Мороз (мифология)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мороз

«Дед Мороз», В. М. Васнецов, 1885
персонификация природной стихии
Мифология: славянская
Имя на других языках: белор. Мароз; укр. Мороз; полес. Зюзя
Атрибуты: в шубе и с бородой
Мороз (мифология)Мороз (мифология)

Моро́з (Студенец, Трескунец, Морозко[1], полес. Зюзя[2]) — персонаж славянского сказочного фольклора и календарных обрядов; персонификация природной стихии.





Описание

В восточнославянских сказках Мороз описывается как старик с белой бородой, закутанный в шубу, который «на ёлке потрескивает, с ёлки на ёлку поскакивает да пощёлкивает», усиливая тем самым зимнюю стужу. Сказочный Морозко одаривает невинно гонимую падчерицу богатством за её «правильные» ответы на вопрос, тепло ли ей или холодно; он же губит дочерей злой мачехи, которые проклинают лютый холод[3].

В украинских вариантах аналогичного сюжета Мороз — это едущий в повозке богатый пан, который, встретив замёрзшую бабу, спрашивает: «Мороз, бабусю?» и слышит в ответ: «Мороз, папочку, Боже його помнож!» Удовлетворенный ответом, Мороз дарит бабе дорогую шубу и угощает хлебом. Следующая встречная баба на тот же вопрос отвечает иначе: «Мороз, паночку, щоби його бирса взяла, щоб він на лисого голові непевний, розтріскався, щоб його бенеря так била, проклятого, як він оце мене!», за что Мороз окончательно замораживает её[4].

В русской народной сказке «Мужик и Мороз» мужик, у которого Мороз побил всходы пшеницы, пошёл в лес искать виновника, чтобы «взыскать с него убытки»; найдя в глуши ледяную избушку, снегом укрытую, сосульками обвешанную, он увидел Мороза — «старика в белом»; вознаграждая потери крестьянина, Мороз одаривает его скатертью-самобранкой.

По народным поверьям центральной Украины: «Один раз полевые цветы узнали от ветра, что злой „дидуган“ Мороз собирается их заморозить. Цветы пожаловались Онуфрию Великому (день которого приходится на 12/25.VI). Преподобному жаль стало цветов и он пошёл к Морозу попросить, чтобы тот не трогал их. Но Мороз был такой упрямый, что Онуфрий не вытерпел: он так рассердился, что взял и ударил Мороза обухом по голове. С этого дня Мороз болел до самого третьего Спаса, а цветы в это время цвели и отцветали».

Персонификация Мороза как природной стихии отмечается в восточнославянском ритуале приглашения «мороза» на праздничную трапезу (на кутью, кисель, блины), включенном в святочный или пасхальный комплексы. Считалось необходимым накормить Мороз обрядовой пищей, чтобы он не морозил посевы злаков и огородные культуры[5].

Образ Мороза как высокого (или очень маленького ростом) старика с длинной белой бородой, приходящего с северной стороны, который бегает по полям и стуком своей палки вызывает трескучие морозы (упомянутый первоначально в трудах А. Н. Афанасьева, а затем и в других исследованиях по славянской мифологии), не подтверждается позднейшими этнографическими и фольклорными свидетельствами[5].

Поговорки

  • Мороз и железо рвёт и на лету птицу бьёт.
  • Мороз невелик, да стоять не велит[6].

См. также

Напишите отзыв о статье "Мороз (мифология)"

Примечания

Литература

  1. Мороз / Виноградова Л. Н. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 2004. — Т. 3: К (Круг) — П (Перепелка). — С. 302–303. — ISBN 5-7133-1207-0.
  2. Мадлевская Е. Л. Мороз // [royallib.com/book/madlevskaya_e/russkaya_mifologiya_entsiklopediya.html Русская мифология. Энциклопедия]. — М.: Мидгард, Эксмо, 2005. — 784 с. — ISBN 5-699-13535-9.
  3. Мадлевская Е. Л. Образ Деда Мороза и современные представления о нём // Живая старина. — М.: Гос. республиканский центр русского фольклора, 2000. — № 4, 2000. — С. 37–39.
  4. [www.feb-web.ru/feb/skazki/default.asp?/feb/skazki/texts/af0/af0.html Морозко (№ 95—96)] // Афанасьев А. Н. Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В 3 т. — М.: Наука, 1984. — С. 113–117.
  5. Як невиста навчилася свекруху шануваты // Гринченко Б. Д. Изъ устъ народа. — Чернигов: Земская типографія, 1901. — С. 240–242.

Ссылки

  • [dic.academic.ru/dic.nsf/ushakov/1057826 Трескун] // Толковый словарь Ушакова
  • [ng.sb.by/traditsiya/article/maroz-marozav-ch-yen-zha-zyuzya.html Мароз Марозавіч, ён жа Зюзя] // Народная газета, 15.02.2011  (белор.)

Отрывок, характеризующий Мороз (мифология)

– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.