, the Dog of Hades).

В 1907 r. вышел в свет наиболее крупный научный труд М. Блумфилда «Ведический конкорданс — алфавитный список слов и оборотов, применяемых в священных книгах индуизма». Кроме того, он автор трудов:

• Религия Вед: древняя религия Индии (1908)
• Жизнь и история Джайна Спасителя Паршванатха и работы по «Риг-Веде» в 1916 году.

Кроме этого, остались также многочисленные статьи этого учёного по ведийской тематике.

Литература

• [books.google.com.ua/books?id=zwRay6g-GzAC&pg=PR210&redir_esc=y#v=onepage&q&f=false Bloomfield, Maurice (1908), «The Religion of the Veda: The Ancient Religion of India (from Rig-Veda to Upanishads)», New York; London: G. P. Putnam’s Sons]
• A. W. Stratton & A.H. Ewing, 1920. In Memoriam. Biaographical Sketch. In : Studies in honor of Maurice Bloomfield. New Haven : Yale University Press. 312 pages.
• Franklin Edgerton, 1928. Maurice Bloomfield, 1855—1928. In : Journal of the American Oriental Society, Vol. 48 (1928), pp. 193–199.

Ссылки

• [www.jstor.org/discover/10.2307/593142?uid=3739232&uid=2&uid=4&sid=21101346354773 Maurice Bloomfield] (англ.)
• [www.archive.org/stream/cu31924026815070/cu31924026815070_djvu.txt Studies in honor of Maurice Bloomfield]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Блумфилд, Морис

– Я тебе говорила, что всё буграми и ямами, – твердила маленькая княгиня, – я бы сама рада была заснуть, стало быть, я не виновата, – и голос ее задрожал, как у собирающегося плакать ребенка.
Старый князь тоже не спал. Тихон сквозь сон слышал, как он сердито шагал и фыркал носом. Старому князю казалось, что он был оскорблен за свою дочь. Оскорбление самое больное, потому что оно относилось не к нему, а к другому, к дочери, которую он любит больше себя. Он сказал себе, что он передумает всё это дело и найдет то, что справедливо и должно сделать, но вместо того он только больше раздражал себя.
«Первый встречный показался – и отец и всё забыто, и бежит кверху, причесывается и хвостом виляет, и сама на себя не похожа! Рада бросить отца! И знала, что я замечу. Фр… фр… фр… И разве я не вижу, что этот дурень смотрит только на Бурьенку (надо ее прогнать)! И как гордости настолько нет, чтобы понять это! Хоть не для себя, коли нет гордости, так для меня, по крайней мере. Надо ей показать, что этот болван об ней и не думает, а только смотрит на Bourienne. Нет у ней гордости, но я покажу ей это»…
Сказав дочери, что она заблуждается, что Анатоль намерен ухаживать за Bourienne, старый князь знал, что он раздражит самолюбие княжны Марьи, и его дело (желание не разлучаться с дочерью) будет выиграно, и потому успокоился на этом. Он кликнул Тихона и стал раздеваться.
«И чорт их принес! – думал он в то время, как Тихон накрывал ночной рубашкой его сухое, старческое тело, обросшее на груди седыми волосами. – Я их не звал. Приехали расстраивать мою жизнь. И немного ее осталось».
– К чорту! – проговорил он в то время, как голова его еще была покрыта рубашкой.
Тихон знал привычку князя иногда вслух выражать свои мысли, а потому с неизменным лицом встретил вопросительно сердитый взгляд лица, появившегося из под рубашки.
– Легли? – спросил князь.
Тихон, как и все хорошие лакеи, знал чутьем направление мыслей барина. Он угадал, что спрашивали о князе Василье с сыном.
– Изволили лечь и огонь потушили, ваше сиятельство.
– Не за чем, не за чем… – быстро проговорил князь и, всунув ноги в туфли и руки в халат, пошел к дивану, на котором он спал.
Несмотря на то, что между Анатолем и m lle Bourienne ничего не было сказано, они совершенно поняли друг друга в отношении первой части романа, до появления pauvre mere, поняли, что им нужно много сказать друг другу тайно, и потому с утра они искали случая увидаться наедине. В то время как княжна прошла в обычный час к отцу, m lle Bourienne сошлась с Анатолем в зимнем саду.
Княжна Марья подходила в этот день с особенным трепетом к двери кабинета. Ей казалось, что не только все знают, что нынче совершится решение ее судьбы, но что и знают то, что она об этом думает. Она читала это выражение в лице Тихона и в лице камердинера князя Василья, который с горячей водой встретился в коридоре и низко поклонился ей.
Старый князь в это утро был чрезвычайно ласков и старателен в своем обращении с дочерью. Это выражение старательности хорошо знала княжна Марья. Это было то выражение, которое бывало на его лице в те минуты, когда сухие руки его сжимались в кулак от досады за то, что княжна Марья не понимала арифметической задачи, и он, вставая, отходил от нее и тихим голосом повторял несколько раз одни и те же слова.
Он тотчас же приступил к делу и начал разговор, говоря «вы».
– Мне сделали пропозицию насчет вас, – сказал он, неестественно улыбаясь. – Вы, я думаю, догадались, – продолжал он, – что князь Василий приехал сюда и привез с собой своего воспитанника (почему то князь Николай Андреич называл Анатоля воспитанником) не для моих прекрасных глаз. Мне вчера сделали пропозицию насчет вас. А так как вы знаете мои правила, я отнесся к вам.
– Как мне вас понимать, mon pere? – проговорила княжна, бледнея и краснея.
– Как понимать! – сердито крикнул отец. – Князь Василий находит тебя по своему вкусу для невестки и делает тебе пропозицию за своего воспитанника. Вот как понимать. Как понимать?!… А я у тебя спрашиваю.