Мосгаз (телесериал)
Поделись знанием:
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.
Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
| МосГаз | |
 Промоплакат к сериалу на телеканале Интер | |
| Жанр | |
|---|---|
| В ролях |
Андрей Смоляков |
| Композитор |
Антон Шварц |
| Страна | |
| Количество сезонов |
1 |
| Количество серий |
8 |
| Производство | |
| Продюсер | |
| Режиссёр | |
| Оператор |
Алексей Фёдоров |
| Сценарист | |
| Место съёмок | |
| Хронометраж |
~40-50 |
| Студия |
Мосфильм |
| Трансляция | |
| Телеканал | |
| На экранах | |
| Формат видео |
16:9 |
| Формат звука |
Dolby Surround 2.0 |
| Ссылки | |
|
[www.1tv.ru/cinema/fi=7814 Официальный сайт] | |
| IMDb | |
«МосГаз» — российский 8-серийный телесериал Андрея Малюкова, отдалённо основанный на пяти преступлениях, совершённых в Москве Владимиром Ионесяном в период с декабря 1963 по январь 1964 годов. Съёмки прошли весной 2012 года в Тутаеве, Ярославле и Москве. Первый показ сериала состоялся на украинском телеканале Интер 8 октября 2012 года[1], в России премьера состоялась на Первом Канале 29 октября 2012 года[2].
В 2014 году сериал был награждён премией «Золотой орёл» в номинации Лучший телефильм или мини-сериал (до 10 серий включительно). Сериал является первым в серии детективов о майоре Черкасове и имеет три вольных сиквела: снятый в 2014 году «Палач» (основанный на истории Антонины Макаровой), в 2015 году — «Паук»[3] (основанный на истории братьев Калачян) и в 2016 году — «Шакал»[4].
Сюжет
1 декабря 1962 года Никита Хрущёв посещает выставку художников-авангардистов в Манеже и обрушивает волну резкой критики на молодого амбициозного художника Стаса Шелеста. Через некоторое время некто убивает мальчика Серёжу Чеботаря. Делом занимаются майор Иван Черкасов и лейтенант-криминалист Соня Тимофеева, которым с помощью единственного свидетеля — друга Серёжи Славика Карпухина, — удаётся составить приблизительный портрет убийцы: мужчина в очках, тёмном пальто, ушанке, с бородой и усами. В квартиры он проникает, говоря «МосГаз. Откройте».
В конечном итоге улики и подозрения выводят Черкасова и Соню на Стаса Шелеста (который, по совместительству, друг Сони), и его друзей-актёров, один из которых, Влад Вихров, влюбляется в Соню, но погибнут ещё восемь человек, прежде чем настоящий убийца наконец раскроет себя.
Актёры
- Андрей Смоляков — майор милиции (серии 1-5 и 8), капитан милиции (серии 5-7 серии) Иван Петрович Черкасов
- Марина Александрова — младший лейтенант милиции Соня Тимофеева (прототип — Софья Файнштейн)
- Агния Кузнецова — Наташа Строева
- Максим Матвеев — Владислав Георгиевич Вихров (прототип — Владимир Ионесян)
- Светлана Ходченкова — Ирина Викторовна Лаврова (прототип — Алевтина Дмитриева)
- Юрий Чурсин — Станислав Петрович Шелест (Нилин)
- Екатерина Климова — Вера
- Александр Дробитько — Слава Карпухин (прототип — Артём Фролов)
- Даниэла Стоянович — Маргарита Семёновна Карпухина
- Анатолий Кузнецов — генерал Анатолий Тимофеев, дед Сони
- Роман Мадянов — Эдуард Максимович Самойленко
- Алексей Бардуков — старший лейтенант Алексей Гаркуша
- Юрий Тарасов — майор Никита Пожидаев
- Луиза Мосендз — эксперт Зинаида Васильевна Кац
- Семён Трескунов — Серёжа Чеботарь (прототип — Константин Соболев)
- Владислав Ветров — Игорь Чеботарь
- Евгения Дмитриева — Алевтина Матвеевна Чеботарь
- Владимир Юматов — журналист Григорий Михайлович Чудовский
- Анатолий Гущин — оперативник Василий Пермяк
- Алина Ольшанская — Потапова
- Борис Каморзин — Перетягин
- Игорь Савочкин — Николай Агеев
- Вадим Андреев — полковник Фёдор Григорьевич Саблин, начальник Черкасова, бывший фронтовик
- Даниил Кокин — Цепляев «Костыль»
- Сергей Лосев — Никита Хрущёв (озвучивание Сергей Безруков)
- Алефтина Евдокимова — Кира Ильинична, мать первой жены Черкасова
- Вячеслав Чепурченко — Юрков, сержант
Критика
Хотя промореклама сериала в первую очередь ссылалась на Ионесяна, сам сериал является очень вольным изложением реальных событий и заимствует крайне мало реальных деталей из дела Ионесяна. Сценаристка Зоя Кудря объяснила расхождения так:
|
Да, за основу сюжета сериала «МосГаз» взята реальная история, когда в столице стал действовать первый в истории нашего государства серийный маньяк. Ну а дальше всё — выдумка. У меня была жёсткая установка для продюсера сериала Дениса Евстигнеева. Писать восемь серий про какого-то идиота, который размахивает топориком и тащит из дома какие-то тренировочные штаны, не буду. Человек был неадекватен и за 20 копеек убивал людей. Поэтому к реальному маньяку Ионесяну наша история не имеет прямого отношения[5]. | 
|
Согласно газете «Собеседник», авторы сериала решили показать историю не об Ионесяне и его преступлениях, а о времени, когда это происходило, и поэтому образ «Мосгаза» в сериале во многом романтизирован, а само сочетание «Мосгаз-Ионесян» было использовано для пиара[6].
