Москва 1925 (шахматный турнир)
Поделись знанием:
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Москва 1925 — 1-й московский международный шахматный турнир проходивший с 10 ноября по 8 декабря в «Фонтанном зале» 2-го Дома Советов (ныне гостиница «Метрополь»). Проводился по специальному решению СНК СССР с целью развития шахмат и всемерного их распространения среди трудящихся. В турнире приняло участие 21 шахматиста: 10 советских шахматистов (занявшие 1-8-е места в 4-м чемпионате СССР и 2 персонально приглашённых) и 11 иностранных мастеров, в том числе чемпион мира X. Р. Капабланка и экс-чемпион мира Эм. Ласкер.
Большинство советских шахматистов впервые участвовали в столь сильном по составу турнире, но выступили успешно. Уверенно и ровно провёл турнир чемпион СССР 1924 и 1925 Е. Боголюбов, который занял 1-е место — 15½ очков, опередив на 1½ очка Э. Ласкера и набрав против иностранных шахматистов 7½ очков из 11 (+6 −2 =3); 3-е место у Х. Р. Капабланки — 13½ очков. Советским шахматистам удалось выиграть ряд партий у иностранных мастеров: А. Ильин-Женевский победил Х. Р. Капабланку, Ф. Маршалла и Р. Шпильмана; Б. Верлинский — Х. Р. Капабланку, Р. Шпильмана и А. Рубинштейна; Г. Левенфиш — Э Ласкера; П. Романовский — К. Торре и Э. Грюнфельда. Турнир показал, что лучшие советские шахматисты приблизились по силе игры к ведущим мастерам мира.
Во время турнира кинорежиссёр В. Пудовкин снял фильм «Шахматная горячка», в котором одну из ролей сыграл Х. Р. Капабланка.
Содержание
Расписание турнира
- 8 ноября — сеанс одновременной игры в Москве на 30 досках с Х. Р. Капабланкой (+18 −1 =11 в пользу чемпиона; продолжительность около 7 часов)
- 9 ноября — торжественное открытие
- 10 ноября — 1-й тур
- 11 ноября — 2-й тур
- 12 ноября — 3-й тур
- 13 ноября — 4-й тур
- 15 ноября — 5-й тур
- 16 ноября — 6-й тур
- 17 ноября — 1-й день доигрывания неоконченных партий
- 18 ноября — 7-й тур
- 19 ноября — 8-й тур
- 20 ноября — сеанс одновременной игры в Ленинграде на 30 досках с Х. Р. Капабланкой (+18 −4 =8 в пользу чемпиона; одним из выигравших у Капабланки был будущий чемпион мира М.Ботвинник)
- 21 ноября — 9-й тур
- 22 ноября — 10-й тур
- 23 ноября — 11-й тур
- 24 ноября — 2-й день доигрывания неоконченных партий
- 25 ноября — 12-й тур
- 26 ноября — 13-й тур
- 28 ноября — 14-й тур
- 29 ноября — 15-й тур
- 30 ноября — 16-й тур
- 1 декабря — 3-й день доигрывания неоконченных партий
- 2 декабря — 17-й тур
- 3 декабря — 18-й тур
- 5 декабря — 19-й тур
Призы за красоту
- 1-й приз получил Х. Р. Капабланка (партия против Н. Зубарева) [www.chessgames.com/perl/chessgame?gid=1100093],
- 2-й — Р. Рети (против П. Романовского) [www.chessgames.com/perl/chessgame?gid=1019294],
- 3-й — Х. Р. Капабланка (против Ф. Дуз-Хотимирского) [www.chessgames.com/perl/chessgame?gid=1039902],
- 4-й — П. Романовский (против К. Торре) [www.chessgames.com/perl/chessgame?gid=1100068].
