Война на море

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Морская война»)
Перейти к: навигация, поиск

Война на море или Морская война заключается в вооруженной борьбе на морях и океанах, сюда же относятся военные (боевые) действия на реках, озёрах и искусственных водоёмах.

Как правило ведётся военно-морским флотом вооружённых сил государств, в водной и сопутствующих ей средах, и включает в себя военные и боевые действия формирований.





История

В Древнем мире флот состоял из гребных судов. Он действовал в прибрежных районах и играл в войнах вспомогательную роль (Армейский флот). Способами ведения боя были таран и абордаж, а основной тактической формой боя — фронтальное столкновение флотов, оканчивавшееся единоборством отдельных кораблей между собой.

В Средние века тактика войны на море существенно не изменилась. В Византии было придумано новое оружие — греческий огонь.

В эпоху Великих географических открытий (XV — XVI века) началось соперничество европейских государств (Испания, Португалия, позднее Англия, Франция, Нидерланды) за господство на море в связи с колониальными захватами. При этом флоты начали действовать самостоятельно, выполняя задачи по нарушению коммуникаций противника и обороне своих морских путей. Однако тактика первых парусных флотов XV — XVI веков ещё мало отличалась от способов ведения боя гребного флота.

В XVII веке были созданы постоянные военные флоты. Дальнейшее развитие корабельной артиллерии, и использование её в качестве главного оружия в морских сражениях англо-голландских войн XVII века привели к тому, что была установлена классификация боевых кораблей и определены их задачи. Основу флотов составляли линейные корабли. Фрегатам, артиллерийским гребным судам и брандерам отводилась вспомогательная роль. Корабли стали объединяться в эскадры под командованием флагмана. Основной тактической формой ведения морского боя стала линейная тактика, предусматривавшая маневрирование кораблей в «линии баталии» (кильватерной колонне). Это обеспечивало наиболее эффективное использование артиллерии, установленной на кораблях вдоль бортов в несколько рядов. Таран стал применяться всё реже, однако абордаж продолжал применяться.

В XVIII веке российские адмиралы Г. Спиридов и Ф. Ушаков впервые в практике морского боя отказались от шаблонов линейной тактики, перейдя к манёвренной тактике, которая обеспечила победы российского флота над османским в сражениях в Хиосском проливе (1770), у мыса Тендра (1790) и у мыса Калиакрия (1791). Первые попытки теоретического обоснования манёвренной формы ведения морского боя нашли отражение в труде британца Дж. Клерка (англ.) "Опыт морской тактики" (ч. 1—4, 1790—97). Морские победы британского адмирала Г.Нельсона при Абукире (1798) и Трафальгаре (1805) и российского адмирала Д. Сенявина в Афонском сражении (1807), в которых были использованы принципы ведения манёвренного боя, способствовали утверждению этих принципов, которые наряду с маневром эскадры для более полного использования артиллерии и нарушения управления силами флота противника предусматривали также большую самостоятельность в проведении маневра отдельных кораблей.

Опыт Крымской войны 1853—56 выявил преимущества паровых кораблей перед парусными при ведении манёвренного морского боя. Во 2-й половине XIX века в Великобритании, США, Франции были созданы паровые корабли с броневой защитой. Таким образом, основой флотов стали броненосцы. Появились также крейсера, минные заградители, миноносцы.

В ходе русскo-японской войны 1904—05 произошли крупные морские сражения с участием значительных сил бронированных кораблей (Цусимское сражение, бой в Жёлтом море, и др.). Первые попытки применения торпед и мин показали, что артиллерия перестала быть единственным средством боевого воздействия на противника. Однако военные доктрины морских держав после русскo-японской войны существенных изменений не претерпели и по-прежнему считалось, что завоевание господства на море должно достигаться путём генерального сражения основных сил флотов.

