Мосарабский обряд

Мосарабский обряд, испанский обряд, вестготский обряд (исп. rito mozárabe, visigótico o hispánico) — один из западных литургических обрядов, практикуется в некоторых городах Испании, главным образом в Толедо.

Название происходит от слова «моса́рабы» (исп. mozárabes), обозначавшего христиан, живших на территории мусульманских княжеств Испании, но, поскольку данный обряд восходит к древнему испанскому или вестготскому обряду, названия «испанский» или «вестготский» употребляются наряду с «мосарабский». Особый тип церковного пения, употребляющийся в мосарабском обряде, называется «мозарабским (мосарабским) пением».

История

Ранняя история

Мосарабский обряд весьма древен и в основных своих чертах сложился в вестготской Испании, ещё до арабского завоевания и появления собственно «мосарабов». Долгое время считалось, что особый богослужебный обряд был привнесён в Испанию завоевателями — вестготами, поэтому мосарабскую литургию католические литургисты Нового времени часто называли «готской». Предполагалось, что коренные жители Испании (католики) использовали до V века римскую мессу и лишь под давлением вестготов-ариан приняли новый обряд. Аргументом в пользу этой теории были многочисленные «восточные» черты мосарабской литургии, не свойственные западным литургическим обрядам; эти черты и могли быть принесены в Испанию вестготами. Слабым местом этой теории являлись непримиримые богословские противоречия католиков и ариан в Испании, что сводило к нулю возможность заимствования католиками литургии у завоевателей-еретиков.

В настоящее время ранее изложенная версия отвергнута, и считается установленным, что мосарабский обряд уже существовал в Испании до вестготского завоевания . «Восточные» черты мосарабской литургии действительно могли проникнуть в неё в вестготский период, но являются они следствием непрерывных контактов католических испанских епископов, полемизировавших с арианами и контактировавших с Византией. В числе этих епископов можно назвать Мартина Брагского, до избрания на кафедру жившего на Востоке более 20 лет и переведшего на латынь восточные соборные правила; Иоанна, епископа Герундского (Жирондского), гота по происхождению, но проведшего в Константинополе 17 лет и вернувшегося оттуда убеждённым противником ариан; Леандра Севильского, друга римского папы Григория Великого и константинопольского патриарха Иоанна Постника. Об этих троих епископах известно, что они полемизировали с арианами — вестготами и пострадали за веру от вестготских королей, а также вносили изменения и исправления в испанскую литургию.

Деятельность Исидора Севильского

Наибольшее значение для формирования единообразного мосарабского обряда имели труды Исидора Севильского, так что этот обряд часто называют исидорианским. В своей книге De ecclesiasticis officiis («О церковных службах») Исидор подробно изложил и объяснил современный ему чин литургии, а во введении к книге однозначно назвал подлинными составителями и вдохновителями литургии Священное Писание, предание апостолов и церковный обычай.

Четвёртый Толедский собор (633 год), прошедший под председательством Исидора, поручил епископу Севильи написать образцовые богослужебные книги для совершения единообразного богослужения по всему Вестготскому королевству. В последующие годы Исидор Севильский составил Миссал и Бревиарий, которые и являются важнейшими памятниками мосарабского обряда. Можно считать установленным, что Исидор не составлял новый чин литургии, но лишь провёл компиляцию существовавших ранее местных богослужебных обычаев и на их основе выработал единые для всего Вестготского королевства служебники.

Авторитет Исидора Севильского и его богослужебных книг был настолько высок, что последующие изменения мосарабского обряда (связанные с деятельностью епископов Евгения Младшего, Ильдефонса и Юлиана Толедских и Конанция Палентского) касались лишь написания литургических текстов для вновь введённых церковных праздников или вновь канонизированных святых.

