Морье

Деревня Морье Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Ленинградская областьЛенинградская область Муниципальный район Всеволожский Городское поселение Рахьинское Координаты 60°09′54″ с. ш. 31°02′31″ в. д.60.165044° с. ш. 31.042046° в. д. / 60.165044; 31.042046    Первое упоминание 1500 год Прежние названия Морья, Мариселка, Оринка Население ▲ 21 человек (2010) Названия жителей мо́рьенцы, мо́рьенец Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +7 81370 Почтовый индекс 188675 Автомобильный код 47 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=41212804010 41 212 804 010]

Внешние изображения
Клейма фарфорового завода Ф. Емельянова в Морье
	[www.antik-invest.ru/blog/wp-content/uploads/%d1%84%d0%b0%d1%80%d1%84%d0%be%d1%80%d0%be%d0%b2%d1%8b%d0%b9-%d0%b7%d0%b0%d0%b2%d0%be%d0%b4-%d1%84%d0%b5%d0%b4%d0%be%d1%80%d0%b0-%d0%b5%d0%bc%d0%b5%d0%bb%d1%8c%d1%8f%d0%bd%d0%be%d0%b2%d0%b0-%d0%b2-%d0%b4%d0%b5%d1%80%d0%b5%d0%b2%d0%bd%d0%b5-%d0%bc%d0%be%d1%80%d1%8c%d0%b5-%d0%ba%d0%bb%d0%b5%d0%b9%d0%bc%d0%be-1-%d1%81%d0%be%d1%80%d1%82.jpg Для изделий I сорта]
	[www.antik-invest.ru/blog/wp-content/uploads/%d1%84%d0%b0%d1%80%d1%84%d0%be%d1%80%d0%be%d0%b2%d1%8b%d0%b9-%d0%b7%d0%b0%d0%b2%d0%be%d0%b4-%d1%84%d0%b5%d0%b4%d0%be%d1%80%d0%b0-%d0%b5%d0%bc%d0%b5%d0%bb%d1%8c%d1%8f%d0%bd%d0%be%d0%b2%d0%b0-%d0%b2-%d0%b4%d0%b5%d1%80%d0%b5%d0%b2%d0%bd%d0%b5-%d0%bc%d0%be%d1%80%d1%8c%d0%b5-%d0%ba%d0%bb%d0%b5%d0%b9%d0%bc%d0%be-2-%d1%81%d0%be%d1%80%d1%82.jpg Для изделий II сорта]

Мо́рье (фин. Murje, Murja) — деревня в Рахьинском городском поселении Всеволожского района Ленинградской области.

История

Происхождение названия неизвестно.

Впервые деревня упоминается в Писцовой книге Водской пятины 1500 года, как «деревня Морья на реце на Морье у Ладожского озера» в Спасском Городенском погосте.

Первое же картографическое упоминание деревни — селение Moria, происходит на первой из дошедших до наших дней, подробных карт Карельского перешейка — «Карте Карелии, составленной после взятия Кексгольма Понтусом де ла Гарди» в 1580 году.

Затем, более века спустя в 1705 году — деревня появляется на «Географическом чертеже Ижорской земли» Адриана Шонбека под именем Мурияньеми (Мурьинский мыс фин.).

В деревне Морье с 1 по 6 июля 1762 года, жил император Иоанн Антонович с приставом, генерал-майором Савиным, на пути из Шлиссельбурга в Кексгольм по случаю бури на Ладожском озере.

В середине XVIII века деревня Морья была пожалована императрицей Елизаветой вдове подполковника Марфе Сахаровой.

Затем деревня ещё несколько раз меняет своё название.

В 1770 году, деревня упоминается на карте Санкт-Петербургской губернии Я. Ф. Шмита, под именем Мариселка.

В 1773 году, барон Иван (Иоганн) Юрьевич Фридрикс (Фредерикс), купил Марисельскую мызу с деревней Морья у вдовы подполковника Марфы Сахаровой.

В 1792 году, на карте окрестностей Петербурга А. М. Вильбрехта, деревня упоминается под именем Марисельская.

