Москвин, Пётр Павлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Пётр Па́влович Москви́н (1871 — 6 октября 1948, Ашхабад) — один из основоположников лёгкой атлетики и хоккея с мячом в России.

Заслуженный мастер спорта (1945).



Биография

В 1888 году, когда Петру было 17 лет, он с родителями отдыхал на даче в Тярлево, близ Санкт-Петербурга. Вместе с товарищами он играл в городки и лапту, а 6 августа у них прошли состязания в беге на 4 версты, на которых вручались призы, купленные на собранные по подписке деньги. Это были первые в России соревнования по лёгкой атлетике. Тогда же по инициативе Москвина был создан «Тярлевский кружок любителей спорта» — первая в России организация легкоатлетов.

Члены кружка не прекратили занятия бегом и по возвращении в Петербург. 15 июля 1896 года был официально зарегистрирован «Санкт-Петербургский кружок любителей спорта»; его председателем стал А. П. Лебедев (благодаря усилиям которого удалось зарегистрировать кружок), а товарищем (заместителем) председателя — Москвин.

Постепенно в кружке начали развиваться и другие виды спорта. В 1897 году Москвин адаптировал правила футбола к русскому хоккею; эти правила применялись в России почти в неизменном виде более пятидесяти лет.

Когда в 1900 году началась официальная регистрация рекордов России по лёгкой атлетике, в таблицу рекордов вошли в беге на 100 м — результат Москвина (12,6 с), а в беге на 400 м — результат тренировавшегося у него В. Васильева (выступал под псевдонимом В. Волин).

Пётр Москвин работал служащим Русского торгово-промышленного банка.

Это был энергичный, деятельный, подвижный человек, небольшого роста, с густыми чёрными усами и такими же чёрными всегда весёлыми глазами. Он держался настолько приветливо и дружески, что вскоре после знакомства с ним каждому невольно думалось, что именно он заслужил его глубочайшую и исключительную симпатию.

— так описывал Москвина Н. А. Панин-Коломенкин.[1]

После революции 1917 года Москвин воссоздавал лёгкую атлетику в Советской России: он организовал и возглавил в Ленинграде Секцию [Федерацию] лёгкой атлетики, разработал основы правил соревнований и судейства и был одним из организаторов регулярных чемпионатов страны по лёгкой атлетике. Преподавал в Ленинградском институте физической культуры имени П. Ф. Лесгафта, работал в Спорткомитете Ленинграда.[2]

Пётр Москвин погиб во время Ашхабадского землетрясения 1948 года.

Напишите отзыв о статье "Москвин, Пётр Павлович"

Литература, ссылки

  1. Сергей Глезеров. [replay.waybackmachine.org/20081211053518/atlant.ru/sport/articles/sport_archive/1102001052120/index.php Пётр Москвин и «тярлевские спортсмены»]
  2. [lesgaft.works.spb.ru/staff/994 Москвин, Пётр Павлович] в Зале славы НГУ имени П. Ф. Лесгафта
  • Евгений Чен. [www.blackpantera.ru/communication/blog/legkaja-atletika/1053.php Развитие лёгкой атлетики в России]. Проверено 28 октября 2012. [www.webcitation.org/6CN9RBFbX Архивировано из первоисточника 22 ноября 2012].
  • Сергей Глезеров. [replay.waybackmachine.org/20081211053518/atlant.ru/sport/articles/sport_archive/1102001052120/index.php Пётр Москвин и «тярлевские спортсмены»] // «Спорт Бизнес Маркет». — № 4, 2001

Отрывок, характеризующий Москвин, Пётр Павлович

Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.