Мосарабский обряд после арабского завоевания; вытеснение римским обрядом

После вторжения арабов в Испанию в 711 году испанский обряд сохранялся в христианских общинах на завоёванных территориях, а также на севере страны, который не был покорён. В последующие века короли Кастилии, Леона и Наварры разрешили ряду монастырей принять правила святого Бенедикта, что автоматически приводило к принятию ими и римского обряда. Тем не менее, в постепенно расширявшейся в ходе Реконкисты Кастилии мосарабский обряд сохранялся вплоть до правления короля Альфонса VI.

Собор в Коянце (1050 год) дал разрешение капитулам епархиальных соборов и братиям монастырей переходить на римский обряд, но клирики и народ сопротивлялись реформе. 22 марта 1071 года, в монастыре Сан-Хуан-де-ла-Пенья в присутствии короля Санчо Рамиреса и папского легата Гуго Простодушного в последний раз в Арагоне была проведена служба по мосарабскому обряду. Этот же монарх, заняв наваррский престол в 1076 году, распространил римский обряд и на это королевство. В 1080 году Альфонс VI собрал в Бургосе собор духовенства Кастилии и Леона, на котором было принято решение о повсеместном переходе с мосарабского на римский обряд. О непопулярности реформы говорят два сохранившихся предания о «Божьем суде», противившемся реформе. По решению короля в 1077 году состоялся поединок двух рыцарей, защищавших соответственно римский и мосарабский обряды, и победил в сражении «мосарабский» идальго. В 1085 году затем мосарабский и римский миссалы по приказу Альфонса VI были брошены в огонь, и мосарабская книга не сгорела, но король, тем не менее, объявил о «победе» римского миссала.

В эпоху сарацинского господства в Испании появилось название «мосарабы», обозначавшее христиан, проживавших под мусульманским владычеством. В Толедо христианам было разрешено сохранить за собой шесть церквей (святых Марка, Луки, Себастьяна, Торквата, Евлалии и Юсты), которые и стали в дальнейшем центрами мосарабского обряда. В 1085 году Альфонс VI отнял Толедо у сарацинов, во всех вновь построенных или освящённых городских церквях было введено богослужение по римскому обряду. В тех же шести храмах, принадлежавших мосарабам во время мусульманского владычества, Альфонс VI позволил сохранить историческую литургию. Такую же привилегию король даровал королевской базилике Сан-Исидоро в Леоне.

В ходе последующей Реконкисты короли Кастилии и Арагона принудительно вводили на освобождённых территориях римский обряд, так что по мере отступления мусульман на юг сужался ареал и мосарабского обряда. Единственным исключением из этого правила была Кордова: мосарабской общине этого города Фердинанд III Святой позволил в 1236 году сохранить историческое богослужение. Но в течение последующего полувека мосарабская община Кордовы покинула город, который в свою очередь был заселён выходцами из Кастилии, так что мосарабский обряд в Кордове также исчез.

Таким образом, к концу XIII века единственным местом, где сохранился мосарабский обряд, стал Толедо. Привилегии, дарованные Альфонсо VI, последовательно подтверждались королями Альфонсо VII (1118 год), Педро Жестоким (1350 год), Энрике II (1379 год) и Изабеллой и Фердинандом Католическими (1480 год). В сложившейся ситуации обряд был обречён на постепенное вымирание: богослужебные книги пришли в ветхость, их готский язык был непонятен большинству клириков, устная традиция мосарабского пения была утеряна.

Возрождение мосарабского обряда при кардинале Хименесе

В 1500 году кардинал Хименес, архиепископ Толедо, с согласия королевы Изабеллы Кастильской, собрал в Толедо учёных, знавших готский язык, и поручил им провести ревизию сохранившихся мосарабских литургических книг, исправить замеченные неточности, не искажая подлинный текст, и перевести их содержание на латынь. В 1500 году Хименес издал мосарабский миссал (Missale mixtum secundum regulam Beati Isidori, dictum Mozarabes), а в 1502 году — бревиарий. В капелле Тела Христова кафедрального собора Толедо Хименес учредил коллегию из 13 священников для ежедневного совершения богослужений по изданным мосарабским книгам. Вслед за этим Хименес добился от папы Юлия II разрешения на использование мосарабского обряда. В 1517 году Родриго де Талавера основал капеллу Сан-Сальвадор (иначе называется капелла Талавера) в соборе Саламанки и также учредил там мосарабское богослужение. В 1567 году мосарабский обряд был возрождён в церкви Марии Магдалины в Вальядолиде.

