Морской бой при Латакии

Морской бой при Латакии
Основной конфликт: Война судного дня
Схема боя
Дата	6 октября 1973 года
Место	Возле побережья Сирии
Итог	победа израильских ВМС
Противники
Израиль Израиль Сирия Сирия
Командующие
Михаэль Баркаи неизвестно
Силы сторон
5 ракетных катеров 4 катера и тральщик
Потери
нет 5 кораблей

Морской бой при Латакии — эпизод Войны судного дня, бой между израильскими и сирийскими ВМС на Средиземном море в районе сирийского порта Латакия, состоявшееся 6 — 7 октября 1973 года. Результат — победа израильских ВМС и уничтожение пяти сирийских кораблей без потерь со стороны израильтян.

Командир соединения ВМФ АОИ — Михаэль («Йоми») Баркаи, награждённый за этот бой (и за морской бой при Дамиетте) медалью «Итур Мофет».

Некоторые журналисты и писатели называют этот бой сражением и даже битвой.

Описание событий

6 октября, сразу после нападения арабской коалиции на Израиль, израильским командованием было принято решение уничтожить находящиеся в порту Латакия корабли. Планировалось подойти к Латакии со стороны Кипра, выманить корабли противника в открытое море и потопить их. В крайнем случае, атаковать их прямо в акватории порта.

В 17:00 вышли в море две колонны кораблей в составе ракетных катеров «Мезанек», «Гааш», «Ханит», «Мивтах» и «Решеф». Вооружение каждого катера состояло из 6 — 8 ракет Gabriel и артустановки калибра 76 мм.

В 22:28 эскадра обнаружила неопознанный контакт в 35 морских милях от порта и дала по нему предупредительный выстрел. В ответ, с борта маломерного судна был открыт пулемётный огонь по израильтянам. После этого, командир катера «Решеф», капитан ІІІ ранга Миха, приказал открыть беглый артиллерийский огонь по вражескому судну, одновременно стараясь перекрыть путь отхода для сирийцев. В результате попадания, сирийский катер вышел из строя, и эскадра, направив к нему катер «Ханит», увеличила скорость и направилась прямо к порту, отказавшись от обходного манёвра — к этому моменту сирийцы уже знали о нападении израильских катеров и готовились к его отражению — три ракетных катера готовились встретить израильтян.

Через некоторое время израильтяне обнаружили сирийский тральщик «Ярмук», уходивший под прикрытие береговых батарей. Израильтяне выпустили по нему три ракеты, из которых две попали в цель. Во время обстрела радар катера «Решеф» засёк три новых контакта, которые открыли по израильтянам огонь, выпустив несколько ракет П-15 «Термит». Израильтяне использовали для противодействия ракетам противника электронную систему подавления, которые вызвали на радарах сирийских катеров и ракет настоящий хаос. Все ракеты разорвались за кормой израильских катеров.

Пока катер «Решеф» выходил на эффективную дистанцию для пуска ракет, система запуска вышла из строя. Получив сообщение о поломке на «Решеф», командир эскадры Баркаи приказал катерам «Решеф» и «Мивтах» отвернуть влево, а его «Мезанек» и «Гааш» пересекли курс «Решеф» и начали обходить сирийское соединение справа. Между катерами состоялась ракетная дуэль, в результате которой два сирийских катера были полностью уничтожены, один был «выброшен» на берег южнее Латакии своим экипажем и расстрелян с моря катером «Мезанек».

Тем временем «Ханит» окончательно расстрелял тральщик «Ярмук» и потопил его. После этого Баркаи принял решение прекратить атаку и повёл эскадру на базу.

Источники

• [www.waronline.org/IDF/Articles/Navy/latakia.htm Боевые Корабли Израиля - Судный день, Латакия]

Отрывок, характеризующий Морской бой при Латакии

– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.