Примечательные партии
Х.-Р. Капабланка - А. Ильин-Женевский
| a | b | c | d | e | f | g | h | ||
| 8 |             | 8 | |||||||
| 7 | 7 | ||||||||
| 6 | 6 | ||||||||
| 5 | 5 | ||||||||
| 4 | 4 | ||||||||
| 3 | 3 | ||||||||
| 2 | 2 | ||||||||
| 1 | 1 | ||||||||
| a | b | c | d | e | f | g | h | ||
Позиция после 31-го хода белых
1. e4 c5 2. Кc3 Кc6 3. g3 g6 4. Сg2 Сg7 5. Кge2 d6 6. d3 Кf6 7. 0-0 0-0 8. h3 a6 9. Сe3 Сd7 10. Фd2 Лe8 11. Кd1 Лc8 12. c3 Фa5 13. g4 Лed8 14. f4 Сe8 15. g5 Кd7 16. f5 b5 17. Кf4 b4 18. f6 Сf8 19. Кf2 bc 20. bc e6 21. h4 Лb8 22. h5 Лb6 23. hg hg 24. Кd1 Кde5 25. Фf2 Кg4 26. Фh4 Кce5 27. d4? К:e3 28. К:e3 Ф:c3! 29. de Ф:e3+ 30. Крh1 de 31. Лf3 (см. диаграмму)
31... ef!! 32. Л:e3 fe 33. Фe1 Лb2! 34. Ф:e3 Лdd2 35. Сf3 c4 36. a3 Сd6 37. Фa7 c3, 0 : 1
Таблица турнира
| № | Участник | Страна | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | + | − | = | Очки | Место | |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Боголюбов, Ефим |  СССР
|
|
½ | 0 | ½ | 1 | 1 | 0 | ½ | 1 | 1 | ½ | ½ | 1 | 1 | 1 | 1 | 1 | 1 | 1 | 1 | 1 | 13 | 2 | 5 | 15½ | 1 | |
| 2 | Ласкер, Эмануил |  Германия
|
½ |
|
½ | 1 | 0 | ½ | ½ | 1 | ½ | 1 | 1 | 1 | 1 | 1 | 0 | ½ | 1 | ½ | ½ | 1 | 1 | 10 | 2 | 8 | 14 | 2 | |
| 3 | Капабланка, Хосе Рауль |  Куба
|
1 | ½ |
|
1 | ½ | 1 | ½ | ½ | ½ | 0 | 1 | ½ | ½ | 0 | ½ | ½ | 1 | 1 | 1 | 1 | 1 | 9 | 2 | 9 | 13½ | 3 | |
| 4 | Маршалл, Фрэнк Джеймс |  США
|
½ | 0 | 0 |
|
0 | ½ | 1 | 1 | ½ | 0 | 1 | 1 | 1 | 1 | 1 | 1 | ½ | ½ | 0 | 1 | 1 | 10 | 5 | 5 | 12½ | 4 | |
| 5 | Торре, Карлос |  Мексика
|
0 | 1 | ½ | 1 |
|
½ | ½ | 0 | ½ | ½ | 0 | ½ | ½ | 1 | 1 | ½ | 0 | 1 | 1 | 1 | 1 | 8 | 4 | 8 | 12 | 5-6 | |
| 6 | Тартаковер, Савелий |  Польша
|
0 | ½ | 0 | ½ | ½ |
|
1 | ½ | ½ | ½ | ½ | 1 | 1 | 1 | ½ | 1 | 1 | ½ | ½ | ½ | ½ | 6 | 2 | 12 | 12 | 5-6 | |
| 7 | Рети, Рихард |  Чехословакия
|
1 | ½ | ½ | 0 | ½ | 0 |
|
1 | 0 | 1 | 1 | ½ | 0 | ½ | ½ | 1 | 1 | 1 | ½ | ½ | ½ | 7 | 4 | 9 | 11½ | 7-8 | |
| 8 | Романовский, Пётр | СССР
|
½ | 0 | ½ | 0 | 1 | ½ | 0 |
|
1 | 0 | ½ | 0 | 0 | 1 | 1 | 1 | 1 | 1 | ½ | 1 | 1 | 9 | 6 | 5 | 11½ | 7-8 | |
| 9 | Грюнфельд, Эрнст |  Австрия
|
0 | ½ | ½ | ½ | ½ | ½ | 1 | 0 |
|
1 | ½ | 0 | ½ | ½ | ½ | 1 | 1 | ½ | ½ | ½ | ½ | 4 | 3 | 13 | 10½ | 9-10 | |
| 10 | Ильин-Женевский, Александр | СССР
|
0 | 0 | 1 | 1 | ½ | ½ | 0 | 1 | 0 |
|
½ | ½ | 1 | 0 | 0 | ½ | 1 | ½ | ½ | 1 | 1 | 7 | 6 | 7 | 10½ | 9-10 | |
| 11 | Богатырчук, Фёдор | СССР
|
½ | 0 | 0 | 0 | 1 | ½ | 0 | ½ | ½ | ½ |
|
1 | ½ | ½ | ½ | 1 | ½ | ½ | ½ | ½ | 1 | 4 | 4 | 12 | 10 | 11 | |