В 1553 году папа Юлий III урегулировал вопрос о смешанных браках католиков римского и мосарабского обрядов. Дети, рождённые в таких браках, должны были наследовать обряд отца, а жёны — переходить в обряд мужа. Исключение было сделано для единственных дочерей и наследниц мосарабских фамилий: они имели право сохранять свой обряд и воспитывать в нём своих детей.

В результате деятельности Хименеса мосарабский обряд получил второе рождение и законное место в испанской Католической церкви. Компиляторы Хименеса не внесли в подлинные сохранившиеся тексты значимых изменений, так что мосарабский обряд (в отличие от амвросианского или брагского, продолжавших подвергаться давлению римского обряда в последующие века) был реконструирован в виде, максимально приближенном к тому, каким он был при Исидоре Севильском.

Реформы XX века

Ещё одну реформу обряд претерпел в середине XX века — он был реформирован по тем же принципам, что и римский. Иоанн Павел II разрешил использование мосарабского обряда по всей Испании, предоставив окончательное решение по этому вопросу местной конференции епископов. В 1992 году первый том нового мосарабского миссала был представлен Иоанну Павлу II и одобрен последним; 28 мая того же года, в праздник Вознесения Христова, папа впервые в истории совершил в Риме мосарабскую мессу.

Ныне мосарабский обряд регулярно используется в епархии Толедо, периодически в городе Саламанка и других городах Испании.

Базилика Сан-Исидоро (Леон) — одна из немногих церквей, в которой сохранился мосарабский обряд после реформ Альфонса VI	Старый собор Саламанки, в котором находится капелла Талавера — ещё один центр мосарабского обряда	Церковь Санта-Мария-Магдалена в Вальядолиде — здесь также исторически совершалось мосарабское богослужение

Особенности

В обряде присутствуют многие черты синагогального еврейского богослужения, очевидно влияние римского обряда, по многим аспектам мосарабский обряд перекликается с исчезнувшим галликанским. Церковное пение мосарабского обряда называют «мосарабским пением».

Чин мессы значительно отличается от римского, а в ряде случае не имеет параллелей ни в одном из ныне известных литургических обрядов. Среди особенностей можно выделить следующие:

• Предварительные молитвы и Confiteor отличаются от принятых в римском обряде.
• На литургии всегда совершались три чтения, в том числе одно — из Ветхого завета (в римский обряд ветхозаветное чтение вошло только после реформ Павла VI)
• Аллилуиарий (Laudes) поётся после, а не до евангельского чтения.
• Сложная структура приветствия мира, имеющая параллели лишь в исчезнувшем галликанском обряде.
• Литургия содержит значительное число переменных молитв (в том числе семь из миссала Исидора Севильского), в евхаристическом каноне переменными являются три молитвы (в римском — одна, в византийском и других восточных обрядах — ни одной).
• Анафора имеет структуру: Вступительный диалог — Префация — Санктус и пост-санктус — Первая эпиклеза — Установление и Анамнесис — Вторая эпиклеза — Доксология
• В составе Анафоры нет Интерцессии, которая выделена в отдельную часть и совершается в начале Евхаристической литургии после Оффертория перед Целованием мира.
• Символ веры читается после анафоры, а не перед ней (как в византийском, западно- и восточно-сирийском обрядах) или после чтений (как в римском обряде). Текст символа веры имеет отличия.
• Литургический текст содержит ряд непереведённых греческих выражений.
• Евхаристический хлеб преломляется на девять (или на семь) частей, которые выкладываются на патене в виде креста.

Также существуют отличия от латинского обряда в Литургии Часов.