Предположительно, всех сотрудников МУРа, которые занимались делом Ионесяна, на момент премьеры сериала уже не было в живых[7] (криминалист Софья Файнштейн, которая создавала фоторобот Ионесяна, умерла за полгода до премьеры 25 мая 2012 года[8]). Руководитель пресс-группы МУРа Алексей Бахромеев заявил, что сюжет полностью «высосан из пальца», отметив, что сумел посмотреть только полторы серии, и что авторы сериала официально за консультацией в МУР не обращались[7].
Показ
Официально сериал имеет 8 серий — 6 от 40 до 50-ти минутных и две серии (1-я и 8-я) продолжительностью более 80 минут. На телеканале Интер сериал шёл в течение четырёх дней с 8 октября по 11 октября 2012 года: в первый день была показана 1-я серия, во второй — 2-я и 3-я серии, в третий — 4-я, 5-я и 6-я, в четвёртый — 7-я и 8-я[1]. При показе на Первом Канале сериал шёл в течение 5 дней с 29 октября по 2 ноября 2012 года, так как первые семь 40-минутных серий были смонтированы в 4 серии по 120 минут приблизительно[2].
Интересные факты
- Идея тряпичной куклы, с которой из-за болезненной привязанности не расставался Вихров (маньяк-убийца), почти полностью пересказана в одной из новелл киноальманаха 1945 года «Глубокой ночью».
- Во второй серии на 20 минуте звучит песня из фильма «Я шагаю по Москве» в исполнении Никиты Михалкова. Поскольку сам фильм вышел 11 апреля 1964 года, то эта песня в декабре 1962 года, когда происходит действие сериала, вряд ли могла звучать.
- В одном из интервью Зоя Кудря призналась, что разработала персонаж Черкасова по аналогии с Глебом Жегловым из фильма «Место встречи изменить нельзя». На эту роль также пробовался Александр Балуев.
Напишите отзыв о статье "Мосгаз (телесериал)"
Примечания
- ↑ 1 2 [inter.ua/ru/news/2012/10/03/4916 История первого советского серийного маньяка - в сериале "Мосгаз"] (рус.). Iнтер (3 октября 2012). Проверено 4 ноября 2012. [www.webcitation.org/6DH9f7kCv Архивировано из первоисточника 29 декабря 2012].
- ↑ 1 2 [www.1tv.ru/cinema/fi7814/sn1 Мосгаз] (рус.). Первый Канал (29 Октября 2012). Проверено 4 ноября 2012. [www.webcitation.org/6DH9SVsd9 Архивировано из первоисточника 29 декабря 2012].
- ↑ Елена Костомарова. [www.aif.ru/culture/movie/novyi_serial_Palach_na_pervom_kanale Сериал «Палач»: по следам Тоньки-пулемётчицы] (рус.). Аргументы и Факты (12 января 2015). Проверено 16 января 2015.
- ↑ Егор Арефьев. [www.kp.ru/daily/26486.4/3355604/ Кризис «Шакалу» не помеха] (рус.). Комсомольская правда (28 января 2016). Проверено 19 апреля 2016.
- ↑ Татьяна Кондратьева. [komsomolka.com/daily/25974.5/2910064/ В СССР тоже были серийные убийцы] (рус.). Комсомольская Правда (28 Октября 2012). Проверено 4 ноября 2012. [www.webcitation.org/6DH9Vi5ka Архивировано из первоисточника 29 декабря 2012].
- ↑ Ольга Сабурова. [sobesednik.ru/incident/20121031-serial-mosgaz-pervyi-kanal-obmanyvaet-zritelya Сериал «Мосгаз»: Первый канал и уловка для зрителя] (рус.). Собеседник (31 октября 2012). Проверено 4 ноября 2012. [www.webcitation.org/6DH9ZMx6s Архивировано из первоисточника 29 декабря 2012].
- ↑ 1 2 Евгения Коробкова, Елена Мотренко. [www.vmdaily.ru/news/2012/11/04/sotrudniki-mura-o-seriale-mosgaz-iz-paltsa-visosano-vse-ochen-dolgo-i-mutno-169347.html Сотрудники МУРа о сериале «Мосгаз»: Из пальца высосано – все очень долго и мутно] (рус.). Вечерняя Москва (4 ноября 2012). Проверено 3 марта 2013. [www.webcitation.org/6FAObNE9Q Архивировано из первоисточника 16 марта 2013].
- ↑ Совет ветеранов, сотрудники и слушатели ЦПП ГУ МВД России по г. Москве. [petrovka-38.com/nums/7209.htm НЕКРОЛОГ СОФЬЯ ИСААКОВНА] (рус.). Петровка 38. Проверено 3 марта 2013. [www.webcitation.org/6FAOevPKm Архивировано из первоисточника 16 марта 2013].
Ссылки
- [inter.ua/ru/news/2012/10/03/4916 Сериал «Мосгаз» на канале Интер]
- [www.1tv.ru/cinema/fi7814/sn1 Сериал «Мосгаз» на Первом Канале]
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Мосгаз (телесериал)
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.
Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