| 12 | Рубинштейн, Акиба | Польша
|
½ | 0 | ½ | 0 | ½ | 0 | ½ | 1 | 1 | ½ | 0 |
|
0 | 0 | 1 | 0 | 0 | 1 | 1 | 1 | 1 | 7 | 8 | 5 | 9½ | 12-14 | |
| 13 | Шпильман, Рудольф | Австрия
|
0 | 0 | ½ | 0 | ½ | 0 | 1 | 1 | ½ | 0 | ½ | 1 |
|
0 | 1 | ½ | ½ | ½ | 1 | 0 | 1 | 6 | 7 | 7 | 9½ | 12-14 | |
| 14 | Верлинский, Борис | СССР
|
0 | 0 | 1 | 0 | 0 | 0 | ½ | 0 | ½ | 1 | ½ | 1 | 1 |
|
1 | ½ | 0 | ½ | 1 | 1 | 0 | 7 | 8 | 5 | 9½ | 12-14 | |
| 15 | Левенфиш, Григорий | СССР
|
0 | 1 | ½ | 0 | 0 | ½ | ½ | 0 | ½ | 1 | ½ | 0 | 0 | 0 |
|
1 | 1 | ½ | ½ | 1 | ½ | 5 | 7 | 8 | 9 | 15 | |
| 16 | Рабинович, Илья | СССР
|
0 | ½ | ½ | 0 | ½ | 0 | 0 | 0 | 0 | ½ | 0 | 1 | ½ | ½ | 0 |
|
1 | 1 | ½ | 1 | 1 | 5 | 8 | 7 | 8½ | 16 | |
| 17 | Ейтс, Фредерик |  Англия
|
0 | 0 | 0 | ½ | 1 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | ½ | 1 | ½ | 1 | 0 | 0 |
|
½ | 1 | 0 | 1 | 5 | 11 | 4 | 7 | 17 | |
| 18 | Готгильф, Соломон | СССР
|
0 | ½ | 0 | ½ | 0 | ½ | 0 | 0 | ½ | ½ | ½ | 0 | ½ | ½ | ½ | 0 | ½ |
|
1 | 0 | ½ | 1 | 8 | 11 | 6½ | 18-19 | |
| 19 | Земиш, Фридрих | Германия
|
0 | ½ | 0 | 1 | 0 | ½ | ½ | ½ | ½ | ½ | ½ | 0 | 0 | 0 | ½ | ½ | 0 | 0 |
|
1 | 0 | 2 | 9 | 9 | 6½ | 18-19 | |
| 20 | Дуз-Хотимирский, Фёдор | СССР
|
0 | 0 | 0 | 0 | 0 | ½ | ½ | 0 | ½ | 0 | ½ | 0 | 1 | 0 | 0 | 0 | 1 | 1 | 0 |
|
1 | 4 | 12 | 4 | 6 | 20 | |
| 21 | Зубарев, Николай | СССР
|
0 | 0 | 0 | 0 | 0 | ½ | ½ | 0 | ½ | 0 | 0 | 0 | 0 | 1 | ½ | 0 | 0 | ½ | 1 | 0 |
|
2 | 13 | 5 | 4½ | 21 |
Напишите отзыв о статье "Москва 1925 (шахматный турнир)"
Литература
- Шахматы и шашки в рабочем клубе «64», издательство: ВЦСПС, Москва, 1925, № 21, С. 1—10 (с первого по четвёртый тур);
- Шахматы и шашки в рабочем клубе «64», издательство: ВЦСПС, Москва, 1925, № 22, С. 1—12 (с пятого по девятый тур);
- Шахматы и шашки в рабочем клубе «64», издательство: ВЦСПС, Москва, 1925, № 23, С. 1—13 (с десятого по четырнадцатый тур);
- Шахматы и шашки в рабочем клубе «64», издательство: ВЦСПС, Москва, 1925, № 24, С. 7—24 (с пятнадцатого по девятнадцатый тур);
- Н.И.Греков «История шахматных состязаний», 2-е издание, Физкультура и туризм, Москва, 1937. С. 108—110.
- Шахматы : энциклопедический словарь / гл. ред. А. Е. Карпов. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — С. 294, 560. — 624 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-85270-005-3.
См. также
Ссылки
- [www.pgnmentor.com/events/Moscow1925/ Партии турнира на сайте pgnmentor.com]
Отрывок, характеризующий Москва 1925 (шахматный турнир)
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
