Морозини
Поделись знанием:
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.
12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
Морозини (итал. Morosìni, Mauroceno, Mauroceni, лат. Maurocenus, Mauroceni) — знатный венецианский род, древний и многочисленный, предположительно венгерских корней, давший Республике четырех дожей, трех патриархов, множество государственных чиновников, генералов, адмиралов и кардиналов. Первые упоминания о династии относятся ко временам императора Оттона II Рыжего (Х век). Входил в число 24 семей «Сase Vecchie» — древнейших родов Венеции[1].
Содержание
Представители династии
Дожи
- 1148 год: Доменико Морозини (ум. 1156). Вел успешную войну с далмацкими корсарами
- 1249 год: Марино Морозини (ум.1252).
- 1382 год: Микель Морозини (скончался в тот же год)
- 1688 год: Франческо Морозини «Пелопонесский» (ум. 1694). Вел успешную войну с турками, возглавлял флот. Пушки венецианского флота под его предводительством разрушили Парфенон.
Военные
- Альбертино Морозини — командовал пизанским флотом, разбитым в 1284 г. в битве при Мелории.
- Барбоне Морозини (XVII в.) — адмирал.
| Прозвище (обычно по дворцу) |
Современное состояние (если известно) |
|---|---|
| Morosini S. Stefano | Пресеклась в 1886 г. |
| Morosini S. Cancian (dalla Sbarra) | Пресеклась в 1752 г.[2] |
| Morosini San Giovanni Grisostomo | |
| Morosini Santa Giustina | |
| Morosini San Tomà | |
| Morosini Barbon, San Giovanni Novo | |
| Morosini detti da Bassano |
Духовенство
- Джованни Морозини — один из первых известных представителей рода в Венеции. Женат на дочери дожа Пьетро Орсеоло. В 978 г. сопровождает тестя во время его бегства из Венеции. В 982 г. возвращается и принимает постриг[3]. Основывает бенекдетинский монастырь на острове Сан-Джорджо Маджоре, подаренном ему дожем Трибуно Меммо. На острове позже был построен знаменитый Собор Сан-Джорджо Маджоре и будет находиться семейная усыпальница Морозини.
- Фома (Томмазо) Морозини — в 1204 г. после взятия Константинополя крестоносцами был выбран ими его „патриархом“[4] (до 1211 г.). Первый из латинских патриархов Константинополя.
- Патриархи Венеции: Николо I ( с 1336 г.) и Николо II (с 1379 г.)
- Епископ Торчелло: Джакомо (1335-1351).
- Епископ Копра (совр. Словения, итал. Capodistria): Лодовидо (1364)
- Два епископа Новиграда (совр. Хорватия, итал. название Cittanova d'Istria): Джованни VI (1347) и Джованни VIII (Марчелло) (1426).
- Епископ Пореча (совр. Хорватия, итал. Parenzo): Франческо (1464–1471).
- Джан (Джованни) Франческо Морозини (XVI в.) — епископ Брешиа (1585–1596), папский нунций во Франции, занимавшийся ситуацией с Генрихом III, Гизами и Генрихом Наваррским[5].
- Агостино Морозини (XVII в.) — архиепископ Дамасский [6]
- Джанфранко Морозини — патриарх Венеции в 1644–1678 гг.
- Два епископа Брешии: Марко (1645–1654) и Фортунато (1723–1727).
- Три епископа Тревизо: Сильвестро (1633–1636), Марко, епископ Брешии (1639–1645) и Фортунато (1710–1723).
- Епископ Кьоджи: Джованни (1770).
- Епископ Вероны: Джованни (1772-1789).
Чиновники и дипломаты
- Винченцо Морозини (1511-88) — префект Бергамо, прокуратор С.Марка, президент университета Падуи, заказчик Тинторетто и Палладио.
- Джан Франческо Морозини — посол в Константинополе. В 1585 г. в одном из своих рапортов оставил одно из первых сообщений о кофе[7].
- Джан Франческо Морозини — посол при папском дворе в Риме в 1702-1706 гг.
- Франческо II Лоренцо Морозини (1714—1793), прокуратор собора Св. Марка, венецианский посланник в Париже (1748—1751), в Англии (1763). Упоминается в воспоминаниях своего соотечественника Джакомо Казановы, помог его знакомству с мадам Помпадур[8].
- Граф Доменико Морозини — с 1827 бургомистр Венеции и отвечал за введение порто-франко.
- Джованни Баттиста Морозини участвовал в революции при Даниеле Манине в 1848, за что был выслан.
Сочинители
- Антонио Морозини (XV в.) — автор «Хроник» («Chronique. Extraits relatifs d l'histoire de France», «Morosini Codex») важного источника по истории Жанны д'Арк[9], об оккупации венецианцами Салоник[10] и т.д.
- Доменико Морозини — автор «De bene instituta re publica» (1497)[11]
- Паоло Морозини (род. 1406) — соавтор «Memoria storica intorno alla. Repubblica di Venezia» совместно с Джованни Корнаро (XV в.).
