Морские операции Восточноафриканской кампании

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
 
Восточноафриканская кампания
Кассала Британский Сомалиленд Британское контрнаступление Акордат Кэрэн Война на море Амба-Алаги Кулквалбер Гондэр Партизанская война

Морские операции — боевые действия итальянского флота во время Восточноафриканской кампании, были весьма редкими и в целом неудачными для итальянцев.

Италия начала активно развивать порты в Итальянской Восточной Африке в 1936 году, с началом войны против Эфиопии. К моменту вступления Италии во Вторую мировую войну 10 июня 1940 года в Массауа базировались две флотилии эсминцев, восемь океанских подводных лодок, две подводные лодки малого радиуса действия, отряд торпедных катеров и ряд вспомогательных судов; кроме того, несколько торговых судов получили артиллерийское вооружение.

С началом боевых действий итальянское Верховное командование поставило перед флотилией Красного моря задачу пресечь сообщение между Суэцем и Аденом, однако командование на местах понимало, что на кораблях времён Первой мировой войны, на которых постоянно что-либо выходило из строя, практически невозможно тягаться с Британским флотом. Тем не менее восемь подводных лодок вышли из Массауа, и это закончилось катастрофой: 15 июня «Макале» затонула из-за того, что в результате химической реакции в ней начал выделяться ядовитый газ, 23 июня «Торричелли» вступила в бой с превосходящими силами противника и после получения серьёзных повреждений была затоплена экипажем, 24 июня погибла в бою «Гальвани», а «Галилей» была 19 июня захвачена траулером «Мунстоун» и приведена на буксире в Аден.

В свете этих событий Верховное командование изменило задачи, стоящие перед флотилией: атаковать конвои, избегать встречи с превосходящими силами противника и использовать защиту, предоставляемую береговой артиллерией. В результате итальянские корабли в течение 10 месяцев выходили в море лишь 15 раз, и за это время добились весьма скромных результатов: потопили два английских танкера и повредили артиллерийским огнём один эсминец.

Когда в начале 1941 года британские войска перешли в наступление на суше, и ситуация стала критической, Верховное командование разработало планы действий флота в случае потери Массауа: океанские подводные лодки должны были уйти в Италию вокруг Африки, вооружённые торговые суда — прорываться в Японию, а надводные военные корабли — атаковать Порт-Судан или Суэц, чтобы нанести перед гибелью максимально возможный ущерб противнику.

Первыми покинули африканские порты вооружённые торговые суда. 27 февраля «Рамб I» был перехвачен и потоплен новозеландским лёгким крейсером «Линдер», но «Рамб II» и «Эритрея» в двадцатых числах марта прибыли в Кобе. Подводные лодки «Гильелмотти», «Феррарис», «Перла» и «Архимед» вышли из Массауа в начале марта, и в мае достигли Бордо, ставший базой для действий итальянских подводных лодок в Атлантике.

2 апреля все оставшиеся к тому моменту в Массауа эсминцы вышли в атаку на Порт-Судан, но были обнаружены британской авиаразведкой и перехвачены в море; те из них, кто сумел избежать затопления, уже не имели достаточно топлива для выполнения миссии, и были покинуты командами.

Напишите отзыв о статье "Морские операции Восточноафриканской кампании"



Литература

  • С. У. Роскилл «Флаг Святого Георгия: Английский флот во Второй мировой войне» — Москва: ООО «Издательство АСТ», 2000. ISBN 5-237-05177-4

Отрывок, характеризующий Морские операции Восточноафриканской кампании

Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!