В том же 1792 году, на карте Санкт-Петербургской губернии, прапорщика Н. Соколова, деревня Морье упоминается, как «Мыза Марисельская и в ней Оринка», а у писателя Н. Озерецковского, как Морья:

Река Морья состоит в даче г. баронессы Фридрихсовой. Дача её начинается от вышепомянутого носа Сосновца и простирается по берегу близ 30 верст. На сем пространстве считается только пять тоней, где набережные жители ловят рыбу неводами. Впрочем дно озера усыпано крупным булыжником, по причине которого нигде нельзя закидывать неводов, кроме упомянутых пяти тоней. Тони сии г. баронесса отдает в оброк своим крестьянам, живущим в трех деревнях, а именно: 1) в деревне Морье, лежащей близ устья реки Морьи, на правом её берегу; 2) в деревне Вагановой, которая находится между упомянутыми носами Сосновцом и Осиновцом, верстах в трех от озера; 3) в деревне Ириновке, до которой от Морьи по прямой дороге, проведенной оттуда даже до Охты, считается 13 верст…
На правом берегу реки Морьи, неподалеку от устья, во-первых лежит вышепомянутая деревня Морья, состоящая из девяти дворов, которой жители не столько кормятся хлебопашеством, сколько рыболовными и лесными промыслами, а хлеба, то есть ячменя и ржи, сеют они очень мало за неимением способных для пашни земель, ибо отвсюду окружены топкими болотами, камнем и темным лесом; хлебопашество же для того больше имеют, чтоб не пропадал понапрасну на дворах их навоз. Скотоводство у них нарочито хорошо, и при достатке молока, масла, рыбы и мяса все жители сей деревни весьма гостеприимны, ласковы и учтивы. Неподалеку за сею деревнею, вверх по реке Морье, также на правом берегу, стоит деревянный домик г. баронессы, которая приезжает туда летом на короткое время. От оного домика проведена через лес прямая и широкая дорога даже до Охты, до которой по ней не более 45 верст выходит. Кто желает видеть Ладожское озеро, тот из С.-Петербурга скоро может доехать до деревни Морьи по короткой и ровной оной дороге. За упомянутым домиком, чрез небольшое поле, на том же берегу реки Морьи, лежит стеклянный завод, принадлежащий с.-петербургскому купцу Никифору Ерофееву, который платит г. баронессе за место, что под стеклянным заводом, и за восемьсот сажен трехполенных дров по пятисот рублей в год.

На карте 1810 года обозначена деревня Морья и при ней стеклянный завод.

Затем, в 1812 году, деревня переходит во владение надворного советника Поскочина.

В 1820 году, на «Генеральной карте Санкт-Петербургской губернии», она обозначена, как Оринка.

А начиная с 1834 года (карта Ф. Ф. Шуберта), вновь обозначается, как Морье (Морья).

С 1842 года, деревней владеет С. А. Голенищева-Кутузова.

На карте 1844 года, рядом с деревней Морья обозначен «Бывший Стеклянный Завод».

С 1851 по 1917 год, деревней владели бароны Корфы и их наследники.

МОРЬЕ — деревня принадлежит надворному Советнику Сергею Поскочину, жителей по ревизии 54 м. п., 48 ж. п.; в оной фаянсовая фабрика. (1838 год)

На этнографической карте Санкт-Петербургской губернии П. И. Кёппена 1849 года, упомянута как деревня «Morja», с преимущественно русским населением.

МОРЬЕ — деревня Г. Корфа, по просёлкам, 29 дворов, 69 душ м. п. (1856 год)

---

МОРЬЯ — деревня владельческая, при Ладожском озере; 33 двора, жителей 87 м. п., 86 ж. п.; Часовня. (1862 год)

---

МОРЬЯ — деревня бывшая владельческая Рябовской волости при озере Ладожском и реке Морье, дворов — 38, жителей — 196; Две часовни, две лавки. (1885 год).