В ходе Первой мировой войны кораблями универсального назначения стали эскадренные миноносцы, начали широко использоваться подводные лодки. Это вызвало создание сторожевых кораблей и охотников за подводными лодками. Вместо броненосцев появились линкоры (дредноуты). Появились также и другие новые классы кораблей — авианосцы, торпедные катера. Появилась морская авиация. Достижение стратегических целей путём проведения одного генерального сражения, как показало Ютландское сражение (1916), стало невозможным.

Перед началом Второй мировой войны флоты пополнялись авианосцами, крейсерами, эскадренными миноносцами, торпедными катерами, морской авиацией, появились радиолокация и гидролокация.

Во время Второй мировой войны особую роль флоты играли на Тихоокеанском театре военных действий. Основное содержание военных действий на нём составляли десантные и противодесантные операции, удары по силам флота противника в море, в базах и борьба на коммуникациях. Главной ударной силой как японского императорского флота, так и ВМС США стали авианосцы. Применение авианосной авиации позволяло вести морской бой в условиях, когда противостоящие группировки кораблей находились в сотнях миль друг от друга. Группировки надводных сил, прикрываемые истребителями авианосной авиации, получили возможность действовать у побережья противника.

Во время Второй мировой войны всего было высажено более 600 крупных морских десантов, 6 из них — стратегического масштаба. Наиболее крупной была Нормандская десантная операция (1944). Во время этих операций надводные корабли вели артиллерийский обстрел наземных целей.

На морских коммуникациях активно действовали подводные лодки. Крупные артиллерийские корабли (линейные корабли, крейсера) из-за большой уязвимости от подводных лодок и особенно авиации потеряли роль главной ударной силы в военных действиях на море. Их действия сводились главным образом к содействию сухопутным войскам.

С 1960-х годов главной ударной силой флотов ведущих держав стали атомные подводные лодки с баллистическими ракетами. Появились также атомные авианосцы.

Во время войн, имевших место после 1945 г., крупных морских сражений не происходило. Однако во время войны в Корее 1950-53 годов, вьетнамской войны 1965-73 годов, войны в Персидском заливе 1991 г., операции против Югославии в 1999 г., вторжения в Ирак в 2003 г, операции против Ливии в 2011 г. морская авиация с авианосцев ВМС США широко использовалась для нанесения ударов по наземным целям. Во время войны в Персидском заливе, операции против Югославии, вторжения в Ирак в 2003 г, операции против Ливии надводные корабли и подводные лодки США также наносили удары по наземным целям крылатыми ракетами «Томагавк». Во время войны в Корее, вьетнамской войны, войны в Персидском заливе наземные цели также обстреливали линейные корабли времен Второй мировой войны «Нью-Джерси», «Миссури», «Висконсин».

Международное право

Согласно законам и обычаям морской войны, военно-морские операции могут осуществляться только военно-морскими силами воюющих государств и только в пределах театра морской войны, к которому относятся:

  • Открытое море,
  • Территориальные и внутренние воды воюющих государств,
  • Воздушное пространство над ними.

Особый льготный режим во время войны на море установлен для торговых и пассажирских судов воюющих государств. Так, торговые и пассажирские суда, следующие в открытом море без охраны, защищаются соответствующими нормами международного права от незаконного затопления или нападения без предупреждения; торговые суда имеют право посещать нейтральные порты и производить в них грузовые операции с невоенными грузами, причем срок пребывания их в таких портах, в отличие от военных кораблей, не ограничен. Законы и обычаи морской войны запрещают бомбардировки морскими силами незащищенных портов, городов, селений, жилищ и строений. Особенно регламентированы правила морской блокады.

Во время морской войны могут подвергаться захвату не только вражеские торговые суда, но и торговые суда нейтральных государств в случае нарушения ими блокады, перевозки военной контрабанды или оказания услуг воюющей стране. Международное право подробно регулирует вопросы, связанные с правовым режимом торгового судна во время войны на море.

См. также

Напишите отзыв о статье "Война на море"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Война на море

– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?