Мор Баллаги

Мор Баллаги

Мор Баллаги (настоящие имя и фамилия — Морис (Мориц) Блох (венг. Ballagi Mór; 18 марта 1815, Иновец, Земплинского комитата Австрийская империя — 1 сентября 1891, Будапешт, Австро-Венгрия) — венгерский лингвист, протестантский теолог, имперский советник, профессор Будапештской реформаторской духовной академии, действительный член Венгерской академии наук.

Биография

Родился в многодетной еврейской семье. Его отец и дед, были медиками, членами Венгерской академии наук. Благодаря отцу изучал иврит и Талмуд.

С 1831 г. посещал реформаторскую коллегию в г. Папе и потом Пештский университет. Изучал богословие, философию, классические языки.

После занятий восточными языками в Парижском университете в 1839 году, М. Баллаги впервые выступил в печати с небольшой брошюрой в пользу евреев «A zsidókról» («О евреях», Пешт, 1840 г.). В своём желании способствовать ассимиляции их с мадьярами, предпринял перевод Библии на венгерский язык, снабдив его критическими и экзегетическими примечаниями, но издал только Пятикнижие Моисея и Книгу Иисуса Навина (Пешт, 1840—43 гг.).

В 1840 стал членом Венгерской академии наук, в 1843 отправился в Германию, где перешёл в протестантство и стал кальвинистом. В 1847 Блох сменил своё имя на Баллаги. В течение года занимался в Тюбингенском университете богословием. В 1844 году был приглашён занять профессорскую кафедру в Евангелистском лицее в Сарваше, и читал лекции до Весны народов 1848 г., во время которой сначала был секретарём генерального штаба при Гергее, затем секретарём военного министерства.

В 1851 М. Баллаги снова занял должность профессора в Сарваше, но через некоторое время отправился в Кечкемет, а оттуда в Пешт, где состоял при реформаторском Евангелическо-богословском институте. В качестве богослова основал в 1858 году «Protestant egyházi es iskolai Jар» («Протестантская церковная и училищная газета»), служившую органом наиболее передовых течений протестантства.

С 1858 — действительный членом Академии наук, в 1878 году прекратил свою учебную деятельность. Был полиглотом — знал 16 языков, в том числе, иврит, латынь, греческий, санскрит, европейские языки и др.

Научная деятельность

Своей известностью М. Баллаги обязан, главным образом, работам по исследованию венгерского языка. Он автор «Полного словаря венгерского языка» (2 т., Пешт, 1866—1873), ряда венгерско-немецких, немецко-венгерских словарей, которые пользовались большой популярностью. Его труды составляют ценный вклад в лексикографическую литературу венгерского языка.

Избранные труды

• «Ansführliche theoretisch-praktische Grammatik der ungarischen Sprache» (Пешт, 1843; 8 изд. 1881 г.);
• «Vollständiges Wörterbuch der ungar. und deutschen Sprache» (2 т., Пешт 1843; 5 изд. 1881);
• «Magy. nyelo teyes szótára» (2 т., Пешт, 1873);
• «Die Protestantenfrage in Ungarn und die Politik Oesterreichs» (Гамбург, 1860 г.);
• «Tájèkozás» (Пешт, 1862; 2 изд. 1863 г.);
• «Renaniána» (1864 г.);
• «Der Kampf des Protestantismus gegen den Ultramontanismus» (1864);
• «Biblische Studien» (1865, 1868) и др.

Ссылки

• Баллаги, Мориц // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.yivoencyclopedia.org/article.aspx/Ballagi_Mor Ballagi, Mór]
• [real-eod.mtak.hu/view/creators/Ballagi=3AM=F3r=3A=3A.html Ballagi, Mór] (венг.)

Отрывок, характеризующий Мор Баллаги

Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.