Структура мессы мосарабского обряда

Предварительные обряды

• Антифон (Лк. 15:17-19) — парафраз притчи о блудном сыне: «Отче, я согрешил против неба и пред Тобою; прими меня в число наемников Твоих. Сколько наемников в доме Отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану и пойду к Отцу моему и скажу Ему: прими меня в число наемников Твоих»
• Kyrie eleison, Отче наш
• Антифон: Пс. 18:13-14, Пс. 101:2
• «Боже, соделывающий достойных из недостойных, праведных из грешных и чистых из нечистых, очисти сердце мое и тело мое от всякой нечистоты и помышления греховного. Сделай меня достойным и благопотребным служителем перед святыми алтарями Твоими. Сподоби меня на этом алтаре, к которому я, недостойный, дерзаю приступить, принести благоприятные Тебе жертвы за грехи, и преступления, и бесчиленные ежедневные мои прегрешения, и за грехи всех живых, и умерших верных, и тех, которые препоручили себя моим молитвам…»
• Ave Maria. Во имя Господа нашего Иисуса Христа.Аминь. Благодать Святого Духа да будет с вами.
• Антифон (попеременно читается священником и народом): Пс. 42, Слава и ныне, Пс. 42:4, «Сподоби, Господи, в этот день без греха сохранитися нам», Пс. 117:1
• Confiteor
• Антифон (попеременно читается священником и народом): Пс. 84:7-8, Пс. 117:1
• Молитва: «Отними о нас, молимся, Господи, все неправды наши и дух гордости и высокомерия, которому Ты противишься, и исполни нас духа страха, и даруй нам сердце сокрушенное и смиренное, которого Ты не презираешь, чтобы нам сподобиться с чистыми душами войти во святая святых…»
• Молитвы у алтаря

Литургия Слова

• Prelegendum (иначе officium) — входной антифон, аналогичный римскому интроиту.
• Gloria
• Молитва верных (аналогична латинской молитве верных)
• Священник : «Милосердием Твоим, Боже наш, благословенный, и живущий, и всем управляющий во веки веков». Народ: «Аминь» (специфическое для мосарабского обряда благословение народа неоднократно повторяется по ходу литургии — см. ниже)
• Первое чтение (Ветхий Завет)
• Psallendo (буквально «для пения») — стих из Псалтири читается и затем поётся (он, в узком смысле, и называется psallendo), затем читается второй стих (versus), потом первая половина первого стиха читается, а вторая -поётся (приблизительный аналог римского респонсориального псалма).
• Второе чтение (Апостол)
• Процессия с Евангелием
• Третье чтение (Евангелие)
• Проповедь
• Laudes (буквально «хвалы» — аналог аллилуиария, в отличие от большинства западных и восточных литургических обрядов поётся не до, а после евангельского чтения)

Евхаристическая литургия

• Praeparatio oblationem (сравн. Офферторий) — окончательное приготовление хлеба и вина, имеющее сложную структуру и плавно переходящее в Intercessio sollemnes.
  • тайные молитвы священника во время пения Laudes, каждение
  • священник: «Помогите мне, братия, вашими молитвами и помолитесь обо мне Богу». Народ: «Да поможет тебе Отец и Сын и Святой Дух» (интересный момент «благословения наоборот»; народ благословляет священника)
  • переменный антифон Sacrificium, во время которого священник омывает руки и читает тайную молитву об очищении
  • Oratio Missae — переменная молитва (первая молитва Исидора Севильского)
  • Священник : «Милосердием Твоим, Боже наш, благословенный, и живущий, и все управляющий во веки веков». Народ: «Аминь»
  • Священник: «Помолимся». Народ: «Hagios, Hagios, Hagios, Kyrie o Theos» (то есть «Свят, свят, свят еси, Господи Боже» — греческий текст, без перевода вошедший в мосарабскую литургию)
  • Священник: «Воспомянем в молитвах святую Католическую церковь, чтобы милосердный Господь сподобил её возрастать в вере, и надежде, и любви. Воспомянем всех падших, пленных, больных и путешествующих, чтобы милосердный Господь сподобил призреть, освободить, исцелить и укрепить их». Народ: «Даруй, вечный, всемогущий Боже». Этой молитвой фактически уже начинается сложное мосарабское Ходатайство (Intercessio sollemnes).
  • Alia oratio — переменная молитва о живых и усопших (вторая молитва Исидора Севильского). Воспоминание святых.