- Андреа Морозини (1558-1618) — известный историк (соч.: Annali Veneti, Le Imprese ed espeditioni di terra santa, &c. (Venice, 1627); Deus quae Veneta respublica ad Istriae oras gessit, &c., De forma reipublicae Venetae).
Женщины
- Томазина Морозини — супруга Стефана Постума (сына короля Андраша II Венгерского и королевы Беатриче д'Эсте). Мать короля Андраша III, который после смерти отца и до приглашения на трон воспитывался у своих венецианских родственников.
- Констанца, её сестра. Замужем за королём сербов Стефаном Владиславом II (Stefan Vladislav II of Syrmia).[3]
- Томазина Морозини, племянница двух предыдущих. Замужем за дожем Пьетро Градениго. Через своих потомков Висконти входит в число предков Георга I, французских Бурбонов и Черчиллей.
- Елена Морозини — жена Бернардо Бембо и мать гуманиста кардинала Пьетро Бембо.
- Деа Морозини — супруга дожа Николо Троно.
- Франческа Морозини — супруга дожа Андреа Дандоло.
- Морозина Морозини-Гримани — догаресса, супруга дожа Марино Гримани
- Лоредана Морозини (ум. 1886) — благотворительница, последняя из ветви Сан-Стефано.
- Элисабетта Морозини, мать предпоследнего дожа Венеции Паоло Реньера.
В искусстве
- Апофеоз одного из дожей Морозини изобразил Тьеполо в Палаццо Исимбарди, Милан[12].
- Роскошная мраморная гробница дожа Микеля Морозини (1382) находится в Собор Санти-Джованни э Паоло.
- Винченцо Морозини послужил моделью портрета работы Тинторетто[13].
- Капелла Морозини в соборе Сан-Джорджо Маджоре работы Палладио, с которым Винченцо поддерживал отношения, находится с левой стороны. Донатор — Винченцо Морозини (1511-66) и его сын Барбон.[14]. Капелла украшена полотном работы Тинторетто «Воскресение Христа со св. Андреем и членами семьи Морозини», где изображены донаторы, скончавшийся сын Винченцо по имени Андреа, и жена Винченцо Чечилия Пизани. Капелла также украшена портретными бюстами членов семьи работы Виргилио Рабини.
- Тинторетто также был написан портрет Баттиста Морозини, хранившийся в галерее Венецианской Академии[15] или в венгерской коллекции[16].
- Считается, что одна из ранних работ Тициана — фреска с изображением Геркулеса во дворце Морозини.
- Семейное палаццо Ка'Морозини находится на площади Св. Стефана (называемой также площадью Франческо Морозини), вблизи церкви Санто-Стефано. Знаменитый флотоводец принадлежал к ветви рода, жившем в этом доме.
- Другое семейное палаццо Морозини упоминает Джон Раскин: «находится близи Ponte dell' Ospedaletto, у Сан Джованни Паоло. Внешний облик не представляет особенного интереса, хотя входной портал демонстрирует остатки кирпичной кладки XIII века. Внутренний двор красив; готическая лестница раннего XIV века, ранее была непревзойденной, и окна наверху — наиболее совершенные в своем роде из всех, какие я видел в Венеции».[17]. Палаццо на площади Св. Стефано Раскин отметил, как не представляющее интереса.
- Палаццо Морозини-Брандолин (Brandolin) на Calle del Campanile относится к XIV веку.
- Палаццо Lion Morosini находится на Campiello del Remer на Canal Grande.
- Вилла Морозини-Вендрамин (Villa Morosini-Vendramin) заложена Джан Франческо Морозини в 1706 г.
- Один из греческих трофеев Франческо Морозини — каменные львы, установленные по бокам входа в венецианский Арсенал, ставшие эмблемой города (см Пирейский Лев).
- «Фонтан Морозини» из каменных львов — одна из главных достопримечательностей Гераклиона.
Поздняя эпоха
В 1853 Джон Раскин упоминает знакомого ему потомка семьи, графа Карло Морозини (из ветви San Giovanni Laterano), который помог ему с архивными документами[17].
В XIX в. графскую семью, носящую фамилию Морозини, находим в числе аристократов, обосновавшихся в Швейцарии (it:Vezia).
В начале ХХ в. в Нью-Йорке проживал банкир-миллионер Джованни П. Морозини (Giovanni P. Morosini), происходивший из данного рода (по утверждению газет). В 1902 г. он пожертвовал 100.000 долл. на ремонт Кампанильи в Венеции[18]. Его сына звали Аттилло (Attillo P. Morosini), невесткой являлась Mrs. Mary Washington Bond Morosini. Миллионер скончался в 1908 г., оставив основное состояние дочери Джулии (Giulia) и определенные суммы для двух сыновей и еще одной дочери (mrs. Victoria Morosini-Schilling)[19]. Джулия поселилась в Ривердейле и вышла замуж за человека по имени Arthur M. Werner. В 1932 г. Джулия подарила коллекцию старых мастеров, собранную своим отцом, музею Метрополитен[20].
