Морлахи

Морлахи (также морлаки, мавро-валахи, кара-валахи, чёрные валахи и др.) — одна из ныне практически исчезнувших этнографических групп восточно-романского происхождения, занимавшая горные регионы на западе Балканского полуострова (соврем. Босния и Герцеговина, позднее также Хорватия и Черногория, остров Крк).

Этимология экзоэтнонима неясна. По-видимому, это калька с турецкого «кара-валахи», так как чёрный цвет (цвет ночи) ассоциировался у тюрок с севером, а кара-валахи проживали на крайнем северо-западе Османской империи. Со временем подверглись славянизации, внеся вклад в общебалканскую культуру. По переписи 1991 года в Хорватии проживало 22 морлаха, хотя в настоящее время термин употребляется чисто географически — для описания выходцев из таких регионов Хорватии как Далмация, Загора и Лика и всей прежней Морлахии. По-видимому, остаточное морлахское происхождение имеют истрорумыны, также находящиеся под угрозой ассимиляции.

История

В XII веке морлахи перешли хребет Велебит и рассеялись среди славянского населения Далмации, поселившись на землях от Морлацкого канала до р. Нарента и потом достигли даже островов Адриатики. Около 1450 г. группы кара-валахов переправились на остров Крк, поселившись в деревнях Дубашница и Польица в непосредственной близости от родственного далматиноязычного населения, с которым, однако, у полукочевых скотоводов валахов было уже мало общего. Местность с высоким сосредоточением морлахов получила название Морлахия. В Боснии выделялся область Стара Влашка. Немало валахов было в области Военная Граница на стыке австро-венгерских и османских земель.

Культура

Быт морлахов был убог и незатейлив. Вот как описывают его учёные из Виленского университета, посетившие Далмацкие степи (Морлахию) около 1820 года:

Морлах охотно делится последним куском наскоро испеченного хлеба (на его языке называемого фогачем) и готов сопутствовать вам для обороны от убийц и грабителей.

Культура морлахов отличалась значительным славянским влиянием, хотя процесс их полной ассимиляции занял не менее шести столетий. К примеру, ещё в XVIII столетии Альберто Фортис посетил морлашские деревни и слушал народные баллады морлахов, связанные с турецким захватом региона Косово. Традиционный струнный инструментом морлахов — гусли. Песни собрал шотландский писатель лорд Бьют, близкий ко двору короля Георга III.

См. также

• Моравская Валахия
• Великая Влахия

Литература

• Морлаки // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Морлахи

– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».