Морские полки

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Страницы на КУ (тип: не указан)

Морские полки — части морской пехоты, существовавшие в Русской императорской армии с 1803 по 1833 год.





История

Предыстория

В 1720 г. из команд, комплектовавшихся для портовой и корабельной службы и для пополнения убыли судовых экипажей, были составлены особые морские солдатские команды, разделённые на роты, причисленные к разным судам и нёсшие, кроме того, службу в Санкт-Петербургском и Кронштадтском адмиралтействах. 7 июня 1733 г. из этих команд были сформированы два трёхбатальонных морских полка. Полки эти, в 1734 г. расписанные по судам эскадры, были посланы в помощь войскам Миниха, участвовали в осаде Данцига.

В 1757 г. из морских полков были составлены: адмиралтейский батальон и корабельные и галерные команды; но такой порядок продержался лишь до 1764 г., когда было из этих частей было сформировано четыре морских батальона. В Семилетнюю войну морские батальоны участвовали в осаде Мемеля, были в составе десанта при взятии его 24 июня 1757 г. и принимали участие в осаде Кольберга в 1760—1761 гг.

Затем морские батальоны были на судах эскадры адмирала Спиридова во время его экспедиции в Средиземное море в 1769—1770 гг. и проявили особое мужество при штурме крепости Наварин 10 апреля 1770 г., будучи в составе десантных колонн под командой генерал-майора князя Долгорукова. Далее морские батальоны, находясь на судах эскадры, приняли участие в Чесменском сражении 24 июня 1770 г.

В 1777 г. каждый из 4 морских батальонов был развёрнут в два отдельных батальона (общим числом 8), к которым в 1797 г. был прибавлен ещё один.

Формирование

29 апреля 1803 года из морских батальонов Балтийского и Черноморского флотов были сформированы четыре морских полка:

  • 1-й Морской полк (шеф генерал-майор Ширков) — из 4-го, 5-го и 6-го батальонов Балтийского флота;
  • 2-й Морской полк (шеф генерал-майор Герценберг) — из 3-го, 8-го и 9-го батальонов Балтийского флота;
  • 3-й Морской полк (шеф генерал-майор Гинкуль) — из 1-го, 2-го и 7-го батальонов Балтийского флота;
  • 4-й Морской полк (шеф генерал-майор Говоров) — из трёх Черноморских батальонов.

В 1811 году 1-й и 2-й полки составили 1-ю бригаду вновь сформированной 25-й пехотной дивизии, входившей в состав Финляндского корпуса. 3-й полк вместе с Воронежским пехотным полком[1] — 2-ю бригаду той же дивизии. Артиллерию морских полков передали в 25-ю артиллерийскую бригаду.

Участие в боевых действиях

Морские полки в кампании 1805 г. участвовали в десантных операциях отряда графа Толстого, занявшего потом Ганновер. После Аустерлицкого сражения часть морских полков (по одному батальону от каждого полка) была расписана на суда эскадры адмирала Сенявина, оперировавшей в 1806 г. в Средиземном море, и принимали участие в морском бою при Афонской горе и в занятии островов Тенедоса и Лемноса. Этот сводный морской полк был назван 2-м морским полком, а остававшиеся в Кронштадте два батальона 2-го морского полка были приписаны по одному к 1-му и 3-му полкам.

В 1812 году, с началом войны, 1‑я и 2‑я бригады 25-й пехотной дивизии отправились пешим порядком на соединение с 1‑м Отдельным пехотным корпусом генерала П. Х. Витгенштейна. 2‑й Морской полк оставался в Новгороде, а 3-й Морской полк — в Санкт-Петербурге, где на их базе обучали ополченцев. 2-й Морской полк присоединился к своей бригаде лишь в декабре 1812.

В 1813 году полки 25-й дивизии участвовали в осаде Данцига в составе 4‑го пехотного корпуса генерала Ф. Ф. Левиза.

4-й Морской полк в 1811-1813 годах участвовал в боевых действиях на кораблях Черноморского флота.

После Заграничных походов 1813 и 1814 гг. 1-й и 3-й Морские полки были расквартированы в Царстве Польском и при усмирении польского восстания в 1831 г. участвовали с отличием в сражениях при Остроленке и Грохове, где особенно отличился 3-й морской полк под командованием полковника Сафонова. Во время штурма Варшавы морские полки были в составе 1-го корпуса, бравшего приступом укрепления Воли, где опять особенно отличился 3-й морской полк, получивший за штурм Варшавы Георгиевское знамя с надписью: «За взятие приступом Варшавы 25 и 26 августа 1831 г.».

Расформирование

В 1833 году при расформировании были присоединены:

Старшинство и знаки отличия были сохранены:

Организация

Морские полки создавались по штатам армейских мушкетерских полков, однако были наделены гренадерскими привилегиями: особым барабанным боем и правом комплектования старослужащими из пехотных полков. Каждый полк состоял из трех четырехротных батальонов. Одна рота в каждом батальоне была гренадерской и состояла из гренадерского, стрелкового и трех фузилерных взводов.

Униформа

Знамена

Отличия

Другие части того же имени

В 1916 году были сформированы восемь Морских полков двухбатальонного состава, сведённых в Отдельную Балтийскую (1-4 полки) и Отдельную Черноморскую (6-8 полки) морские дивизии.

Напишите отзыв о статье "Морские полки"

Примечания

  1. Сформирован 17 января 1811 года, в 1833 году присоединен к Полтавскому пехотному полку.

Литература

  • Корвин-Пиотровский К. А. [elib.shpl.ru/ru/nodes/24794-korvin-piotrovskiy-k-a-89-y-pehotnyy-belomorskiy-polk-istoricheskiy-ocherk-spb-1903#page/1/mode/grid/zoom/1 89-й пехотный Беломорский полк. Исторический очерк]. — СПб., 1903. — 260 с.: ил.
  • Леонов Олег. [siberia-miniatures.ru/forum/showthread.php?tid=155&fid=9&block=0 Морские полки и батальоны в царствование Александра I] // Цейхгауз, №3 (19), 2002

Ссылки

  • [www.a-i-f.narod.ru/1_2001/morsk_pehota.htm Морская пехота Российского императорского флота 1705-1917 гг.]
  • [grafskaya.com/?p=2062 Морская пехота Черноморского флота в XVIII веке (в царствование Екатерины Великой и Павла I)]


К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Морские полки

– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.