Морские песни шанти
Поделись знанием:
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.
Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
 |
Эта статья или раздел описывает ситуацию применительно лишь к одному региону, возможно, нарушая при этом правило о взвешенности изложения. Вы можете помочь Википедии, добавив информацию для других стран и регионов.
|
Морские песни шанти́ (англ. sea shanty, также chantey, от фр. chanter — «петь») — поджанр народной английской музыки, песни, которые пели британские моряки. По некоторым предположениям, ведут своё начало еще с 15-го века, но так как эта версия не имеет доказательств, скорее всего, возникли позднее. Были распространены до XX века, в настоящее время сохраняются собирателями и любителями фольклорной музыки.
Содержание
Характеристика
Во времена парусного судоходства шанти имели практическую ценность — их ритм помогал морякам синхронизировать темп своей совместной работы. Также они несли психологическую пользу — расслабляли и разгоняли скуку тяжелой работы. Благодаря их использованию команда также могла иносказательно высказать своё мнение о ситуации, не дав повода к наказанию от начальства.
Большинство шанти построено по принципу народных песен «вопрос-ответ»: один человек-запевала («шантимен») поет строку, а хор моряков подхватывает (например, как в песне «Boney»):
Шантимен: Boney was a warrior,
Хор: Way, hey, ya!
Шантимен: A warrior and a terrier,
Хор: Jean-François!
На строку припева обычно приходился рывок или толчок.
С музыкальной точки зрения, судя по всему, шанти питались из множества источников. Например, знаменитая «Spanish Ladies» — типичная испанская гальярда (которые были популярны около 1600 года), а песни типа «Fire Maringo» похожи на западно-африканские рабочие песни, а другие мелодии адаптируют обычные народные песни, а с XIX века — польки и вальсы. С точки зрения содержательной части стихи шанти, подобно блюзам, демонстрируют последовательность набора строк без какой-то явной, сквозной темы. «John Brown’s Body» — адаптированная военная песня.
«Пятнадцать человек на сундук мертвеца» — пример знаменитой вымышленной песни шанти.
Категории
Поскольку на определенные слова песни приходилось ударение (то есть рывок), со временем сформировались традиции петь шанти определенного ритма. Возникли шанти для поднятия якоря или травления канатов, и т. д.
- Long-haul shanties (также «halyard» — поднимать паруса или «long-drag shanties», «длинного рывка»): поются, когда работа длится долгое время, например, по спуску или подъему парусов. Обычно имеют удвоение припева, типа — «Way, hey, Blow the man down!». Когда кто-то забирался на мачту, чтобы освободить паруса, в это время на палубе команда удерживала фал. Во время куплета команда отдыхала, а во время припева начинала тянуть — от одного до трёх рывков на припев, в зависимости от веса паруса. (Примеры песен: «Hanging Johnny», «Blow the Man Down»).
- Short-drag shanties (также «short-haul» или «sheet», «короткого рывка»): поются, когда работа займет мало времени, но потребует большого приложения силы. Обычно имеют одно сильное ударение в конце каждого припева, типа — «Way, haul away, haul away Joe!». (Примеры песен: «Boney», «Haul on the Bowline»).
- Capstan shanties (от названия кабестана): поются при поднятии якоря с использованием кабестана, когда якорная цепь или веревка наматываются на барабан кабестана. Обычно эти песни более спокойны, чем другие типы шанти, так как тут не требуется всплесков напряжения, а необходимо только равномерное приложение силы. Они могут иметь длинный припев, в отличие от вариантов «вопрос-ответ» в других типах, ровный четкий ритм и повествовательный текст, потому что поднятие якоря могло длиться довольно долго. Ударения на слова совпадали с шагами по палубе. (Примеры песен: «Santianna», «Paddy Lay Back», «Rio Grande», «South Australia», «John Brown’s Body»).
- Stamp-'n'-Go shanties: использовались только на кораблях с большой командой, где, чтобы протащить линь, использовалось большое количество людей. Матросы тащили канат, маршируя; кроме того, канаты тащились не только по прямой, но и «завязывая» петлю — когда одна группа матросов сворачивает и протаскивает конец каната под его серединой. У таких шанти тоже длинные припевы, подобно «кабестановым». (Примеры песен: «Drunken Sailor», «Roll the Old Chariot»
- Pumping shanties (от «помпы»): пелись во время откачки помпой воды из подтекающего корабля, а также при использовании брашпиля для подъема якоря («брашпильные шанти»). Также могли использоваться при работе с кабестаном, кроме того, после изобретения даунтоновской помпы с другим типом движения «кабестановские шанти» стали удобными при работе с помпой. (Примеры песен: «Strike The Bell», «Shallow Brown», «Barnacle Bill the Sailor», «Lowlands»).
- Fo’c’s’le (Forecastle) songs, (Fo’castle Shanty, Forebitters — от «носа» корабля, «церемониальные шанти» или «баковые песни»): песни, которые использовались не при работе, а для развлечения, когда матросы в хорошую погоду собирались на носу, около бака. Церемониальные песни пелись на праздниках, например, при пересечении экватора. (Примеры песен: «Spanish Ladies», «Rolling Down to Old Maui»)
- Menhaden shanties (от «menhaden» — сельдь): рабочие песни, которые использовались на рыболовецких лодках. (Примеры песен: «The Johnson Girls», «Won’t You Help Me to Raise 'Em Boys»).
См. также
Напишите отзыв о статье "Морские песни шанти"
Ссылки
- [community.livejournal.com/musicoftheworld/3419.html Песни моря. Джон Мэйзфилд. 1906 (пер. на рус. яз.)]
- [www.jsward.com/shanty/index.shtml Шанти и песни шанти] (англ.) (Проверено 7 июля 2009)
Отрывок, характеризующий Морские песни шанти
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.
Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