• Intercessio sollemnes — Ходатайство, которое в других обрядах обычно является частью Анафоры. Состоит из нескольких постоянных и одной переменной молитвы.
  • Diptycha: Nomina offerentium — три ходатайственных молитвы с поминовением священноначалия, перечислением апостолов и др. святых.
  • Oratio post nomina — переменная молитва «после произнесения имён» (третья молитва Исидора Севильского).
  • Завершение «Ибо Ты еси жизнь живущих, здравие немощных и упокоение всех отшедших верных в вечные веки веков. Аминь»

• Приветствие мира также имеет сложную структуру, имеющую параллели лишь в исчезнувшем галликанском обряде:
  • Oratio ad pacem — переменная «молитва мира» (пятая молитва Исидора Севильского). Её неизменное окончание: «Ибо Ты еси истинный мир наш, и неразрывная любовь у живущих с Тобою, и царствуешь со Святым Духом, единый Бог во веки веков».
  • Благословение народа: «Благодать всемогущего Бога Отца, мир и любовь Господа нашего Иисуса Христа, и общение Святого Духа, да будет со всеми вами» (необычный парафраз последнего стиха Второго послания к коринфянам 2Кор. 13:13, служащего в литургиях византийского, и западно- и восточно-сирийского обрядов началом евхаристического канона; здесь это апостольское благословение предваряет целование мира и подчёркивает важность момента). «Предстоящие, подавайте мир»
  • Народ троекратно отвечает евангельской цитатой: «Мир оставляю вам, мир Мой даю Вам: не так, как мир даёт, Я даю вам (Ин. 14:27). Заповедь новую даю вам: да любите друг друга» (Ин. 13:34) (специфический только для мосарабского обряда возглас народа, не имеет параллелей в других известных обрядах)
  • Священник: «Давайте целование любви и мира, чтобы вам быть готовыми к принятию Святых Таин Божиих». Следует целование мира.

