Морозов, Иван Иванович (полный кавалер ордена Славы)

Иван Иванович Морозов
Дата рождения	10 сентября 1924(1924-09-10)
Место рождения	Ливенский уезд РСФСР
Дата смерти	20 июля 1987(1987-07-20) (62 года)
Место смерти	Крым Украина
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	Сапёр
Годы службы	1942 — 1948
Звание
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии
В отставке	младший лейтенант

Иван Иванович Морозов — командир взвода 209-го отдельного сапёрного батальона (143-я стрелковая дивизия, 13-я армия, 1-й Белорусский фронт), старшина.

Биография

Иван Иванович Морозов родился в семье рабочего в селе Слобода Георгиевская Ливенского уезда Орловской губернии (в настоящее время село Калинино Ливенского района Орловской области). Окончил 7 классов школы. Работал в колхозе.

19 февраля 1942 года Ливенским райвоенкоматом был призван в ряды Красной армии. С 5 мая 1942 года на фронтах Великой Отечественной войны.

В ночь на 15 декабря 1943 года ефрейтор Морозов с двумя сапёрами в районе деревни Плещёвка в Житомирской области, на шоссе Овруч — Шепетовка по приказу командования, под сильным автоматно-пулемётным огнём заложил взрывные заряды под мост и подорвал его.Огнём своего автомата прикрывал действия группы и её отход к своим боевым порядкам. Приказом по 143-й стрелковой дивизии от 19 января 1944 года он был награждён орденом Славы 3-й степени.

Приказом по 77 стрелковому корпусу от 20 апреля 1944 года за мужество и героизм в боях против немецко-фашистских захватчиков, а также за установку минных полей 27 марта 1944 года, на одном из которых подорвался танк противника, в районе села Старые Кошары Волынской области сержант Морозов был награждён медалью «За отвагу».

18 июня 1944 года старший сержант Морозов совместно с другим сапёром под сильным оружейно-пулемётным огнём и под прикрытием огня танков разминировал мост через реку Выжевка северо-западнее села Черноплесы, чем обеспечил успешную переправу танков и боевой техники, приданой дивизии. Приказом по 47-й армии от 22 августа 1944 года он был награждён орденом Славы 2-й степени.

При прорыве укреплений противника 15 января 1945 года старшина Морозов под сильным оружейно-пулемётным и артиллерийским огнём противника возле города Новы-Двур-Мазовецки со своим взводом проделал проходы в минно-взрывных заграждениях. Прорезал проволочные заграждения в 3 кола и спираль Бруно. Пропустил пехоту, артиллерию и боевые обозы обеспечив их продвижение без потерь на минно-взрывных заграждениях. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 31 мая 1945 года он был награжд1н орденом Славы 1-й степени.

26 апреля 1945 года, командуя штурмовой группой в Шпандау, старшина Морозов с бойцами подобрался к дому, в котором засели солдаты противника и забросал двери и окна гранатами. В результате в плен сдались 13 солдат противника.
27 апреля, сопровождая самоходные артиллерийские установки, взорвал барьер, препятствующий движению САУ, тем самым дал им возможность выйти на западный берег Шпрее и захватить мост. Приказом по 47-й армии от 24 мая 1945 года он был награждён орденом Красного Знамени.

После войны был направлен на учебу в Московское высшее инженерное училищеще. В 1948 младший лейтенант Морозов был демобилизован по состоянию здоровья. Жил в Крыму в городе Саки. Работал на химическом заводе.

Скончался Иван Иванович Морозов 20 июля 1987 года.

Ссылки

• [podvignaroda.ru Документы на сайте «Подвиг народа»]
• [encyclopedia.mil.ru/encyclopedia/gentlemens/hero.htm?id=11533190@morfHeroes В биографическом словаре]

Литература

• Дубров Б.Н. Солдатская слава. 3-е изд. Киев, 1987. С. 318;
• Кавалеры ордена Славы. Симферополь, 1968. С. 41—50.
• Кавалеры ордена Славы трёх степеней. Биограф.словарь. М.: Воениздат, 2000
• Полные кавалеры ордена Славы. Биографический словарь. (в 2 томах) М.: Воениздат, 2010

Отрывок, характеризующий Морозов, Иван Иванович (полный кавалер ордена Славы)

От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.