Интересные факты
- Альдо Морозини, антиквар-ювелир, вымышленный представитель династии, живущий в 1-й пол. ХХ в. и носящий титул «князь» — персонаж успешной серии детективно-исторических романов французской писательницы Ж.Бенцони.
- У Петры Рески в «Палаццо Ка'Дарио» был персонаж из рода Морозини.
Напишите отзыв о статье "Морозини"
Примечания
- ↑ 24 семьи: Badoer, Baseggio, Contarini, Corner, Dandolo, Falier, Giustinian, Gradenigo, Michiel, Morosini, Polani, Sanudo, плюс род Dolfin (потомки Gradenigo), Barozzi, Bellegno, Bembo, Gauli, Memmo, Querini, Soranzo, Tiepolo, Zane, Zeno, Ziani, Zorzi, плюс Bragadin и Salamon (заменившие угаснувшие Bellegno и Ziani). [www.veneziaviva.be/doc/V7web.pdf Klassieke rondleidingen in Venetië]
- ↑ [www.venedig-infos.de/morosini.htm Morosini на venedig-infos.de]
- ↑ 1 2 [fmg.ac/Projects/MedLands/VENICE.htm#_Toc130481397 Venetian doges]
- ↑ [www.agiasofia.com/emperors/fall1204.html Sack of Constantinople, 1204]
- ↑ [books.google.com/books?id=RVYfAcvMMBUC&pg=PA254&dq=morosini&hl=ru&sig=u57TKQTsJIovudOpXnCdBp77VbY Nicola Mary Sutherland. Henry IV of France and the Politics of Religion, 1572-1596 ]
- ↑ [www.fiu.edu/~mirandas/bios1626.htm The Cardinals of the Holy Roman Church. Biographical Dictionary]
- ↑ [www.ilpiaceredelcaffe.it/template/detailContenuto.asp?IDFolder=186&IDOggetto=2062&LN=UK Coffee to reed]
- ↑ [www.lib.ru/INOOLD/KAZANOWA/memuary.txt Джакомо Казанова. История моей жизни]
- ↑ [www.stejeannedarc.net/chroniques/chronique_morosini.php La chronique d'Antonio Morosini]
- ↑ [web.archive.org/web/20041114075206/www.geocities.com/serban_marin/melvillejones2002.html John R. Melville-Jones. Publishing the Morosini Codex]
- ↑ [rubens.anu.edu.au/raider4/chandler/chap3.htm Rebecca Chandler: The Venetian Arcadia: Andrea Palladio and the reinvention of the antique]
- ↑ [www.provincia.milano.it/conosci_la_provincia/palazzo_isimbardi/Storia_e_immagini/sala_giunta_tiepolo/index.html Тьеполо]
- ↑ [www.nationalgallery.org.uk/cgi-bin/WebObjects.dll/CollectionPublisher.woa/wa/work?workNumber=ng4004 Национальная Галерея, Лондон]
- ↑ [books.google.com/books?id=knIBs5XVshIC&pg=PA126&dq=morosini&hl=ru&sig=bI8vlMTPWP2cOYDuA1bqoVwhr1w Tracy Elizabeth Cooper. Palladio's Venice: Architecture and Society in a Renaissance Republic]
- ↑ [www.oldandsold.com/articles29/venice-25.shtml Venice - The Academy - Hall Of Paolo Veronese]
- ↑ [www.hungarianart.com/cgi-bin/kieselbach.cgi?MENUID=HIREK&HIRID=482 "PRINCES, COUNTS, IDLERS AND BOURGEOIS" A HUNDRED YEARS OF HUNGARIAN COLLECTING ]
- ↑ 1 2 [books.google.ru/books?id=3uMDAAAAYAAJ&pg=PA211&dq=morosini#PPA81,M1 John Ruskin. The Stones of Venice]
- ↑ [query.nytimes.com/gst/abstract.html?res=9904E2D71E3BEE33A2575AC1A9619C946397D6CF NY Times. July 19, 1902, Saturday]
- ↑ [query.nytimes.com/gst/abstract.html?res=9F03EFDA133EE233A2575AC1A96F9C946997D6CF NY Times September 19, 1908, Saturday]
- ↑ [www.metmuseum.org/works_of_art/viewOneZoom.asp?dep=11&viewmode=1&item=32.75.8&zoomFlag=0 Официальный сайт Метрополитен-Музея]
Ссылки
- [www.paradoxplace.com/Perspectives/Venice%20&%20N%20Italy/Venice/Santo%20Stefano.htm Фото палаццо Морозини на площади Св. Стефано]
- [www.villabelgiojosobonaparte.it/sala.aspx?nomesala=SALA%2008 Портреты членов семьи Морозини XIX века работы Ф.Хайеза]
Отрывок, характеризующий Морозини
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.
12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