• Анафора
  • Dialogus, или вступительный диалог: Подойду я к жертвеннику Божию — К Богу, веселящему юность мою; Слух ко Господу — Имеем ко Господу; Горе сердца — Обращаем ко Господу; Богу и Господу нашему Иисусу Христу, Сыну Божию, сущему на небесах, воздадим достойные хвалы и достойные благодарения — Достойно и праведно есть.
  • Illatio — переменная, обычно довольно пространная молитва, соответствующая Префации (вместе с молитвой Post Sanctus и воспоминанием Тайной вечери это — пятая молитва Исидора Севильского)
  • Санктус с небольшими текстовыми отличиями. Согласно некоторым источникам к латинскому Санктусу добавляется воззвание на греч. яз.: «Hagios, Hagios, Hagios, Kyrie o Theos».
  • Post Sanctus (молитва после Санктуса) — переменная молитва различной длины.
  • Adesto, adesto Jesu — первая эпиклеза: «Буди, буди, Иисусе, благий Первосвященник, среди нас, как Ты был среди учеников Твоих, и освяти сие приношение, чтобы нам принять освящённое руками святого Ангела Твоего, святой Господи и Искупитель вечный». Данная молитва отсутствует во всех рукописных источниках, первый раз появляется в печатном Missale Mixtum 1500 г.
  • Enarratio Institutionis — Установление и Анамнесис, вместе со вступительным диалогом, гимном Sanctus и завершительным возгласом Te praestante являются неизменными частями мосарабской анафоры. Включает в себя повествование о Тайной вечере с установительными словами и попеременным возношением хлеба и чаши, с последующей цитатой из Первого послания к коринфянам: «Всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьёте чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет.» (1Кор. 11:26). Текст установительных слов отличается от Римского обряда.
  • Вторая эпиклеза: Oratio post Pridie — переменная молитва (шестая молитва Исидора Севильского), продолжающая анамнесис, но в ряде случаев схожая с византийской эпиклезой. Следует отметить, что прошение об освящении св. Даров может содержаться и в переменной молитве Post Sanctus.
  • Doxologia (заключительное славословие) — «По Твоему благоволению, святой Господи, так как Ты всё это весьма благое для нас, недостойных рабов Твоих, освящаешь, животворишь, благословляешь и доставляешь нам, да будет оно благословенно Тобой, Богом нашим, во веки веков».
  • Заключительное благословение народа.
• Народ поёт Символ веры (специфическая особенность мосарабского обряда: символ веры поётся не после чтений, как в римском обряде, и не перед анафорой, как в византийском, а после евхаристического канона; греческое слово Omoousion(«единосущный») оставлено без перевода). Текст символа веры значительно отличается от принятого на Востоке и Западе. Во время пения совершается преломление Тела Христова. Освящённый хлеб по одной из традиций преломляется на девять частей (по другой — на семь; это одно из главных литургических отличий толедской и кастильской традиций): в честь воспоминаемых событий из жизни Христа частицы называются «воплощение», «рождество», «обрезание», «богоявление», «страсти», «смерть», «воскресение», «слава» и «царство». Частицы выкладываются на патене крестом (первые пять по вертикали, последующие четыре по горизонтали)
• Переменная молитва перед «Отче наш» (седьмая молитва Исидора Севильского),
• Отче наш
• Соединение Тела и Крови Христовых: частица «царство» поднимается над чашей (священник трижды произносит при этом «Победил лев от колена Иудина, ветвь от корня Давидова», а народ также трижды отвечает «Сидящий на херувимах, ветвь от корня Давидова. Аллилуйя»), а затем погружается в чашу (римский «Agnus Dei» не поётся).
• Три переменных и одно неизменное («Милосердием Твоим, Боже наш, благословенный, и живущий, и все управляющий во веки веков») благословения народа — характерная черта, роднящая мосарабский обряд с галликанским.
• Причастие духовенства и народа. Во время причащения поётся Communio (причастен) «Responsum ad accedentes» на слова псалма 33 (в обычное время), в Великий пост и пасхальную неделю причастен изменяется.
• Заключительные благословения и благодарения.

Литургический год

Литургический год в мосарабском обряде, как и в римском и амвросианском, начинается в первое воскресенье Адвента. Подобно амвросианскому и исчезнувшему галликанскому, мосарабский Адвент насчитывает шесть воскресений, то есть на полных две недели больше римского и приближается по продолжительности к византийскому Рождественскому посту. Начало Адвента в мосарабском обряде приходится на первое воскресенье после дня святого Мартина (11 ноября).

Особенностью мосарабского обряда является дата праздника Благовещения — 18 декабря (определённое сходство с амвросианским обрядом, отмечающим Благовещение в шестое воскресение Адвента, то есть близко к указанной дате). Это число было установлено Десятым Толедским собором (656 год), так как традиционная для большинства литургических обрядов дата Благовещения (25 марта) выпадала на Великий пост или пасхальный период. Вторым названием этого праздника в мосарабском обряде является «Virginis de la O», связанное с неоднократным громким и продолжительным звуком «о», сопровождавшим пение гимнов праздничной вечерни. Это «о» выражало радость живущих на земле, пребывающих в аду умерших и ангелов на небесах о предстоящем Рождестве Христовом. Ещё одной нестандартной датой является праздник Усекновения главы Иоанна Предтечи, отмечаемый в мосарабском обряде 24 сентября. Под влиянием римского обряда миссал Хименеса (1500 год) содержит и привычные даты (25 марта и 29 августа) этих праздников, но бревиарий 1502 года сохранил традиционные мосарабские даты, так что мосарабский литургический год стал содержать два Благовещения и два Усекновения.

Богоявление (в мосарабском обряде носит, помимо стандартой Епифании, название Apparitio Domini) открывает цикл из девяти воскресений (они нумеруются, например: первое после Богоявления). Впрочем, этот цикл частично накладывается на Великий пост.

