Моршин
Город
|
Мо́ршин (укр. Мо́ршин) — город областного значения во Львовской области Украины на Прикарпатье, хорошо известный как один из лучших и перспективных бальнеологических курортов Украины. До Львова 90 км железными дорогами, и 82 км автодорогами.
Содержание
География
Город расположен на склоне Карпатского хребта на высоте 340 м над уровнем моря в 82 км от г. Львова, в 100 км от г. Ивано-Франковска. Отличается своеобразным ландшафтом и мягким климатом. Лето в Моршине нежаркое, влажное, а осень длинная и тёплая. Средняя температура летних месяцев около +18, а холоднее всего бывает в январе (-4). Среднегодовая сумма осадков в Моршине составляет 759 мм, больше всего в конце весны и летом. Летние и осенние месяцы приемлемы для аэрогелиотерапии, проведения спортивных игр, купания в озере, прогулок в лесу, богатого ягодами и грибами.
Курорт
Моршин обладает разнообразными по химическому составу минеральными водами. Для хронических заболеваний желудка, кишечника, поджелудочной железы с успехом применяются минеральные воды источника № 1 и скважины № 6 с сульфатно-хлоридным, магниево-натриевым, и хлоридно-сульфатным, калиево-магниево-натриевым ионным содержанием. При сопутствующих заболеваниях почек и мочевыводящих путей, а также при нарушениях обмена веществ используется слабоминерализованная вода источника № 4.
В комплексе лечебных мероприятий больным назначаются минеральные, хвойные, жемчужные и другие лечебные микроклизмы, грязе- и озокеритолечение, лечебная физкультура, ингаляции и другие процедуры.
Биохимические, иммунологические и бактериологические обследования проводятся на базе санатория «Днестр», консультация врачей узких специальностей — в общекурортном лечебно-диагностическом центре.
История
Первое письменное упоминание о Моршине датируется 2 января 1482 года в судебной записи, где упоминается, что село Моршин принадлежит шляхтичу Юрию Нагваздану и входит в состав Польского королевства. К тому времени это было небольшое село, которое насчитывало 12 дворов.
С давних времен крестьяне в Моршине использовали источники для вываривания соли. Позднее за этот промысел решили взяться тогдашние собственники Моршина Бранецкие, которые добились от королевской канцелярии разрешения на открытие соляных шахт. Было выкопано пять шахтных колодцев для добычи рассола, из которого путём вываривания получалась соль. Однако промысел не оправдал себя — моршинская соль была горькой и непригодной для употребления.
В связи с этими солеварнями упоминаются два имени — Петр Морштин и Юрий Морштин, немцев по происхождению, которые получили в аренду эти земли от польского короля Казимира. Историки допускают, что название города Моршин, происходит от их фамилий[2].
В 1875 году, с прокладкой через Моршин железной дороги «Стрый — Станиславов» жизнь города значительно оживилась. Тогдашний хозяин купец Бонифаций Штиллер привлекал внимание людей к живописной местности, с которой теперь было доброе соединение. Приглашённые Штиллером врачи В. Пясецкий и С. Дзиковский начали организацию в Моршине климато- и водолечения по образцу западных курортов, которые были к тому времени довольно модными. В мае 1878 года С. Дзиковский докладывает о возможности организации курорта в Моршине на заседании «бальнеологической комиссии» в Кракове. Врач Лютостанский, который провел инспекцию Моршина, рассказывает о наличии на курорте помещения на 12 ванн, трех жилых помещений для приезжих, деревянного водопровода. Также он обращает внимание на три источника с горько-солёной водой. 1878 год стал годом первого официального лечебного сезона с открытием «Учреждения для лечения грудных заболеваний». С того времени минеральные воды источников Моршина становятся предметом изучения. Первый химический анализ рассола источника № 1 опубликовано профессором Львовского университета В. Радзишевским в 1881 году.
В 1879 году были очищены и благоустроены два шахтных колодца, которые названо именами владельца курорта Штиллера и его жены — источника «Бонифаций» и «Магдалена» (ныне источники № 1 и № 2). Кроме того именем дочери Людмилы Штиллер назвал источник № 3 с пресной водой, а именем сына Адама — шахтный колодец № 5 с нулевым дебитом. В этом же году выявлен ещё один источник, который даёт ультрапресную воду — источник Матери Божьей, или источник № 4. Одновременно в окраинах Моршина найдена торфяная грязь — «боровина».
Курортный сезон 1880 года открылся с новым названием — «Лечение минеральными водами и грязями». Воду минеральных источников начинают применять для ванн, а торфяную грязь — для грязевых ванн и аппликаций. Моршин стал бальнеогрязевым курортом.
В 1880—1881 годах сделаны первые попытки внутреннего употребления вод источника «Бонифаций», которые, очевидно, оказались успешными, так как с 1883 года эта вода продаётся в бутылках.
Моршин стал известным, о нём знали не только в Австро-Венгрии, а и за её пределами. В рекламных проспектах, которые выходили перед первой мировой войной, Моршин сравнивали с популярнейшими европейскими курортами, называли его «галицким Спа» и «галицким Карлсбадом». О лечебных свойствах моршинской воды в те годы писали много исследователей, приравнивая её к водам известных тогда немецких, венгерских и чешских курортов. Моршинский рассол экспортировался в США, Англию, Италию, Румынию и другие страны. К Моршину курсировали «вагоны с надписью „Варшава — Моршин-Курорт“, непосредственно из Варшавы в Моршин, два часа от Львова».
В 1930 годах на курорте были построены: водолечебница, грязелечебница, ингаляторий и бювет минеральных вод — «грибок», который стал символом города. В 1935 году по проекту инженера Никодемо́вича Обществом галицких врачей началось строительство «Курортного дома» — ныне санаторий «Мраморный дворец».
С приходом советской власти частные пансионаты были объединены в санатории, которых на начало 1950-х годов было девять. В 1957 году начала функционировать моршинская курортная поликлиника. В 1960 году курорт был передан в управление профсоюзам. В 1965—1975 годах на курорте была построена столовая на 800 мест, отделение связи, кинотеатр и Дом культуры. Построен современный бювет минеральных вод, рассчитанный на 6000 людей одновременного посещения.
В 1979 году на курорте построен новый санаторный комплекс «Подснежник» для родителей с детьми. Последний крупный санаторий — «Лаванда» — был построен в 1980-х годах.
Популярность курорта возрастала. В 1964 году курорт посетили 42221 человек, в 1973 году − 59288, в 1977 году на курорте лечилось 67137 лиц. Моршин становится курортом всесоюзного значения.
С приходом независимости государственное имущество санаториев, которое управлялось профсоюзами, перешло в управление ЗАО «Укпрофздравница», дочерней структуры Федерации профсоюзов Украины. На курорте функционируют 6 санаториев, подчиненных ЗАО «Укрпрофздравница» — «Рассвет», «Днестр», «Лаванда», «Черемош», «Жемчужина Прикарпатья», «Подснежник». Им же управляется городской Дом культуры и общекурортный бювет минеральных вод. Имеются 3 частных санатория — «Моршинский», «Мраморный Дворец» и пансионат «Борис», а также ведомственные — пансионат «Зорецвет», санаторий «Геолог Прикарпатья». В соседнем селе Лисовичи — санатории «Нива» и «Прикарпатская ватра». Общая вместительность санаториев — около 5000 пациентов ежемесячно.
Напишите отзыв о статье "Моршин"
Примечания
Ссылки
- [www.dzerelce.org.ua/ Театр украинской песни «Джерельце» (Моршин)]
Отрывок, характеризующий Моршин
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.
«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