---

МОРЬЕ — деревня, на земле Морьинского сельского общества при р. Морье, на устье, при впадении её в Ладожское, озеро один конец деревни на берегу Ладожского озера; 49 дворов, 139 м. п.,146 ж. п., всего 285 чел., смежны с фарфоровым заводом Федора Емельянова, находящимся на его собственной земле, кроме завода имеются: православная часовня, 3 мелочные лавки, винная лавка.
ФАРФОРОВЫЙ ЗАВОД купца Ф. Е. Емельянова — при деревне МОРЬЕ, у Ладожского озера и р. Морье 2 места, 42 м. п., 22 ж. п., всего 64 чел.; кроме завода, мелочная лавка, 2 мастерские.
ВЛАДЕЛЬЧЕСКАЯ УСАДЬБА КОПЫТОВСКОГО — на берегу Ладожского озера 2 дома, 3 м. п., 2 ж. п., всего 5 чел.; смежна с деревней МОРЬЕ. (1896 год)

В 1900 году, согласно «Памятной книжке Санкт-Петербургской губернии», 817 десятин земли при деревне Морье принадлежали купцу Фёдору Емельяновичу Емельянову.

В XIX — начале XX века, деревня административно относилась к Рябовской волости 2-го стана Шлиссельбургского уезда Санкт-Петербургской губернии.

В 1905 году, в деревне на фарфоровом заводе купца Ф. Е. Емельянова, трудилось 24 рабочих, а самому купцу принадлежало 556 десятин, 1800 квадратных саженей земли при ней. Была в деревне и казённая винная лавка № 597.

В 1909 году в деревне было 54 двора.

В 1914 году, в деревне работала земская школа (Морьенское училище), учителями в которой были Зоя Григорьевна Васильева и Ольга Михайловна Тополева.

МОРЬЕ — село Морьенского сельсовета, 68 хозяйств, 286 душ.
Из них: все русские. (1926 год)

Село Морье являлось центром Морьенского сельсовета, по данным переписи населения 1926 года в него входили: само село Морье, маяк Осиновец и дачи-хутора Осиновец.

По административным данным 1933 года, Морье также было селом, но относилось уже к Вагановскому сельсовету.

По данным переписи населения 1939 года, Морье уже деревня:

МОРЬЕ — деревня Вагановского сельсовета, 340 чел. (1939 год)

В 1940 году деревня насчитывала 79 дворов, население деревни составляло 340 человек.

В 1958 году население деревни составляло 58 человек.

По данным 1966 и 1990 годов деревня Морье также входила в состав Вагановского сельсовета.

В 1997 году в деревне проживали 11 человек, в 2002 году — 30 человек (русских — 94%), в 2007 году — 7.

География

Находится к северу от Дороги жизни (автодорога А128) и станционного посёлка Ладожское Озеро, на правом берегу одноимённой реки у места её впадения в Ладожское озеро.

Расстояние до административного центра поселения 18 км.

Расстояние до ближайшей железнодорожной станции Ладожское озеро — 6 км.

Демография

<timeline> ImageSize = width:480 height:300 PlotArea = left:40 right:40 top:20 bottom:20 TimeAxis = orientation:vertical AlignBars = justify Colors =

 id:gray1 value:gray(0.9)

DateFormat = yyyy Period = from:0 till:354 ScaleMajor = unit:year increment:100 start:0 gridcolor:gray1 PlotData =

 bar:1838 color:gray1 width:1 
  from:0 till:102 width:15  text:102 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1862 color:gray1 width:1 
  from:0 till:173 width:15  text:173 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1885 color:gray1 width:1 
  from:0 till:196 width:15  text:196 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1896 color:gray1 width:1 
  from:0 till:354 width:15  text:354 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1926 color:gray1 width:1 
  from:0 till:286 width:15 text:286 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1939 color:gray1 width:1 
  from:0 till:340 width:15 text:340 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1940 color:gray1 width:1 
  from:0 till:340 width:15 text:340 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1958 color:gray1 width:1 
  from:0 till:58 width:15 text:58 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1997 color:gray1 width:1 
  from:0 till:11 width:15  text:11 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2002 color:gray1 width:1
 from:0 till:30 width:15 text:30 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2007 color:gray1 width:1 
  from:0 till:7 width:15  text:7 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2010 color:gray1 width:1 
  from:0 till:21 width:15  text:21 textcolor:red fontsize:8px

</timeline>

Достопримечательности

В деревне сохранилась церковь Петра Афонского и Ольги равноапостольной, построена в 1904—1905 годах, по личному распоряжению Николая II, архитектором А. В. Кенелем, материал — красный кирпич. Закрыта в 1938 году, частично разрушена, находится на территории войсковой части, используется как склад.

Отрывок, характеризующий Морье

– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.