Великий пост в мосарабском обряде начинается, под влиянием римского обряда, в Пепельную среду, но последующее за этим днём воскресение, хоть и называется Dominica prima Quadragesima, ещё содержит на литургии и службах суточного круга пение «Аллилуйя». На вечерне этого воскресения поётся так называемая Alleluia Perenne — бесконечная Аллилуйя, указывающая, что только с этой вечерни в древности начинался пост.

Богослужения Страстной седмицы заимствованы, в основном, из римского обряда, но сохранились и ряд специфических особенностей. Так, в Пальмовое воскресение на литургии происходит Traditio Symboli (буквально, передача Символа веры) — огласительная беседа, ранее предшествовавшая крещению катехуменов. В Великую пятницу на девятом часе совершается покаянный чин, сопровождающийся неоднократными народными возгласами «Indulgentia!», напоминающий о древнем чине примирения кающихся с Церковью. На пасхальной литургии вместо римского Exultet поётся особый гимн.

Мосарабский литургический год содержит, помимо Адвента и Великого поста, четыре дополнительных поста: три дня перед Богоявлением (6 января), четыре — перед Пятидесятницей, по три — перед днями святого Киприана (13 сентября) и святого Мартина (11 ноября), причём все четыре сложились ещё до времени Исидора Севильского.

Литургия часов

Службы канонических часов в мосарабском обряде делятся на Ordo cathedralis (Церковный обряд) и Ordo monasticus (Монастырский обряд). Ordo cathedralis соответствует большим часам римского обряда и состоит из утрени (Officium matutinum) и вечерни (Officium vespertinum). Ordo monasticus включает в себя дневной час (третий, шестой и девятый) и повечерие. Названия Ordo cathedralis и Ordo monasticus связаны с тем, что утреня и вечерня исторически в мосарабском обряде служились во всех церквях, а малые часы только в монастырях.

Кроме того, мосарабский обряд существует в двух традициях, условно называемых кастильская (традиция A) и толедская (традиция B), и отличия между традициями мало касаются литургии, а проявляются, в основном, в последованиях литургии часов.

Утреня (Officium matutinum)

Характерная особенность утрени — наличие трёх различных чинопоследований для будних, воскресных и праздничных дней.

• Будние дни (Matutinum ferial)
  • Псалом 3
  • Мисса, особое для мосарабского обряда последование, состоящее из трёх псалмов, перемежаемых антифонами и молитвами
  • Респонсорий
  • Псалом 50
  • Стих из пророков (толедская традиция)
  • Псалом утрени
  • Благодарственный псалом и антифон
  • Чтение
  • Гимн
  • Песнопение утрени (Versus)
  • Дополнительная литания (толедская традиция)
  • Заключительная молитва
  • Отче наш
  • Молитвенное воззвание или благословение

• Воскресенья (Matutinum dominical)
  • Гимн Aeterne rerum conditor и антифон
  • Псалом 3 и антифон
  • Псалом 50 и антифон
  • Псалом 56 и антифон
  • Молитвенные воззвания из псалмов 3,50 и 56
  • Мисса (кастильская традиция)
  • Чтение
  • Респонсорий
  • Стих из пророков с антифоном и молитвой
  • Благословение
  • Песнопение (Sono)
  • Благодарственный псалом и антифон
  • Чтение из Писания
  • Te Deum
  • Песнопение утрени (Versus) (кастильская традиция) или дополнительная литания (толедская традиция)
  • Заключительная молитва
  • Молитвенное воззвание
  • Psallendum (соответствует римскому градуалу).
  • Молитва

• Праздники (Matutinum festivo)
  • Псалом 3 и антифон
  • Мисса (кастильская традиция)
  • Чтение из житий
  • Респонсорий
  • Молитва
  • Псалом 50 и антифон
  • Стих из пророков с антифоном и молитвой (толедская традиция)
  • Благословение
  • Песнопение (Sono)
  • Благодарственный псалом и антифон
  • Чтение из Писания
  • Гимн
  • Песнопение утрени (Versus) (кастильская традиция) или дополнительная литания (толедская традиция)
  • Заключительная молитва
  • Молитвенное воззвание или благословение
  • Psallendum
  • Молитва

Вечерня (Officium vespertinum)

Вечерня в мосарабском обряде сохранила древний обычай возжигания светильника в начале богослужения. В Древней Церкви в большинстве богослужебных обрядов вечерня всегда начиналась с внесения светильника в церковь или его возжигания. Обычай этот восходит к ветхозаветному вечернему зажжению светильника в скинии собрания.

• Обряд света
  • Зажжение светильника диаконом
  • Песнопение вечерни
  • Молитва (толедская традиция)
  • Песнопение (Sono)
• Псалмодия
  • Псалом с антифоном
  • Аллилуйя
  • Гимн
  • Песнопение вечерни (Versus) (кастильская традиция)
• Заключительные обряды
  • Дополнительная литания и Kyrie eleison
  • Заключительная молитва
  • Стих из пророков с антифоном и молитвой (толедская традиция)
  • Отче наш
  • Молитвенное воззвание (толедская традиция)
  • Благословение
• Процессия
  • Psallendum
  • Молитва

Ordo monasticus

Структура суточного богослужебного круга в мосарабских монастырях была следующей:

• Вечерня (Ad vesperum). После захода солнца.
• Повечерие (Ad nocturnos). В полночь.
• Утреня (Ad matutinum). На рассвете.
• Третий час. (Ad tertiam). 9 часов утра
• Шестой час. (Ad sextam). Полдень.
• Девятый час. (Ad nonam). 3 часа дня.

Три службы дневного часа и повечерие объединяются под названием Ordo monasticus, так как совершались только в монастырях.

• Дневной час
  • Кастильская традиция
    • Респонсорий
    • Три псалма с антифонами.
    • Песнопение часов (Preces)
    • Чтение
    • Гимн
    • Заключительная молитва
    • Отче наш
  • Толедская традиция
    • Чтение
    • Три псалма с антифонами.
    • Респонсорий
    • Аллилуйя
    • Песнопение часов (Preces)
    • Гимн
    • Заключительная молитва
    • Отче наш

• Повечерие (Ad nocturnos)
  • Три псалма с единым антифоном.
  • Три миссы с респонсорием.
  • Чтение из Ветхого Завета
  • Чтение из Нового Завета
  • Аллилуйя
  • Гимн
  • Песнопение повечерия (Clamores)
  • Suplicatio. Песнопение в форме респонсория покаянного характера.
  • Заключительная молитва
  • Отче наш
  • Благословение
  • Miserationes. Песнопение в форме респонсория
  • Молитва

Литература

• Католическая энциклопедия. Т.3. М.:2007
• Кунцлер, Михаэль. Литургия Церкви = Die Liturgie der Kirche. — Христианская Россия, 2001. — Т. 2. — ISBN 5-94270-013-3.
• Собрание древних литургий восточных и западных. Анафора: евхаристическая молитва. — Москва: Даръ, 2007. — С. 610-653. — 1024 с. — ISBN 978-5-485-00134-6.

Ссылки

• [toletanus.ru Русскоязычный сайт, посвященный мосарабскому обряду (главные статьи на английском)]
• [www.catedralprimada.es/prenotandos_introduccion/ Мосарабский обряд (история, чин мессы, расписание служб) на сайте собора Толедо  (исп.)]
• [www.architoledo.org/Liturgia/mozarabe.htm Мосарабский обряд на сайте архиепархии Толедо  (исп.)]
• [www.archimadrid.es/sanisidro/mozarabe.htm Евхаристическая литургия мосарабского обряда на сайте архиепархии Мадрида  (исп.)]
• [usuarios.multimania.es/sinelabe/index-0.htm Сборник материалов о мосарабском обряде  (исп.)]

Отрывок, характеризующий Мосарабский обряд

– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.


В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.